Образовавшуюся паузу заполнил рокочущий, решительный голос ее мужа:
— Еще кое-что я узнал, господа, от Андре, нашего дворецкого. Около половины десятого Клодин позвонили. По-видимому, вскоре после этого она ушла. Она не сказала матери, куда идет, но обещала вернуться к одиннадцати.
— Звонил мужчина или женщина?
— Неизвестно.
— Никто не слышал хотя бы часть разговора?
— Моя жена, разумеется, нет. Но я специально спрашивал об этом Андре. Единственными словами, которые он услышал, были: «Но я даже не знала, что он вернулся во Францию!»
— "Я даже не знала, что он вернулся во Францию", — повторил детектив. — Вы не догадываетесь, к кому относились эти слова?
— Нет. У Клодин было много друзей.
— Она взяла машину?
— Она взяла машину, — подтвердил Мартель, — не спросив у меня разрешения. Ее вернул нам сегодня утром полицейский; мне кажется, она стояла недалеко от музея восковых фигур, где нашли Клодин. Так вот, сударь! — Он медленно ударял кулаком по столу, от чего сотрясалось построенное из костяшек домино сооружение. Полковник посмотрел на Бенколина, и в глазах у него появился сухой блеск. — Так вот, сударь! — повторил он. — Дело в ваших руках. Можете вы сказать мне, почему моя дочь, почему девушка из семьи Мартель была найдена мертвой в музее восковых фигур, в районе сомнительной репутации? Вот что меня больше всего интересует.
— Это трудный вопрос, полковник Мартель. В настоящий момент у меня нет уверенности. Вы сказали, она никогда прежде там не бывала?
— Этого я не знаю. Во всяком случае, — он тяжело повел рукой, — ясно, что это дело рук какого-нибудь хулигана или воришки. Я хочу, чтобы он понес наказание. Вы слышите, сударь? Если нужно, я предложу вознаграждение, достаточно крупное, чтобы…
— Вряд ли в этом будет необходимость. Но вы подвели меня к основному вопросу, который я хотел вам задать. Вы говорите: «Дело рук хулигана или воришки», но вы, вероятно, осведомлены, что вашу дочь не ограбили… не ограбили в обычном смысле слова? Ее деньги не тронули. Убийца забрал только некий предмет, висевший на тонкой золотой цепочке у нее на шее. Вы знаете, что это было?
— У нее на шее? — Старик покачал головой, нахмурился и стал покусывать кончики усов. — Не могу даже представить себе. Конечно, это не могло быть чем-то из драгоценностей Мартелей. Я храню их под замком, и моя жена надевает их только на официальные приемы. Возможно, какая-нибудь безделушка, что-нибудь не слишком ценное. Я никогда не замечал…
Он вопросительно посмотрел на жену.
— Нет, — крикнула она. — Что вы говорите, это невозможно! Она никогда не надевала никаких кулонов или медальонов, говорила, что это старомодно. Я уверена! Я бы знала, господа!
Все нити вели в тупик, ни один ключ ничего не давал. Мы долго молчали. Тем временем шум дождя перерос в грохот, от расплывающихся по стеклам потоков воды потемнели окна. Последнее сообщение, однако, отнюдь не разочаровало Бенколина и даже, по-видимому, обрадовало. Он едва сдерживал возбуждение; настольная лампа отбрасывала длинные треугольные тени, пролегавшие под его скулами и подчеркивавшие белизну зубов между небольшими усиками и клинышком бородки, когда он улыбался. Но в его миндалевидных глазах по-прежнему не было и тени улыбки, когда он переводил взгляд с Мартеля на его жену.
Качнулись гири напольных часов, и начало бить двенадцать. Каждая хриплая нота отчеканивалась с неторопливой основательностью, как будто звучала из могилы, и еще больше усиливала нервное напряжение в комнате. Господин Мартель посмотрел на свое запястье, нахмурился и перевел взгляд на старинные часы, тем самым вежливо давая понять, что нам пора бы уже откланяться.
— Я не думаю, — заметил Бенколин, — что есть смысл задавать вам новые вопросы. Разгадка лежит не здесь. Все попытки углубиться еще дальше в личную жизнь мадемуазель Мартель, по-моему, бесплодны. Я благодарю вас, мадам, и вас, сударь, за помощь. Будьте уверены, я буду держать вас в курсе нашего расследования.
Наш хозяин поднялся, мы последовали его примеру. Впервые мне бросилось в глаза, насколько потрясла его наша беседа, — он держал свое коренастое тело все так же прямо, но глаза у него потухли, и в них читались растерянность и отчаяние. Он стоял там в своем отличном костюме и рубашке, как на каком-то торжестве, и его лысая голова ярко блестела в свете лампы…
Мы вышли под дождь.
Глава 10
— Это Бенколин. Соедините с центральной бюро медицинских экспертиз.
Какое-то время в трубке лишь что-то пощелкивало под гудение проводов.
— Бюро медицинских экспертиз, дежурный.
— Говорит начальник полиции. Сообщите результаты вскрытия Одетты Дюшен. Дело А-42, убийство.
— Дело А-42, рапорт комиссара, предварительное заключение, два часа дня девятнадцатого октября тысяча девятьсот тридцатого года, центральному управлению. Тело женщины, обнаруженное в реке у основания моста О-Шанж. Правильно?
— Правильно.
— Открытый перелом черепа, вызванный падением с высоты не менее двадцати футов. Непосредственная причина смерти — ножевое ранение в область межреберья, проникающее в сердце, нанесено ножом шириной один дюйм длиной семь дюймов. Небольшие ушибы и разрывы тканей. Порезы на голове, лице, шее и руках, причиненные разбитым стеклом. К моменту обнаружения мертва в течение восемнадцати часов.
— Спасибо… Теперь центральное управление, четвертый департамент.
— Центральное управление, четвертый департамент, — пробубнил голос.
— Начальник полиции. Кто ведет дело А-42, убийство?
— А-42?… Инспектор Лутрель.
— Если он на месте, соедините меня с ним.
Уже наступали холодные осенние сумерки. Раньше я не мог повидаться с Бенколином: перед самым ленчем его вызвали в бюро по текущим делам, и только после четырех я смог войти к нему в кабинет во Дворце Правосудия. Но в этой большой голой комнате с лампами под зелеными абажурами, где он ведет допросы, его не оказалось. На самом верху огромного здания у Бенколина есть своя личная комната, своего рода берлога, куда не доносится шум Дворца Правосудия, хотя она соединена целой батареей телефонов со всеми отделами Сюрте и управлением полиции, расположенным в нескольких кварталах от Дворца.
Остров Сите, по форме напоминающий узкий и длинный корабль, протянулся почти на милю вдоль Сены; в одном конце он расширяется, и там находится собор Парижской Богоматери, в другом, выступающем, как бушприт, расположен небольшой сад, смело называемый Зеленой площадью любви. Между ними, нависая над суетой Нового моста, возвышается Дворец Правосудия. Окна комнаты Бенколина высоко, под самой крышей, они смотрят на Новый мост и дальше, на темную реку. Создается иллюзия, что отсюда виден весь Париж. Место это довольно жуткое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Еще кое-что я узнал, господа, от Андре, нашего дворецкого. Около половины десятого Клодин позвонили. По-видимому, вскоре после этого она ушла. Она не сказала матери, куда идет, но обещала вернуться к одиннадцати.
— Звонил мужчина или женщина?
— Неизвестно.
— Никто не слышал хотя бы часть разговора?
— Моя жена, разумеется, нет. Но я специально спрашивал об этом Андре. Единственными словами, которые он услышал, были: «Но я даже не знала, что он вернулся во Францию!»
— "Я даже не знала, что он вернулся во Францию", — повторил детектив. — Вы не догадываетесь, к кому относились эти слова?
— Нет. У Клодин было много друзей.
— Она взяла машину?
— Она взяла машину, — подтвердил Мартель, — не спросив у меня разрешения. Ее вернул нам сегодня утром полицейский; мне кажется, она стояла недалеко от музея восковых фигур, где нашли Клодин. Так вот, сударь! — Он медленно ударял кулаком по столу, от чего сотрясалось построенное из костяшек домино сооружение. Полковник посмотрел на Бенколина, и в глазах у него появился сухой блеск. — Так вот, сударь! — повторил он. — Дело в ваших руках. Можете вы сказать мне, почему моя дочь, почему девушка из семьи Мартель была найдена мертвой в музее восковых фигур, в районе сомнительной репутации? Вот что меня больше всего интересует.
— Это трудный вопрос, полковник Мартель. В настоящий момент у меня нет уверенности. Вы сказали, она никогда прежде там не бывала?
— Этого я не знаю. Во всяком случае, — он тяжело повел рукой, — ясно, что это дело рук какого-нибудь хулигана или воришки. Я хочу, чтобы он понес наказание. Вы слышите, сударь? Если нужно, я предложу вознаграждение, достаточно крупное, чтобы…
— Вряд ли в этом будет необходимость. Но вы подвели меня к основному вопросу, который я хотел вам задать. Вы говорите: «Дело рук хулигана или воришки», но вы, вероятно, осведомлены, что вашу дочь не ограбили… не ограбили в обычном смысле слова? Ее деньги не тронули. Убийца забрал только некий предмет, висевший на тонкой золотой цепочке у нее на шее. Вы знаете, что это было?
— У нее на шее? — Старик покачал головой, нахмурился и стал покусывать кончики усов. — Не могу даже представить себе. Конечно, это не могло быть чем-то из драгоценностей Мартелей. Я храню их под замком, и моя жена надевает их только на официальные приемы. Возможно, какая-нибудь безделушка, что-нибудь не слишком ценное. Я никогда не замечал…
Он вопросительно посмотрел на жену.
— Нет, — крикнула она. — Что вы говорите, это невозможно! Она никогда не надевала никаких кулонов или медальонов, говорила, что это старомодно. Я уверена! Я бы знала, господа!
Все нити вели в тупик, ни один ключ ничего не давал. Мы долго молчали. Тем временем шум дождя перерос в грохот, от расплывающихся по стеклам потоков воды потемнели окна. Последнее сообщение, однако, отнюдь не разочаровало Бенколина и даже, по-видимому, обрадовало. Он едва сдерживал возбуждение; настольная лампа отбрасывала длинные треугольные тени, пролегавшие под его скулами и подчеркивавшие белизну зубов между небольшими усиками и клинышком бородки, когда он улыбался. Но в его миндалевидных глазах по-прежнему не было и тени улыбки, когда он переводил взгляд с Мартеля на его жену.
Качнулись гири напольных часов, и начало бить двенадцать. Каждая хриплая нота отчеканивалась с неторопливой основательностью, как будто звучала из могилы, и еще больше усиливала нервное напряжение в комнате. Господин Мартель посмотрел на свое запястье, нахмурился и перевел взгляд на старинные часы, тем самым вежливо давая понять, что нам пора бы уже откланяться.
— Я не думаю, — заметил Бенколин, — что есть смысл задавать вам новые вопросы. Разгадка лежит не здесь. Все попытки углубиться еще дальше в личную жизнь мадемуазель Мартель, по-моему, бесплодны. Я благодарю вас, мадам, и вас, сударь, за помощь. Будьте уверены, я буду держать вас в курсе нашего расследования.
Наш хозяин поднялся, мы последовали его примеру. Впервые мне бросилось в глаза, насколько потрясла его наша беседа, — он держал свое коренастое тело все так же прямо, но глаза у него потухли, и в них читались растерянность и отчаяние. Он стоял там в своем отличном костюме и рубашке, как на каком-то торжестве, и его лысая голова ярко блестела в свете лампы…
Мы вышли под дождь.
Глава 10
— Это Бенколин. Соедините с центральной бюро медицинских экспертиз.
Какое-то время в трубке лишь что-то пощелкивало под гудение проводов.
— Бюро медицинских экспертиз, дежурный.
— Говорит начальник полиции. Сообщите результаты вскрытия Одетты Дюшен. Дело А-42, убийство.
— Дело А-42, рапорт комиссара, предварительное заключение, два часа дня девятнадцатого октября тысяча девятьсот тридцатого года, центральному управлению. Тело женщины, обнаруженное в реке у основания моста О-Шанж. Правильно?
— Правильно.
— Открытый перелом черепа, вызванный падением с высоты не менее двадцати футов. Непосредственная причина смерти — ножевое ранение в область межреберья, проникающее в сердце, нанесено ножом шириной один дюйм длиной семь дюймов. Небольшие ушибы и разрывы тканей. Порезы на голове, лице, шее и руках, причиненные разбитым стеклом. К моменту обнаружения мертва в течение восемнадцати часов.
— Спасибо… Теперь центральное управление, четвертый департамент.
— Центральное управление, четвертый департамент, — пробубнил голос.
— Начальник полиции. Кто ведет дело А-42, убийство?
— А-42?… Инспектор Лутрель.
— Если он на месте, соедините меня с ним.
Уже наступали холодные осенние сумерки. Раньше я не мог повидаться с Бенколином: перед самым ленчем его вызвали в бюро по текущим делам, и только после четырех я смог войти к нему в кабинет во Дворце Правосудия. Но в этой большой голой комнате с лампами под зелеными абажурами, где он ведет допросы, его не оказалось. На самом верху огромного здания у Бенколина есть своя личная комната, своего рода берлога, куда не доносится шум Дворца Правосудия, хотя она соединена целой батареей телефонов со всеми отделами Сюрте и управлением полиции, расположенным в нескольких кварталах от Дворца.
Остров Сите, по форме напоминающий узкий и длинный корабль, протянулся почти на милю вдоль Сены; в одном конце он расширяется, и там находится собор Парижской Богоматери, в другом, выступающем, как бушприт, расположен небольшой сад, смело называемый Зеленой площадью любви. Между ними, нависая над суетой Нового моста, возвышается Дворец Правосудия. Окна комнаты Бенколина высоко, под самой крышей, они смотрят на Новый мост и дальше, на темную реку. Создается иллюзия, что отсюда виден весь Париж. Место это довольно жуткое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58