Запахло прохладой, сыростью приближающейся ночи. Мимо прогудел майский жук. Замолчали кузнечики.
- Скоро вылетят совы, - сказал Шишак. - Побежали обратно.
В это мгновение со стороны темного поля до них донесся топот. Топот приблизился, и кролики увидели белый кончик мелькнувшего хвоста. Они стремглав бросились ко рву. Теперь, когда ров и впрямь понадобился, он показался намного уже, чем раньше. Только в одном конце хватало места, чтобы развернуться, но не успели приятели там устроиться, как прямо им на головы слетели еще Плющик с Одуванчиком.
- Что там такое? - спросил Орех. - Что вы услышали?
- Кто-то бежит к изгороди, - откликнулся Плющик. - Какой-то зверь. Ну и шуму же от него.
- Заметил, кто это?
- Нет. И запаха не почуял. Ветра нет. Но слышал прекрасно.
- Я тоже, - сказал Одуванчик. - Это кто-то большой - как крупный кролик. Мне показалось, что хоть он и шумит, но все же старается не показываться.
- Неужто «хомба»?
- Нет, уж ее-то запах мы бы почуяли, - сказал Шишак, - с ветром или без ветра. Судя по вашим словам, это очень похоже на кошку. Только бы не горностай. «Хей, хей, ты, эмблерный храйр!» Вот пакость! Придется немного посидеть тихонько. Но если он нас заметит, приготовьтесь удирать.
Кролики ждали. Быстро стемнело. Над головами сквозь летнюю зелень пробивался лишь слабенький свет. Дальний конец рва так зарос, что сквозь траву ничего не было видно, но над головой в прорезях листьев кролики видели кусочек неба, теперь ставшего темно-синим. Время шло, и, словно на стеблях бутня, зажигались звезды. Мерцание звезд было слабым, неровным, как легонький ветерок. Наконец Орех оторвал от них взгляд.
- Что ж, попробуем устроиться на ночлег, - сказал он. - Ночь теплая. Кого бы там ни носило, лучше уж не рисковать.
- Ну-ка, ну-ка, - прошептал Одуванчик. - Что это?
Сначала Орех ничего не расслышал. Потом уловил далекий, но отчетливый звук - кто-то то ли стонал, то ли плакал, прерывисто, робко. И хотя этот звук даже близко не походил на охотничий клич элиля, все же Орех обомлел от страха. Но едва он успел навострить уши, плач прекратился.
- Фрит небесный! Кто это? - прошептал Шишак, и «шапочка» его встала дыбом.
- Может, кошка? - предположил Плющик, широко распахнув глаза.
- Это не кошка! - ответил Шишак, губы его раздвинулись, застыв в невообразимой гримасе. - Это не кошка! Это… Вы что, не поняли? Вам… - Он замолчал. Потом сказал очень тихо: - Вам что, матери в детстве не говорили?
- Нет! - воскликнул Одуванчик. - Нет! Это какая-то птица… или раненая крыса…
Шишак встал. Спина его выгнулась, подбородок прижался к напрягшейся шее.
- Это Черный Кролик Инле, - прошептал он. - Кто еще может стонать в таком месте?
- Нельзя так говорить! - оборвал его Орех. Он чувствовал, что сам задрожал от страха, и потому покрепче уперся ногами в стенки рва.
Неожиданно звук повторился ближе - теперь его услышали все. Рядом и впрямь плакал кролик, но в это едва можно было поверить. Его голос словно летел в холодном пространстве потемневшего неба - таким неземным и одиноким показался он нашим приятелям. Сначала раздался просто стон. Потом ясный, отчетливый вопль, который услышал каждый.
- Зорн! Зорн! - вскрикивал страшный пронзительный голос. - Нет никого! О, зорн!
Одуванчик захныкал. Шишак попытался зарыться в землю.
- Прекрати! - зашипел на него Орех. - Перестань, все в меня летит! Я хочу послушать.
В этот момент голос отчетливо произнес:
- Тлайли! О, Тлайли!
При этих словах кролики едва не кинулись прочь от ужаса. Они замерли. Шишак, с неподвижным, застывшим взглядом, попытался было выбраться изо рва.
- Надо идти, - бормотал он заплетающимся языком, и Орех с трудом понял, что он говорит. - Когда он зовет, надо идти.
Орех испугался так, что почти ничего не соображал. И как на берегу речки Энборн, перестал отличать сон от яви. Кто - или что - зовет Шишака? Если это живой кролик, откуда он знает имя? В голове оставалась одна только мысль: отпускать сейчас Шишака - испуганного, беспомощного - никак нельзя. Орех прижал Шишака лапами к стенке канавы.
- Сиди смирно, - задыхаясь, сказал он. - Я сам пойду, посмотрю, кто там тебя зовет. - Ноги едва не отказали ему, когда он, оттолкнувшись, выскочил изо рва.
Несколько минут Орех ничего не видел; пахло, как и прежде, росой и бузинным цветом, и наш смельчак провел по траве носом. Он выпрямился, осмотрелся. Поблизости никого.
- Кто здесь? - сказал он.
Никто не отозвался. Орех решил было задать вопрос снова, как вдруг тот же голос проплакал:
- Зорн! О, зорн!
Голос шел от изгороди на краю поля. Орех обернулся на звук и почти сразу под листьями тсуги различил тень скорчившегося кролика. Он приблизился и спросил:
- Ты кто?
Ответа не последовало. Орех не знал, что и делать, как вдруг почувствовал рядом с собой легкое движение.
- Это я, Орех, - не сказал, а выдохнул Одуванчик.
Вместе они подобрались к изгороди. Чужак не шелохнулся. При слабом свете звезд приятели увидели обыкновенного кролика - такого же настоящего, как и они сами. Кролик совсем выбился из сил а задние ноги его и крестец распластались на земле, словно парализованные. Кролик дико повел расширившимися, ничего не видящими глазами и, не находя ни в чем и ни в ком избавления от страха, с самым жалким видом принялся лизать разорванное, кровоточащее ухо, свисающее прямо ему на глаза. Вдруг он вскрикнул и застонал, словно призывал всю Тысячу Недругов явиться и избавить его от страшного бремени - от жизни на этой земле.
Это был Падуб, Капитан Сэндлфордской Ауслы.
20.
МЫШЬ И «УЛЕЙ»
У него было лицо человека, одолевшего тяжкий путь.
«Сказание о Гилъгамеше»
В Сэндлфордском кроличьем городке Падуб был фигурой значительной. Ему доверял сам Треарах и не раз посылал Падуба выполнить поручение, где требовалось настоящее мужество. Так, в начале весны в соседнем лесочке появилась лиса, и Капитан, прихватив с собой парочку добровольцев, несколько дней не спускал с нее глаз и докладывал Старшине о каждом ее передвижении до тех пор, пока однажды вечером лиса не исчезла так же неожиданно, как и появилась. Капитан не терпел капризов, знал, что такое долг, и никогда им не пренебрегал. Крепкий, неприхотливый, добросовестный, немножко - с кроличьей точки зрения - жестковатый, он был прирожденным исполнителем. Тогда и речи идти не могло, чтобы попробовать уговорить его уйти из городка вместе с Пятиком и Орехом. Потому появление Падуба возле Уотершипского холма просто ошеломило приятелей. Мысль же о том, что Падуб может дойти до такого жалкого состояния, никому даже в голову не приходила.
И, признав в бедолаге под кустиком Капитана Ауслы, Орех с Одуванчиком тупо смотрели на него, словно увидели вдруг под землей беличью нору или ручей, который взял да и побежал вверх по холму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
- Скоро вылетят совы, - сказал Шишак. - Побежали обратно.
В это мгновение со стороны темного поля до них донесся топот. Топот приблизился, и кролики увидели белый кончик мелькнувшего хвоста. Они стремглав бросились ко рву. Теперь, когда ров и впрямь понадобился, он показался намного уже, чем раньше. Только в одном конце хватало места, чтобы развернуться, но не успели приятели там устроиться, как прямо им на головы слетели еще Плющик с Одуванчиком.
- Что там такое? - спросил Орех. - Что вы услышали?
- Кто-то бежит к изгороди, - откликнулся Плющик. - Какой-то зверь. Ну и шуму же от него.
- Заметил, кто это?
- Нет. И запаха не почуял. Ветра нет. Но слышал прекрасно.
- Я тоже, - сказал Одуванчик. - Это кто-то большой - как крупный кролик. Мне показалось, что хоть он и шумит, но все же старается не показываться.
- Неужто «хомба»?
- Нет, уж ее-то запах мы бы почуяли, - сказал Шишак, - с ветром или без ветра. Судя по вашим словам, это очень похоже на кошку. Только бы не горностай. «Хей, хей, ты, эмблерный храйр!» Вот пакость! Придется немного посидеть тихонько. Но если он нас заметит, приготовьтесь удирать.
Кролики ждали. Быстро стемнело. Над головами сквозь летнюю зелень пробивался лишь слабенький свет. Дальний конец рва так зарос, что сквозь траву ничего не было видно, но над головой в прорезях листьев кролики видели кусочек неба, теперь ставшего темно-синим. Время шло, и, словно на стеблях бутня, зажигались звезды. Мерцание звезд было слабым, неровным, как легонький ветерок. Наконец Орех оторвал от них взгляд.
- Что ж, попробуем устроиться на ночлег, - сказал он. - Ночь теплая. Кого бы там ни носило, лучше уж не рисковать.
- Ну-ка, ну-ка, - прошептал Одуванчик. - Что это?
Сначала Орех ничего не расслышал. Потом уловил далекий, но отчетливый звук - кто-то то ли стонал, то ли плакал, прерывисто, робко. И хотя этот звук даже близко не походил на охотничий клич элиля, все же Орех обомлел от страха. Но едва он успел навострить уши, плач прекратился.
- Фрит небесный! Кто это? - прошептал Шишак, и «шапочка» его встала дыбом.
- Может, кошка? - предположил Плющик, широко распахнув глаза.
- Это не кошка! - ответил Шишак, губы его раздвинулись, застыв в невообразимой гримасе. - Это не кошка! Это… Вы что, не поняли? Вам… - Он замолчал. Потом сказал очень тихо: - Вам что, матери в детстве не говорили?
- Нет! - воскликнул Одуванчик. - Нет! Это какая-то птица… или раненая крыса…
Шишак встал. Спина его выгнулась, подбородок прижался к напрягшейся шее.
- Это Черный Кролик Инле, - прошептал он. - Кто еще может стонать в таком месте?
- Нельзя так говорить! - оборвал его Орех. Он чувствовал, что сам задрожал от страха, и потому покрепче уперся ногами в стенки рва.
Неожиданно звук повторился ближе - теперь его услышали все. Рядом и впрямь плакал кролик, но в это едва можно было поверить. Его голос словно летел в холодном пространстве потемневшего неба - таким неземным и одиноким показался он нашим приятелям. Сначала раздался просто стон. Потом ясный, отчетливый вопль, который услышал каждый.
- Зорн! Зорн! - вскрикивал страшный пронзительный голос. - Нет никого! О, зорн!
Одуванчик захныкал. Шишак попытался зарыться в землю.
- Прекрати! - зашипел на него Орех. - Перестань, все в меня летит! Я хочу послушать.
В этот момент голос отчетливо произнес:
- Тлайли! О, Тлайли!
При этих словах кролики едва не кинулись прочь от ужаса. Они замерли. Шишак, с неподвижным, застывшим взглядом, попытался было выбраться изо рва.
- Надо идти, - бормотал он заплетающимся языком, и Орех с трудом понял, что он говорит. - Когда он зовет, надо идти.
Орех испугался так, что почти ничего не соображал. И как на берегу речки Энборн, перестал отличать сон от яви. Кто - или что - зовет Шишака? Если это живой кролик, откуда он знает имя? В голове оставалась одна только мысль: отпускать сейчас Шишака - испуганного, беспомощного - никак нельзя. Орех прижал Шишака лапами к стенке канавы.
- Сиди смирно, - задыхаясь, сказал он. - Я сам пойду, посмотрю, кто там тебя зовет. - Ноги едва не отказали ему, когда он, оттолкнувшись, выскочил изо рва.
Несколько минут Орех ничего не видел; пахло, как и прежде, росой и бузинным цветом, и наш смельчак провел по траве носом. Он выпрямился, осмотрелся. Поблизости никого.
- Кто здесь? - сказал он.
Никто не отозвался. Орех решил было задать вопрос снова, как вдруг тот же голос проплакал:
- Зорн! О, зорн!
Голос шел от изгороди на краю поля. Орех обернулся на звук и почти сразу под листьями тсуги различил тень скорчившегося кролика. Он приблизился и спросил:
- Ты кто?
Ответа не последовало. Орех не знал, что и делать, как вдруг почувствовал рядом с собой легкое движение.
- Это я, Орех, - не сказал, а выдохнул Одуванчик.
Вместе они подобрались к изгороди. Чужак не шелохнулся. При слабом свете звезд приятели увидели обыкновенного кролика - такого же настоящего, как и они сами. Кролик совсем выбился из сил а задние ноги его и крестец распластались на земле, словно парализованные. Кролик дико повел расширившимися, ничего не видящими глазами и, не находя ни в чем и ни в ком избавления от страха, с самым жалким видом принялся лизать разорванное, кровоточащее ухо, свисающее прямо ему на глаза. Вдруг он вскрикнул и застонал, словно призывал всю Тысячу Недругов явиться и избавить его от страшного бремени - от жизни на этой земле.
Это был Падуб, Капитан Сэндлфордской Ауслы.
20.
МЫШЬ И «УЛЕЙ»
У него было лицо человека, одолевшего тяжкий путь.
«Сказание о Гилъгамеше»
В Сэндлфордском кроличьем городке Падуб был фигурой значительной. Ему доверял сам Треарах и не раз посылал Падуба выполнить поручение, где требовалось настоящее мужество. Так, в начале весны в соседнем лесочке появилась лиса, и Капитан, прихватив с собой парочку добровольцев, несколько дней не спускал с нее глаз и докладывал Старшине о каждом ее передвижении до тех пор, пока однажды вечером лиса не исчезла так же неожиданно, как и появилась. Капитан не терпел капризов, знал, что такое долг, и никогда им не пренебрегал. Крепкий, неприхотливый, добросовестный, немножко - с кроличьей точки зрения - жестковатый, он был прирожденным исполнителем. Тогда и речи идти не могло, чтобы попробовать уговорить его уйти из городка вместе с Пятиком и Орехом. Потому появление Падуба возле Уотершипского холма просто ошеломило приятелей. Мысль же о том, что Падуб может дойти до такого жалкого состояния, никому даже в голову не приходила.
И, признав в бедолаге под кустиком Капитана Ауслы, Орех с Одуванчиком тупо смотрели на него, словно увидели вдруг под землей беличью нору или ручей, который взял да и побежал вверх по холму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119