Наверное, через Ташкент поезд идет... , - Да-да, я уже знаю.
Выслушав все про поезд, мать помолчала.
- Знаешь, я тут все думала, думала.., и вспомнила. У твоего отца была тетка.., нет, кажется, двоюродная сестра.., нет, все-таки это была тетка.., двоюродная, а может, троюродная.
- Никогда в жизни у отца в родне не было никаких Сперанских! - заявила Надежда. - Мы бы знали.
- А вот ее фамилия, кажется, была Сперанская, - гнула свое мать, хотя замужем она вроде бы не была.., а может, была как-нибудь случайно и недолго, а фамилия так и прилипла.
- Мама, твои рассуждения притянуты за уши! - Надежда представила, как ей придется торчать поздно вечером на Московском вокзале, и была очень зла.
- Но ведь кто-то с такой фамилией едет к нам из Каракалпакии, резонно возразила мать, - так я тебе скажу, что, кроме этой тетки, больше некому.
- Тетка отца... - протянула Надежда. - И сколько же ей может быть сейчас лет?
- За восемьдесят, - дипломатично ответила мать.
- Замечательно! Встречать полоумную старуху, которую я никогда в жизни не видела! Как она хоть выглядит?
- Откуда я знаю? - удивилась мать. - Я тоже никогда в жизни ее не видела. Дело в том, что ее сослали в Каракалпакию в пятьдесят втором году. А до этого она еще лет пять пребывала в местах отдаленных.
- Дальше Каракалпакии? - удивилась Надежда.
- На Севере, - отмахнулась мать, - и не спрашивай больше, ничего про это не знаю. Мы с твоим отцом поженились в пятидесятом, ты родилась в пятьдесят первом.
Сама посуди, откуда я могла ее знать?
- За что ее посадили и сослали?
- Ой, да какая теперь разница! - рассердилась мать. - Знаю только, что потом, когда можно было вернуться, она наотрез отказалась уезжать из своего Нукуса. Так и сказала: я, говорит, не желаю болтаться по всей стране, как цветок в проруби! То меня сюда, то теперь обратно туда! Знать ничего не знаю!
- Характер, - заметила Надежда.
- Вот-вот, отец рассказывал, что характер у нее всегда был скверный.
- В этом мы скоро будем иметь возможность убедиться, - зловеще проговорила Надежда и оказалась права.
К вечеру Надежда поехала к матери на Литейный - оттуда ближе было до вокзала.
Мать напоила ее чаем и показала выцветшую любительскую фотографию. Большая семья сидела за столом на дачной веранде.
Надежда узнала совсем молодого отца и бабушку, было еще несколько знакомых лиц.
- Вон там в углу, за самоваром, - сказала мать, - это она, тетя Вася.
- Что? - изумилась Надежда. - Как ты ее назвала?
- Васса Иринарховна Сперанская, сокращенно - тетя Вася, - посмеивалась мать.
- Господи помилуй! - воскликнула Надежда. - Придется орать возле вагона, потому что я не могу ее разглядеть - самовар отсвечивает. Слушай, я понимаю, Нукус - это, конечно, край света. Но телефонная связь-то там имеется? Неужели нельзя было позвонить и предупредить? Или хотя бы выяснить - а может, нас нету? Может, мы в отпуск уехали? И вообще, какого черта она едет?
Мать пожала плечами.
Московский вокзал ночью - не самое подходящее место для одинокой интеллигентной женщины. Надежда седьмой раз прошла мимо молодого краснощекого милиционера и в ответ на его подозрительный взгляд дружелюбно улыбнулась.
Поезд номер 614 опаздывал почти на три часа. Купив у полусонной тетки в круглосуточном бистро еще один стаканчик кофе, чтобы отогнать сон, Надежда посмотрела на электронное табло.
Мурманский поезд прибыл по расписанию, скорый из Нижнего Новгорода опоздал всего на каких-то двадцать минут, и только "шестьсот четырнадцатый веселый", как назвал его бойкий носильщик, не подавал никаких признаков жизни.
Надежда уже выяснила, что этот неторопливый поезд согласован с маршрутом Ташкент - Москва, а поскольку ташкентский опаздывает по определению, то и 614-й тоже никогда не приходит вовремя.
Электронные часы показывали уже без четверти три, самое глухое время, когда бороться со сном почти невозможно. Несколько полусонных встречающих, так же как Надежда, слонялось по залу, возле памятника Петру бренчали на гитаре неугомонные туристы, развалившись на груде рюкзаков и спальников, да пара бдительных мешочниц-челноков пасла отару необъятных клетчатых сумок.
Снова обойдя зал, Надежда остановилась возле лотка с разноцветными книжками. Небритый продавец проснулся и забормотал:
- Дама, возьмите любовный роман номер шестьсот четырнадцать - отличное чтение в дорогу...
- Что это за число такое магическое? - удивилась Надежда. - Поезд шестьсот четырнадцатый, роман - шестьсот четырнадцатый.., как-то это не к добру. Я, вообще-то, любовные романы не читаю, мне бы лучше детектив, да и не еду я никуда, я встречаю поезд.
- Ну если детектив - возьмите Мымрину, "Похороненный в зоопарке", отличная вещь!
- Да ведь тут написано - серия "Детектив на ночь", то есть вместо снотворного, а мне бы наоборот, чтобы не уснуть!
- Ну тогда возьмите Неспанского - "Загрызенные бульдозером". Леденящая вещь!
Вообще спать перестанете!
Надежда вежливо поблагодарила и оглянулась на табло. На нем наконец появилась долгожданная надпись: "Пассажирский поезд № 614 Москва Петербург прибывает на третью платформу, правая сторона".
Узнав, что нумерация вагонов начинается от Москвы, Надежда отправилась на платформу.
Пассажиры этого поезда разительно отличались от тех, кто приезжает на деловой традиционной "Красной стреле", представительном "Николаевском" или скоростном респектабельном "Р-200". Если на тех поездах из Москвы прибывают хорошо одетые, энергичные, выспавшиеся деловые люди с маленькими чемоданчиками и большими бумажниками, постоянно курсирующие между двумя столицами, то на 614-м приехали люди, чье путешествие началось в горных кишлаках Таджикистана, в узбекских поселках или захиревших пограничных воинских гарнизонах, люди, преодолевшие тысячи километров и четыре границы, свыкшиеся с поездом, как с родным домом, и не ждущие от будущего ничего хорошего.
Навстречу Надежде брели по перрону худые, сожженные солнцем таджички неопределенного возраста, нагруженные поклажей, как верблюды, и пытающиеся не растерять своих бесчисленных детей, седобородые аксакалы в замызганных ватных халатах и позолоченных тюбетейках, обиженные на весь мир военные отставники, растерянные узбеки с мешками чарджоуских дынь, запах которых мгновенно наполнил вокзал, перебив тяжелые и тоскливые запахи толпы, запахи немытых тел и бесконечной дороги.
Толпа равнодушно обтекала обозленных носильщиков, на всякий случай собравшихся к поезду, хотя и знающих по опыту, что пассажиры 614-го их услугами не пользуются.
Четвертый вагон был почти в самом конце перрона, и пока Надежда дошла до него, толпа понемногу поредела. У входа в вагон на Надежду Николаевну набросилась маленькая коренастая проводница с криком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Выслушав все про поезд, мать помолчала.
- Знаешь, я тут все думала, думала.., и вспомнила. У твоего отца была тетка.., нет, кажется, двоюродная сестра.., нет, все-таки это была тетка.., двоюродная, а может, троюродная.
- Никогда в жизни у отца в родне не было никаких Сперанских! - заявила Надежда. - Мы бы знали.
- А вот ее фамилия, кажется, была Сперанская, - гнула свое мать, хотя замужем она вроде бы не была.., а может, была как-нибудь случайно и недолго, а фамилия так и прилипла.
- Мама, твои рассуждения притянуты за уши! - Надежда представила, как ей придется торчать поздно вечером на Московском вокзале, и была очень зла.
- Но ведь кто-то с такой фамилией едет к нам из Каракалпакии, резонно возразила мать, - так я тебе скажу, что, кроме этой тетки, больше некому.
- Тетка отца... - протянула Надежда. - И сколько же ей может быть сейчас лет?
- За восемьдесят, - дипломатично ответила мать.
- Замечательно! Встречать полоумную старуху, которую я никогда в жизни не видела! Как она хоть выглядит?
- Откуда я знаю? - удивилась мать. - Я тоже никогда в жизни ее не видела. Дело в том, что ее сослали в Каракалпакию в пятьдесят втором году. А до этого она еще лет пять пребывала в местах отдаленных.
- Дальше Каракалпакии? - удивилась Надежда.
- На Севере, - отмахнулась мать, - и не спрашивай больше, ничего про это не знаю. Мы с твоим отцом поженились в пятидесятом, ты родилась в пятьдесят первом.
Сама посуди, откуда я могла ее знать?
- За что ее посадили и сослали?
- Ой, да какая теперь разница! - рассердилась мать. - Знаю только, что потом, когда можно было вернуться, она наотрез отказалась уезжать из своего Нукуса. Так и сказала: я, говорит, не желаю болтаться по всей стране, как цветок в проруби! То меня сюда, то теперь обратно туда! Знать ничего не знаю!
- Характер, - заметила Надежда.
- Вот-вот, отец рассказывал, что характер у нее всегда был скверный.
- В этом мы скоро будем иметь возможность убедиться, - зловеще проговорила Надежда и оказалась права.
К вечеру Надежда поехала к матери на Литейный - оттуда ближе было до вокзала.
Мать напоила ее чаем и показала выцветшую любительскую фотографию. Большая семья сидела за столом на дачной веранде.
Надежда узнала совсем молодого отца и бабушку, было еще несколько знакомых лиц.
- Вон там в углу, за самоваром, - сказала мать, - это она, тетя Вася.
- Что? - изумилась Надежда. - Как ты ее назвала?
- Васса Иринарховна Сперанская, сокращенно - тетя Вася, - посмеивалась мать.
- Господи помилуй! - воскликнула Надежда. - Придется орать возле вагона, потому что я не могу ее разглядеть - самовар отсвечивает. Слушай, я понимаю, Нукус - это, конечно, край света. Но телефонная связь-то там имеется? Неужели нельзя было позвонить и предупредить? Или хотя бы выяснить - а может, нас нету? Может, мы в отпуск уехали? И вообще, какого черта она едет?
Мать пожала плечами.
Московский вокзал ночью - не самое подходящее место для одинокой интеллигентной женщины. Надежда седьмой раз прошла мимо молодого краснощекого милиционера и в ответ на его подозрительный взгляд дружелюбно улыбнулась.
Поезд номер 614 опаздывал почти на три часа. Купив у полусонной тетки в круглосуточном бистро еще один стаканчик кофе, чтобы отогнать сон, Надежда посмотрела на электронное табло.
Мурманский поезд прибыл по расписанию, скорый из Нижнего Новгорода опоздал всего на каких-то двадцать минут, и только "шестьсот четырнадцатый веселый", как назвал его бойкий носильщик, не подавал никаких признаков жизни.
Надежда уже выяснила, что этот неторопливый поезд согласован с маршрутом Ташкент - Москва, а поскольку ташкентский опаздывает по определению, то и 614-й тоже никогда не приходит вовремя.
Электронные часы показывали уже без четверти три, самое глухое время, когда бороться со сном почти невозможно. Несколько полусонных встречающих, так же как Надежда, слонялось по залу, возле памятника Петру бренчали на гитаре неугомонные туристы, развалившись на груде рюкзаков и спальников, да пара бдительных мешочниц-челноков пасла отару необъятных клетчатых сумок.
Снова обойдя зал, Надежда остановилась возле лотка с разноцветными книжками. Небритый продавец проснулся и забормотал:
- Дама, возьмите любовный роман номер шестьсот четырнадцать - отличное чтение в дорогу...
- Что это за число такое магическое? - удивилась Надежда. - Поезд шестьсот четырнадцатый, роман - шестьсот четырнадцатый.., как-то это не к добру. Я, вообще-то, любовные романы не читаю, мне бы лучше детектив, да и не еду я никуда, я встречаю поезд.
- Ну если детектив - возьмите Мымрину, "Похороненный в зоопарке", отличная вещь!
- Да ведь тут написано - серия "Детектив на ночь", то есть вместо снотворного, а мне бы наоборот, чтобы не уснуть!
- Ну тогда возьмите Неспанского - "Загрызенные бульдозером". Леденящая вещь!
Вообще спать перестанете!
Надежда вежливо поблагодарила и оглянулась на табло. На нем наконец появилась долгожданная надпись: "Пассажирский поезд № 614 Москва Петербург прибывает на третью платформу, правая сторона".
Узнав, что нумерация вагонов начинается от Москвы, Надежда отправилась на платформу.
Пассажиры этого поезда разительно отличались от тех, кто приезжает на деловой традиционной "Красной стреле", представительном "Николаевском" или скоростном респектабельном "Р-200". Если на тех поездах из Москвы прибывают хорошо одетые, энергичные, выспавшиеся деловые люди с маленькими чемоданчиками и большими бумажниками, постоянно курсирующие между двумя столицами, то на 614-м приехали люди, чье путешествие началось в горных кишлаках Таджикистана, в узбекских поселках или захиревших пограничных воинских гарнизонах, люди, преодолевшие тысячи километров и четыре границы, свыкшиеся с поездом, как с родным домом, и не ждущие от будущего ничего хорошего.
Навстречу Надежде брели по перрону худые, сожженные солнцем таджички неопределенного возраста, нагруженные поклажей, как верблюды, и пытающиеся не растерять своих бесчисленных детей, седобородые аксакалы в замызганных ватных халатах и позолоченных тюбетейках, обиженные на весь мир военные отставники, растерянные узбеки с мешками чарджоуских дынь, запах которых мгновенно наполнил вокзал, перебив тяжелые и тоскливые запахи толпы, запахи немытых тел и бесконечной дороги.
Толпа равнодушно обтекала обозленных носильщиков, на всякий случай собравшихся к поезду, хотя и знающих по опыту, что пассажиры 614-го их услугами не пользуются.
Четвертый вагон был почти в самом конце перрона, и пока Надежда дошла до него, толпа понемногу поредела. У входа в вагон на Надежду Николаевну набросилась маленькая коренастая проводница с криком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60