Мы находились в грязной комнате с коричневыми стенами в старом Париже времен Революции. На стене висит покосившаяся карта. В окно за кирпичной стеной с повисшими мертвыми лозами винограда, почудилось мне, видны крыши бульвара Сен-Мартен. Мы замерли так же, как и эти фигуры, пораженные злодейством совершенного здесь убийства. Я обернулся и увидел, что служанка искоса посматривает на меня, а солдат уставился на Мари Августин.
Внезапно Мари дико вскрикнула… Раздался треск, и одна из половинок окна распахнулась. Из него показалась жуткая физиономия и глянула на нас!
В обрамлении оконной рамы на нас смотрели вылезшие из орбит огромные белые глазные яблоки. Рот был широко раскрыт, словно в отвратительной ухмылке; затем его заполнила хлынувшая из горла кровь. Что-то булькнуло, голова дернулась в сторону, и я увидел торчащий из шеи нож. Это была голова Этьена Галана.
Он издал что-то вроде жалобного стона и, схватившись за нож в горле, перевалился через подоконник в комнату.
Глава 17
Здесь мне придется остановиться. Даже описывая эту сцену на бумаге, я вижу ее настолько живо, что снова испытываю нервное потрясение и упадок сил, какие почувствовал тогда. Эта картина — апогей той страшной ночи, — полагаю, подействовала бы губительно на нервы и покрепче моих. С момента, когда я вошел в клуб в половине двенадцатого, события сменяли друг друга все быстрее, так что любой бы на моем месте дошел до точки. Неделями после того лицо Галана снилось мне в ночных кошмарах, и я видел его таким, каким оно было за секунду перед тем, как он грохнулся через окно к нашим ногам. Ветка дерева, задевшая оконное стекло в глухую ночную пору, или внезапное поскрипывание оконной рамы вызывали это видение с такой силой, что я требовал немедленно зажечь свет…
Так что, надеюсь, меня не упрекнут в слабости, если я скажу, что не слишком отчетливо помню то, что происходило в течение следующего получаса. Потом Мари Августин рассказала мне, что все было именно так, как и должно было быть. Она сказала, что закричала, бросилась бежать, но споткнулась о железное ограждение и упала, я поднял ее и спокойно отнес наверх, а потом мы пошли звонить Бенколину. Мы разговаривали, с самым серьезным видом обсуждая, как можно поранить голову, споткнувшись об ограждение и ударившись о каменный пол…
Но я всего этого не помню. Следующим, что я осознал более или менее ясно, была неопрятная комната с набитой конским волосом мебелью и лампа с абажуром на столе. Я сидел в кресле-качалке, что-то пил, а напротив меня сидел Бенколин. В другом кресле, закрыв глаза руками, сидела Мари. Я, очевидно, все рассказал Бенколину, причем довольно четко, потому что помню все с момента, как я описывал Галана. Мне показалось, что в комнате полно людей. Там были инспектор Дюран, и с полдюжины жандармов, и еще старый Августин в ночной рубашке.
Инспектор Дюран выглядел немного бледным. Когда я закончил, все долго молчали.
— Убийца… он разделался с Галаном, — медленно произнес он.
Снова помню, что я говорил связно и даже вполне спокойно.
— Да. Это же все упрощает, так ведь? Но как Галан попал туда, не представляю. Последний раз я видел его в его комнате, когда он натравил на меня убийц. Может быть, у него была назначена встреча…
Дюран раздумывал, закусив нижнюю губу. Потом шагнул ко мне, протянул руку и сиплым голосом произнес:
— Молодой человек… позвольте пожать вашу руку! — Да, — кивнул Бенколин. — Неплохо, Джефф. Этот нож… Господа, все мы были дураками. Нам следует поблагодарить мадемуазель Августин за подсказку.
Опираясь на трость, он посмотрел на нее. Девушка подняла голову, у нее было усталое лицо, но она ответила ему твердым и насмешливым взглядом. Ее платье цвета пламени совсем измялось.
— Я была вам обязана, сударь, за прошлую ночь, — холодно сказала она. — Полагаю, что, в конце концов, вы вынуждены будете согласиться с моим анализом преступления.
Бенколин сдвинул брови:
— Не уверен, что готов во всем с вами согласиться, мадемуазель. Посмотрим. А пока…
— Вы осмотрели труп? — спросил я. — Он был заколот кинжалом Шарлотты Корде?
— Да. Убийца не потрудился даже стереть отпечатки пальцев. Дело завершено, Джефф. Благодаря им и мадемуазель Августин, мы теперь знаем все, включая подробности смерти мадемуазель Дюшен. — Он хмуро посмотрел на лампу, — Бедный Этьен! Ему никогда теперь не свести со мной счеты…
— Как же, черт побери, он умудрился попасть за это окно? Вот чего я никак не пойму!
— Отчего же, все очень просто. Вы же знаете, Что существует скрытая лестница, которая ведет из ниши за экспонатами в Галерею ужасов?
— Знаю. Вы имеете в виду то место, откуда включается свет?
Он кивнул.
— Убийца, по всей вероятности, заколол Галана либо в нише, либо недалеко от нее. По-видимому, он бросился бежать и упал с лестницы, а потом, Наверное, пополз позади фигур, пытаясь найти выход. Он был уже на последнем издыхании, когда нашел это окно в группе Марата. Но вылезти не успел…
— Это сделал… тот же человек, который убил Клодин Мартель?
— Несомненно. А теперь, Дюран…
— Да, сударь?
— Возьмите четверых людей и отправляйтесь в клуб. Если будет нужно, взломайте дверь. А если они вздумают сопротивляться…
Инспектор чуть заметно улыбнулся, расправил плечи и поглубже надвинул шляпу.
— Что тогда? — спросил он довольным тоном.
— Начните со слезоточивого газа. Если они все еще будут невежливы — стреляйте. Но я не думаю, что они будут невежливы… Никого не арестовывайте. Узнайте, во сколько и зачем Галан выходил ночью. Обыщите здание. Если мадемуазель Прево все еще там, доставьте ее сюда.
— Могу ли я просить, — холодно спросила Мари Августин, — чтобы вы все это сделали, по возможности не пугая гостей?
— Боюсь, мадемуазель, что это маловероятно, — улыбнулся Бенколин. — Однако лучше все-таки будет отпустить гостей до того, как вы приступите к делу, Дюран. Всех слуг задержать. Перекрыв выход, вы должны найти мадемуазель Прево. Она может еще оставаться в номере восемнадцатом. Это все. Начинайте и поторапливайтесь.
Дюран отдал честь и сделал знак четверым из своих жандармов. Одного из оставшихся он поставил в вестибюле, а шестого послал на улицу. Потом все стихло. Я устроился в кресле поудобней, нервы были на пределе, но я испытывал состояние блаженного покоя. Теперь, подумал я (и очень ошибся!), беспокоиться больше не о чем. Мне все доставляло удовольствие: тиканье стенных часов, уголь, горящий в старинном черного мрамора камине, лампа с абажуром и потертая скатерть. Отхлебнув кофе, я взглянул на моих товарищей. Бенколин, подчеркнуто сухопарый в своем черном плаще и мягкой темной шляпе, задумчиво постукивал тростью по ковру. Плечи Мари Августин блестели в свете лампы, она неотрывно смотрела на корзинку с рукоделием, и в ее взгляде были и сожаление, и цинизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58