ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Только переехать сюда надо. Сократить расстояние. И все будет о'кэй, как они выражаются.
Парень, блестя застежками на джинсах, пошел в прихожую, а я улыбался ему жалко. Растерянно. И в голове моей вертелся вопрос, который я хотел задать этому Фиделю. Я хотел кивнуть на того, настоящего Фиделя, и спросить:
"Ты просто так его носишь? Или из уважения?"
Из уважения! Можно было не спрашивать.
Я повернулся к остальным. Глеб все курил, Манька плясала, прилизанный очкарик держался за ногу.
- Вечно этот зануда полковник настроение испортит! - сказал очкастый.
И я подумал опять: мокрый он или просто такая прическа?
- Ну-ка, генералы, - сказал я тихо, - проваливайте отсюда!
Странно: они ушли мирно, без скандала. Видно, боялись настоящих генералов. Я остался один. И до того мне стало тошно, что ничего не хотелось видеть. Я выключил свет. Задумался.
Я не знаю, сколько просидел, думая про этих внуков и про себя. Надо же! Я ведь тоже генеральством гордился. Считал, что лучше других. Выходит, я тогда на этих походил. Может, только одеждой и отличался.
Щелкнул выключатель.
Дед и его друзья стояли вокруг меня. В орденах. В парадных мундирах.
- Ну как, - спросил генерал-майор, - встреча на высшем уровне прошла успешно?
- Успешно, - соврал я. И криво улыбнулся. Вечер неискренних улыбок, ничего себе!
Ч а с т ь ш е с т а я
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Самолет летит над облаками. Над бесконечной белой равниной. Будто не летит, а медленно ползет по снежному полю.
Я пристально смотрю в иллюминатор. Мне кажется, что пустыня совсем не безлюдная. Что кто-нибудь вдруг покажется на горизонте и станет махать нам рукой.
И верно! Из белой пены, как из морской пучины, вдруг медленно выплывает треугольная птица. Нос вытянут в длинное жало, а хвост отброшен далеко назад.
Самолет взмывает над облаками и уходит куда-то ввысь. Почти отвесно. И сзади остается полоса. Как королевский шлейф.
- Перехватчик! - говорит мне дед. - Перехватывает вражеские самолеты. Сверхзвуковой.
Точно. Летающий треугольник давно исчез, а до нас еще только долетел его звук.
- Как думаешь? - спрашиваю я дедушку. - Каким мне офицером стать? Артиллерийским? Пехотным? А может, летным? Или морским?
Дед смеется.
- Выбор большой, - говорит он, - дело за тобой.
Если бы за мной был выбор, я бы начал с сегодняшнего. С того, что утром видел.
Это было замечательное событие.
Дед вдруг переменил свои планы. Исключительно из-за меня. Я сперва не хотел его расстраивать. Про вчерашнее говорить. Но потом решил: рассказать надо. Обязательно. Он же мой дед. Мой друг. Мой генерал.
Дед выслушал меня, задумался. Потом сказал, что планы свои меняет и туда, куда собирался, не поедет, а пойдет со мной. К Неизвестному солдату.
У могилы солдата пылал Вечный огонь.
Дождь идет, а огонь горит.
Снег валит, а огонь не гаснет.
Мы постояли у каменной звезды, в которой вечное пламя сияет. Дед честь солдату отдал. Я - пионерский салют.
Жил человек. Имя у него было. Мать. Может, жена была, дети. А потом погиб. Так погиб, что никто об этом не узнал. Но он не пропал. Он стал Неизвестным солдатом. Его, может, ждут до сих пор. Думают о нем. Вспоминают. Зовут про себя по имени. А он без имени. Потому что имя ему уже не нужно. Он - для всех. Неизвестный солдат.
Я смотрел, как подходят к могиле женщины. Молодые. Старухи. Пионеры. Как кладут цветы на красный мрамор. Как стоят, задумавшись глубоко. К кому пришли они? К Неизвестному? Нет, к известному. К сыну своему. К отцу. Или к деду.
Я беру за рукав деда. Заглядываю ему в лицо. Как хорошо, что мой дед жив и его не убили фашисты. Как хорошо, что он со мной стоит... И я его за рукав взять могу... Дед сказал тогда очень правильно! Жалко, что так получилось! Жалко, что я его не видел так долго и совсем не знал!
Я прижимаюсь к дедову рукаву. Он обнимает меня. Мы идем медленно к Красной площади.
Мавзолей закрыт, но рядом толпится народ. Мы подходим поближе. Разглядываем голубые елочки. Блестящие стены. Лица солдат.
И вдруг я вздрагиваю. Протираю глаза. Не может быть!
Я дергаю деда за руку, шепчу ему:
- Гляди! Это же Борис Егоров! Наш вожатый.
- Откуда он тут взялся? - пожимает плечами дед.
Действительно, откуда? Конечно, он солдат, в армии теперь служит танкистом или, может, моряком. Но тут? Тут Мавзолей - шутка ли?
Я снова глаза тру. Может, показалось? Конечно, показалось! Откуда тут Егорову взяться! Но все-таки кричу:
- Егоров! - и машу рукой.
Солдат стоит недвижно. Как неживой. И плечи у него, кажется, застыли. Дедушка смеется:
- Ты что? Думаешь, он откликнется?
Слышатся шаги. Грохочут по асфальту. Люди у Мавзолея оживляются. Я вижу, как печатают шаг трое военных. Идут медленно, торжественно. Взмахивают руками в белых перчатках. Винтовки у плеча. Подходят к дверям. Часы на башне со звездой отсчитывают удары. Солдаты меняются. Щелкают прикладами. Новые остаются, те, что стояли, уходят. Смена караула.
Опять грохают шаги. Я бегу за солдатами. Жадно запоминаю каждое их движение. И еще меня подмывает: крикнуть опять солдату. Позвать его. Может, это Егоров?
Но солдаты смотрят перед собой. Никого не видят. Скрываются в воротах.
Мы идем с дедушкой по Красной площади. Смотрим на собор Василия Блаженного. Разглядываем Лобное место.
- Мы с твоей бабушкой, - говорит дед, - тогда тоже сюда пришли.
- Когда тогда? - спрашиваю я.
- Когда познакомились, - улыбнулся он. - В Кремле. Хотя познакомились мы, конечно, раньше.
И он рассказал про бабушку.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. ПРО БАБУШКУ
Это было в Испании. Давным-давно. Когда не родился еще папа. А мама не родилась и подавно. И дедушка не думал, что когда-нибудь он будет дедушкой. Потому что он не помнил себя. Так ему приказали в Москве.
- Вас зовут теперь Хосе. И вы испанец. Вот и все.
Дедушка кивнул. Хосе ведь звучит одинаково - что по-русски, что по-испански. А других испанских слов он не знал и говорить по-испански не собирался. Ведь его артиллеристы были такие же испанцы, как дедушка. По-русски понимали прекрасно. Только все они были черные. Старались подбирать по цвету волос. Чтобы походили все-таки на испанцев. И вот они оказались в Испании. И стреляли из старых испанских орудий, совсем непохожих на русские. Стреляли и чертыхались по-русски, потому что орудия стреляли совсем не по-русски - часто мазали. Но все-таки приспособились. Лупили врагов. А враги наступали, убивали всех подряд, мужчин и женщин. Не жалели старух и стариков. И тогда республиканцы попросили спасти испанских детей. Потому что боялись за них. Что будет с ребятами, если погибнут их родители? Умрут тоже. От нищеты, от голода.
Дед оборонял приморский город. Бился изо всех сил. Потому что в город привезли много ребят. И ребята сидели в подвалах неподалеку от причалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159