— Кузнец!
Припомнились и другие его странности. Например, редко участвовал Ар в общих праздниках, избегал ходить на свадьбы и похороны к соседям, друзей не имел… зато имел долги. Словом, набралось немало,
Однако пока что хватать кузнеца и творить над ним суд избегали. Побаивались. Для начала написали на него донос Фонэну. И стали ждать — что будет.

* * *
В Вороньем Замке царил вечный полумрак. Даже в верхних покоях, где имелись довольно широкие окна. Словно темная дымчатая кисея заволакивала здесь самый воздух, окрашивая всю картину в сумеречные тона.
Глава Священного Совета Фонэн стоял у окна. Его тонкий изломанный силуэт хорошо вырисовывался на фоне светлого неба, но в саму комнату свет почти ни проникал. Кузнец Ар, недавно арестованный по подозрению в ритуальном убийстве, стоял у стены, прикованный цепью, и ждал.
Фонэн резко повернулся к арестованному.
— Тебя уже пытали? — отрывисто спросил он.
— Нет, но меня били, — хмуро ответил кузнец.
— Орудия пытки показывали?
— Да.
— Понравилось?
— Нет. Я сделал бы лучше. Изобретательнее. У вашего коваля, кем бы он ни был, мало фантазии. Изюминки в его работе нет, вот что, — дерзко заявил кузнец.
— Вот как? — протянул Фонэн. — А ты знаешь ли, кузнец… как там тебя… — Он заглянул в бумагу, которую держал в рукаве, чтобы свериться с именем. — Ар. Да, так вот, Ар, мой любезный, известно ли тебе, что всякая «изюминка», как ты говоришь, в любом ремесле — от нечистых духов, от грязных демонов, которым только того и надо, чтобы люди соперничали, тосковали, стремясь к чему-то лучшему — неведомому и недостижимому? Любой певец, умеющий исторгать у слушателей слезы, наверняка делает это не без помощи злых чар! Потому что не дано простому человеку, не пользующемуся магией, овладевать душой другого человека настолько, чтобы заставить того плакать.
— Да? — переспросил Ар, не то понимающе, не то издевательски. И поскребся спиной о стену — зачесалось. Цепь при этом неприятно брякнула.
— Именно! — горячо подтвердил Фонэн. — Я неоднократно, на личном опыте, убеждался в том, что исторгнуть слезы у другого можно лишь одним способом: физическим насилием. И никак иначе! А мне уже доносили, доносили, друг мой Ар, что тебе доводилось создавать кованые предметы, кои совершенством своих форм умели исторгать слезы у смотревших.
— Да? — в третий раз молвил Ар,
— Вот здесь, — Фонэн тряхнул доносом, — имена людей, которые припоминают подобные случаи.
Кузнец дернулся, цепь шевельнулась.
— Можно взглянуть — кому это я не угодил?
— Нет. Имена доносчиков — тайна.
— Да ладно, я и так знаю. Соседи и завистники. И еще, небось, этот толстый из мясной лавки, которому я задолжал.
— Тебя обвиняют в вещах куда более серьезных, нежели долг мяснику. Тебя обвиняют в убийстве! — Фонэн приблизился к заключенному и пристально посмотрел в его яростные черные глаза своими горящими запавшими глазками. — В убийстве с грязными магическими целями!
— Ну и что? — Кузнец Ар выглядел как будто совершенно равнодушным. Он всем своим видом показывал: «Меня тебе этими штучками не пронять». — Мало ли в чем можно обвинить неповинного человека!
— Ты отрицаешь?
— Разумеется.
— Ты не убивал ее?
— Нет, не убивал. У меня есть куда более интересный и выгодный способ проводить время, нежели резать девиц по оврагам.
— И тело не ты выкрал?
— Говорю тебе, нет! Я такими делами не занимаюсь! Я кузнец, а не мясник. Кстати, а почему мясника не арестовали? Я сам видел, как в его лавке плакал один нищий. Смотрел на порубленную говядину и плакал… Чем не искусство магии?
— Ты мне зубы не заговаривай. Просидишь здесь на цепи с недельку, а потом, если будешь по-прежнему все отрицать, подвергнешься допросу с пристрастием.
— С каким еще пристрастием?
— Ты дурак или притворяешься? Я велю пытать тебя! Пытать, пока ты не заговоришь! Пока не расскажешь мне все!
— Да я хоть сейчас готов рассказать тебе все, только это «все», как я погляжу, совершенно не то «все», которое ты жаждешь от меня услышать.
Фонэн отпрянул. Несколько мгновений он вглядывался в лицо заключенного, а затем повернулся и вышел, широко шагая в своем развевающемся плаще. Кузнец Ар остался один.
Теперь он вовсе не был таким неустрашимым и уверенным в собственной правоте. Теперь ему стало страшно. Потому что доказать свою невиновность он не мог. А это означало только одно: ему предстояло выдержать страшные пытки, которыми снискал себе недобрую славу Вороний Замок.

* * *
Тассилон ни мгновения не верил тому, что кузнец мог быть замешан в этом преступлении. Кровопийца Ар, при всех его странностях, был, по твердому убеждению его подмастерья, человеком хорошим, и отдавать его на расправу Тассилон не собирался. Пока еще оставалась надежда, пока кузнец не был публично казнен как колдун и убийца, следовало действовать. И как можно быстрее.
Правда, Тассилон понятия не имел, с какого конца хватать за хвост верткого дракона, как сказали бы кхитайцы по поводу этого запутанного дела.
Для начала он осмотрелся в овраге. Странно, что браслет заметили только спустя некоторое время. Демоны глаза отвели? Так ли? Не подложил ли браслет настоящий убийца? И как ловко придумано! Не потребовалось даже выкрадывать какую-либо вещь, принадлежащую кузнецу (а сделать это, кстати говоря, было почти невозможно — Ар редко покидал свой дом, был всегда начеку, поскольку знал, что пользуется дурной славой и ждал от сограждан одних только пакостей). Убийца рассчитал верно: достаточно оказалось лишь намекнуть на кузнеца… и все сразу решили — да, негодяй обнаружен! А в городе, где свирепствует Священный Совет, достаточно просто написать донос.
Браслет-то бдительные сограждане заметили. А вот след большой ступни, отпечатавшийся на противоположной стороне оврага, — нет. И судя по этому следу, некто — значительно крупнее Ара и выше его ростом — некто тяжелый и сильный — поспешно уходил из оврага. Сорвался, соскользнул по сырой глине, снова ступил — и выбрался.
Оставалось главное: каким образом этот неведомый злодей сумел выкрасть тело девушки из дома? И кто заходил в этот дом, погруженный в глубокую скорбь? Как он ухитрился вынести тело?
Над этой загадкой Тассилон долго ломал себе голову. Он бродил по улицам Феризы, он сидел в маленьких грязных харчевнях на окраине и беспощадно пропивал скудные гроши, заработанные в кузнице, спуская их на дрянное пойло. Иногда ему казалось, что стоит лишь напиться до полного бесчувствия или заснуть, погрузиться в тяжелый, бессмысленный сон, — и разгадка явится сама собою, отвратительная и примитивная, как освежеванная туша.
Он снова и снова перебирал в мыслях все, что ему удалось разузнать. Все? Почти ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79