Вот он и скрылся на время.
Макс коснулся выбившейся пряди волос Клео. Она не обратила на это внимания.
— Вы не должны себя винить в несчастье Триши.
— Я хочу сказать, я понимала и Тришу, и Бенжи и могла предугадать, чем все кончится для Триши. Но я не могла ничего поделать. Мое предвидение было ни к чему, я не сумела предотвратить катастрофу.
— Это не входило в ваши обязанности, — заметил Макс.
Клео горько улыбнулась.
— Триша и Бенжи — оба члены нашей семьи. Я должна была что-то предпринять, прежде чем ситуация станет неуправляемой.
— Я думал, я один смотрю на вещи чересчур серьезно.
Улыбка исчезла с лица Клео.
— Положение действительно серьезное. Триша и Бенжи нам больше чем родные. Я к ним очень привязана.
Макс не знал, что ответить. У Клео явно было весьма необычное представление о семье. С другой стороны, он не мог подыскать лучшего определения. Макс решил воздержаться от комментариев.
Некоторое время Клео молча массировала ногу. Мягкое прикосновение ее пальцев проникало в самую глубину напряженных мускулов.
— Я рада, что вы не сочли «Зеркало» порнографией, — сказала она немного погодя.
— Совсем напротив.
Макс снова закрыл глаза.
— Вы очень уверены в своем мнении, — продолжала Клео.
— Вам известно, что такое порнография? Она распознается с первого взгляда. О «Зеркале» этого не скажешь. — Макс задумался, подбирая слова, чтобы выразить то, что ему подсказывало внутреннее чутье. — «Зеркало» очень современная книга. В ней находишь ответы на множество проблем, а не просто сексуальную реакцию. Ваша книга утверждает жизнь и будущее. А порнография статична.
— Вы сказали — статична? — повторила Клео.
— Порнография имеет всего одно измерение. У нее нет ни прошлого, ни будущего, ни глубины, ни длительных эмоций, только короткое возбуждение, которое очень скоро кончается. Не берусь утверждать, хорошо это или плохо, но через десять минут порнография становится скучной.
— Десять минут? — неверяще повторила Клео. Макс разобрал насмешку в ее голосе. Он поднял глаза и, прищурившись, посмотрел на Клео.
— Ладно, пусть будет пятнадцать, если это действительно качественная порнография.
Она негромко рассмеялась. Ее пальцы растирали его бедро.
— Как теперь ваша нога?
— Совсем хорошо.
Он говорил правду.
— Вы ведь не художник, Макс?
— Нет.
— Чем же вы зарабатывали себе на жизнь до появления здесь?
— То тем, то этим, — ответил Макс. — Я занимался самой разной работой.
— Что значит — разной?
Он остановился, раздумывая, как много он может сказать. Если он откроет ей, что работал на Джейсона, она примет его за рядового служащего, который не имеет никаких прав на картины Латтрелла. Она даже может вообразить, что у нее больше прав на картины, чем у него, Макса. Макс доверил ей лишь часть правды, а именно, что он был другом Джейсона. В таком случае они с ней на равных. В конце концов, Клео не могла, вопреки своей совести, утверждать, что их с Джейсоном связывали более тесные узы, чем просто дружба и поэтому картины принадлежат ей.
Впервые Макс осознал, что признает у Клео наличие совести.
— Я работал у одного владельца художественной галереи, — ответил Макс.
— Наверное, вам очень хорошо платили, — заметила Клео.
— Да, — согласился он.
Он догадался, что она намекает на его «ягуар»и дорогую одежду, и решил, что пришло время переменить тему.
— Но я больше не работаю в этой области.
— Как вы познакомились с Джейсоном?
— У нас были общие интересы.
— Искусство?
— Да.
Он надеялся, что она перестанет задавать вопросы.
Клео помолчала.
— Макс, вы меня не обманывали, сказав, что Джейсон был богатым человеком?
— Нет.
Макс хотел бы прочесть ее мысли. Он никак не мог определить, изображает ли она с таким блеском наивность или в самом деле ничего не знает. Он не накопил большого опыта общения с наивностью и не умел ее распознавать.
Клео задумчиво наморщила лоб.
— Я догадывалась, что мы многого не знаем о Джейсоне. Чувствовалось, он что-то скрывает, но я его никогда не расспрашивала. Думала, он сам скажет, когда придет время.
— Наверное, так оно и случилось бы. Просто такое время для него не пришло.
Возможно, она действительно была тем, чем казалась, подумал Макс, сердясь на себя за свою непроницательность.
Он с ошеломляющей ясностью понял, что она нравилась ему именно такой наивной, какой выглядела. Он не хотел бы обнаружить, что она не более чем хитрая маленькая воровка, о чем свидетельствовали все имеющиеся факты.
Макс также хотел еще одного. Он хотел, чтобы Клео хотела его.
Он не сомневался, что вчера вечером она испытывала, как и он, глубокое чувственное желание. В первые короткие мгновения он поймал подтверждение этому в ее глазах. Но сейчас он не ощущал ничего откровенно чувственного в прикосновении ее рук к его бедру. Движения ее пальцев были осторожными и успокаивающими, но уж никак не соблазняющими.
Он попытался примирить две противоположности: женщину на коленях рядом с ним и ту, что написала «Зеркало». Это был парадокс, привлекавший Макса: лед и пламя в одной оболочке.
Весь его мужской опыт подсказывал ему, что Клео Роббинс неопытная женщина, но необузданная горячая чувственность «Зеркала» свидетельствовала об обратном.
Макс вдруг вспомнил об атласной ленте в кармане.
— Клео?
— Да?
Макс не мог придумать, в какую форму облечь свой вопрос. Вместо этого он опустил руку в карман и медленно вытащил оттуда алую ленту.
Руки Клео остановились. Словно зачарованная, она смотрела на яркую полоску. Она застыла в полной неподвижности. Максу показалось, что она его боится.
Потребность защитить Клео была так велика, что его рука с лентой невольно задрожала.
— Не бойтесь.
Она посмотрела на него глазами, полными немых вопросов.
— Я не боюсь.
— Вот и хорошо.
Лента свисала с его пальцев почти до полу. Он подхватил другой рукой ее свободный конец и сделал из блестящей ленты петлю.
— Я вам уже говорил, что читаю «Зеркало».
— Я помню.
Она почти шептала.
— Сейчас я читаю вторую главу.
— Вот как?
Кончиком языка Клео провела по губам. Она снова посмотрела на ленту.
— Я знаю, что героиня книги надеется узнать своего призрачного возлюбленного, когда увидит его наяву, хотя прежде не могла разглядеть его лицо в зеркале.
— Она его обязательно узнает.
За стеклами очков глаза Клео были глубокими, бездонными озерами, выражавшими беспокойство и томление.
— Но мне пока неизвестно, как она даст ему знать, — негромко сказал Макс.
— Ей не надо будет ему это говорить. Во всяком случае, словами.
— Но он будет знать, что она знает?
— Да, — выдохнула Клео.
Кровь, бешеная и горячая, закипела у Макса в жилах. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь за всю свою жизнь был охвачен таким сильным волнением, даже когда любовался своим великолепным собранием книг и картин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Макс коснулся выбившейся пряди волос Клео. Она не обратила на это внимания.
— Вы не должны себя винить в несчастье Триши.
— Я хочу сказать, я понимала и Тришу, и Бенжи и могла предугадать, чем все кончится для Триши. Но я не могла ничего поделать. Мое предвидение было ни к чему, я не сумела предотвратить катастрофу.
— Это не входило в ваши обязанности, — заметил Макс.
Клео горько улыбнулась.
— Триша и Бенжи — оба члены нашей семьи. Я должна была что-то предпринять, прежде чем ситуация станет неуправляемой.
— Я думал, я один смотрю на вещи чересчур серьезно.
Улыбка исчезла с лица Клео.
— Положение действительно серьезное. Триша и Бенжи нам больше чем родные. Я к ним очень привязана.
Макс не знал, что ответить. У Клео явно было весьма необычное представление о семье. С другой стороны, он не мог подыскать лучшего определения. Макс решил воздержаться от комментариев.
Некоторое время Клео молча массировала ногу. Мягкое прикосновение ее пальцев проникало в самую глубину напряженных мускулов.
— Я рада, что вы не сочли «Зеркало» порнографией, — сказала она немного погодя.
— Совсем напротив.
Макс снова закрыл глаза.
— Вы очень уверены в своем мнении, — продолжала Клео.
— Вам известно, что такое порнография? Она распознается с первого взгляда. О «Зеркале» этого не скажешь. — Макс задумался, подбирая слова, чтобы выразить то, что ему подсказывало внутреннее чутье. — «Зеркало» очень современная книга. В ней находишь ответы на множество проблем, а не просто сексуальную реакцию. Ваша книга утверждает жизнь и будущее. А порнография статична.
— Вы сказали — статична? — повторила Клео.
— Порнография имеет всего одно измерение. У нее нет ни прошлого, ни будущего, ни глубины, ни длительных эмоций, только короткое возбуждение, которое очень скоро кончается. Не берусь утверждать, хорошо это или плохо, но через десять минут порнография становится скучной.
— Десять минут? — неверяще повторила Клео. Макс разобрал насмешку в ее голосе. Он поднял глаза и, прищурившись, посмотрел на Клео.
— Ладно, пусть будет пятнадцать, если это действительно качественная порнография.
Она негромко рассмеялась. Ее пальцы растирали его бедро.
— Как теперь ваша нога?
— Совсем хорошо.
Он говорил правду.
— Вы ведь не художник, Макс?
— Нет.
— Чем же вы зарабатывали себе на жизнь до появления здесь?
— То тем, то этим, — ответил Макс. — Я занимался самой разной работой.
— Что значит — разной?
Он остановился, раздумывая, как много он может сказать. Если он откроет ей, что работал на Джейсона, она примет его за рядового служащего, который не имеет никаких прав на картины Латтрелла. Она даже может вообразить, что у нее больше прав на картины, чем у него, Макса. Макс доверил ей лишь часть правды, а именно, что он был другом Джейсона. В таком случае они с ней на равных. В конце концов, Клео не могла, вопреки своей совести, утверждать, что их с Джейсоном связывали более тесные узы, чем просто дружба и поэтому картины принадлежат ей.
Впервые Макс осознал, что признает у Клео наличие совести.
— Я работал у одного владельца художественной галереи, — ответил Макс.
— Наверное, вам очень хорошо платили, — заметила Клео.
— Да, — согласился он.
Он догадался, что она намекает на его «ягуар»и дорогую одежду, и решил, что пришло время переменить тему.
— Но я больше не работаю в этой области.
— Как вы познакомились с Джейсоном?
— У нас были общие интересы.
— Искусство?
— Да.
Он надеялся, что она перестанет задавать вопросы.
Клео помолчала.
— Макс, вы меня не обманывали, сказав, что Джейсон был богатым человеком?
— Нет.
Макс хотел бы прочесть ее мысли. Он никак не мог определить, изображает ли она с таким блеском наивность или в самом деле ничего не знает. Он не накопил большого опыта общения с наивностью и не умел ее распознавать.
Клео задумчиво наморщила лоб.
— Я догадывалась, что мы многого не знаем о Джейсоне. Чувствовалось, он что-то скрывает, но я его никогда не расспрашивала. Думала, он сам скажет, когда придет время.
— Наверное, так оно и случилось бы. Просто такое время для него не пришло.
Возможно, она действительно была тем, чем казалась, подумал Макс, сердясь на себя за свою непроницательность.
Он с ошеломляющей ясностью понял, что она нравилась ему именно такой наивной, какой выглядела. Он не хотел бы обнаружить, что она не более чем хитрая маленькая воровка, о чем свидетельствовали все имеющиеся факты.
Макс также хотел еще одного. Он хотел, чтобы Клео хотела его.
Он не сомневался, что вчера вечером она испытывала, как и он, глубокое чувственное желание. В первые короткие мгновения он поймал подтверждение этому в ее глазах. Но сейчас он не ощущал ничего откровенно чувственного в прикосновении ее рук к его бедру. Движения ее пальцев были осторожными и успокаивающими, но уж никак не соблазняющими.
Он попытался примирить две противоположности: женщину на коленях рядом с ним и ту, что написала «Зеркало». Это был парадокс, привлекавший Макса: лед и пламя в одной оболочке.
Весь его мужской опыт подсказывал ему, что Клео Роббинс неопытная женщина, но необузданная горячая чувственность «Зеркала» свидетельствовала об обратном.
Макс вдруг вспомнил об атласной ленте в кармане.
— Клео?
— Да?
Макс не мог придумать, в какую форму облечь свой вопрос. Вместо этого он опустил руку в карман и медленно вытащил оттуда алую ленту.
Руки Клео остановились. Словно зачарованная, она смотрела на яркую полоску. Она застыла в полной неподвижности. Максу показалось, что она его боится.
Потребность защитить Клео была так велика, что его рука с лентой невольно задрожала.
— Не бойтесь.
Она посмотрела на него глазами, полными немых вопросов.
— Я не боюсь.
— Вот и хорошо.
Лента свисала с его пальцев почти до полу. Он подхватил другой рукой ее свободный конец и сделал из блестящей ленты петлю.
— Я вам уже говорил, что читаю «Зеркало».
— Я помню.
Она почти шептала.
— Сейчас я читаю вторую главу.
— Вот как?
Кончиком языка Клео провела по губам. Она снова посмотрела на ленту.
— Я знаю, что героиня книги надеется узнать своего призрачного возлюбленного, когда увидит его наяву, хотя прежде не могла разглядеть его лицо в зеркале.
— Она его обязательно узнает.
За стеклами очков глаза Клео были глубокими, бездонными озерами, выражавшими беспокойство и томление.
— Но мне пока неизвестно, как она даст ему знать, — негромко сказал Макс.
— Ей не надо будет ему это говорить. Во всяком случае, словами.
— Но он будет знать, что она знает?
— Да, — выдохнула Клео.
Кровь, бешеная и горячая, закипела у Макса в жилах. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь за всю свою жизнь был охвачен таким сильным волнением, даже когда любовался своим великолепным собранием книг и картин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83