Думаю… Возможно, Селия, у меня для вас будет ещё одно задание.
Отвезя гостью домой, Квиллер поспешил к себе, чтобы позвонить. Сразу за кухонной дверью он поднял с пола чёрный фломастер.
– Чёрт бы побрал эту кошку! – пробормотал он, бросая фломастер в оловянную кружку. Ручка, лежащая на столике, была законной игрушкой Коко, но он ни разу не стянул ни одной ручки из кружки. В отличие от Юм-Юм.
Он позвонил домой Комптонам, и Лайза сняла трубку:
– Хочешь поговорить с моим ворчливым мужем?
– Нет, хочу поговорить с его очаровательной женушкой. Это насчёт «Приятелей пациентов».
– Конечно. Чем могу служить?
– А семья Тривильенов из Вест-Мидл-Хаммока когда-нибудь обращалась в Общество за помощью?
– Обращаются всё время! «Приятели», которых мы туда посылаем, двое, долго там не задерживаются. Во-первых, нужно далеко ехать, а во-вторых… это несчастная семья! В данный момент к ним никто не ходит – даже после того, как закрыли Ссудный банк. В банке работала их дочь, сейчас она дома и сама ухаживает за матерью. Но почему ты спрашиваешь?
– Я познакомился с сыном Тривильена. Он строит дом для Полли. Пёс, которого застрелили, принадлежал ему. Ты читала об этом?
– Отвратительное дело! – сказала Лайза.
– Да. Я не сочувствую Флойду, но мне жаль его семью, и у меня есть одно предложение. У Селии Робинсон – помнишь, я говорил тебе о ней – замечательно весёлый характер. Уверен, он подействует на миссис Тривильен чудесным образом. Миссис Робинсон позвонит тебе завтра в офис. Лайза, подумай, что тут можно сделать.
– А она согласится так далеко ездить?
– Она только что провела три дня в дороге, с котом на заднем сиденье, и никаких жалоб не поступило ни от того, ни от другого. Говорю тебе, у неё не характер, а дар Божий, честное слово! Она рассмешила бы даже Лайла.
– Руки прочь от моего мужа! – кокетливо воскликнула Лайза. – Может, он и старый грубиян, но он мой!.. Ладно, посмотрим, что можно сделать.
Квиллер повесил трубку с чувством выполненного долга. Его логический ум уже подсказывал ему, как покороче объяснить Селии её задачу. Он сел за стол, чтобы набросать план, как вдруг вспомнил, что кошки не встретили его у входа. Он огляделся – сначала небрежно, а затем со всё возрастающей тревогой. И вдруг заметил на светлой обивке дивана кроваво-красное неровное пятно.
Логика уступила место панике! Квиллер вскочил, с грохотом отшвырнув стул, и бросился в гостиную.
– Коко! Юм-Юм! – закричал он. Никакого ответа.
ВОСЕМЬ
Невозможно выразить словами ни панику, охватившую Квиллера, когда взгляд его упал на кроваво-красное пятно, ни то облегчение, которое он почувствовал, когда увидел, что это всего лишь образчик ткани для национального костюма Макинтошей. Сиамцы стащили его! Конверт с членской анкетой для вступления в клан валялся на полу рядом с диваном. Но где же сами виновники? Они с изумлением наблюдали с высоты каминного куба за безумным кружением Квиллера по амбару, словно думали про себя: «Как безумен род людской!»
– У-у, черти! – погрозил им кулаком Квиллер. Хотя, впрочем, может, виноват лишь один из них. Интересно который? У того и у другого был раздражающе невинный вид. Подобные шалости – разодрать конверт по только ему понятной причине – больше походили на стиль Коко. Вероятно, он учуял в ткани красный краситель. Ведь в его короткой, но ослепительной карьере было время, когда он жевал красные галстуки.
Затем Квиллеру пришла на ум причудливая мысль.
– Если ты собираешься одеть меня в юбку, Коко, – деликатесов тебе больше не видать, так и знай.
Тем не менее он ещё раз перечитал анкету. По своей природе он был противником вступления в разные там клубы, общества или ассоциации (пресс-клуб – исключение). И всё же, как сказал Большой Мак, вступить в клан значило отдать дань уважения матери: она ведь так гордилась своим древним шотландским происхождением. Дожив до средних лет, Квиллер вдруг понял, что думает теперь о матери с восхищением и признательностью. Он помнил её советы: давать больше, чем получаешь… быть самим собой; не подражать окружающим… всегда подавать напитки на подносе.
Она умерла, когда он учился в колледже. Если бы она прожила подольше, то смогла бы вместе с ним гордиться его карьерой журналиста, оплакивать событие, чуть не разрушившее его жизнь, а на склоне лет наслаждаться обретённым благополучием: ведь не что иное, как её связи с родом Клингеншоенов дали столь замечательные всходы.
Квиллер заполнил анкету. Полли будет счастлива.
– Но никаких юбок, – пробормотал он.
– Йау! – последовал комментарий с верхушки каминного куба.
На следующий день после визита Эдди Тривильена Квиллер отправился к почтовому ящику, имея в багажнике новый запас прохладительных напитков. Пунктом номер один его плана было проникнуть в семью Тривильена с чёрного хода. Для выполнения пункта номер два ему понадобится помощь Селии и сотрудничество с Лайзой Комптон.
На строительной площадке стояло пять грузовиков, – по словам Эдди, электрики и водопроводчики «делали прикидку». Квиллер выгрузил сумку-холодильник и вернулся к себе в амбар просмотреть почту. Его внимание привлекло одно письмо в весьма необычном конверте. Вскрыв его, он обнаружил записку, написанную отчётливым почерком. Вот что он прочитал:
Дорогой мистер К.!
Спешу сообщить, что посылаю Вам сувенир из коллекции моего отца. Когда Вы будете на этом сидеть, Ваш творческий гений заблистает ещё ярче. Примите сей подарок в знак глубокой моей признательности за то, что Вы спасли мне жизнь на острове и вдохнули в меня силы изменить к лучшему мой образ жизни.
На лодке брат перевезет подарок с острова в Мусвилл, где встретится с Дереком, который доставит это Вам на своем грузовике.
С признательностью,
Лиз
Первое, что пришло Квиллеру в голову. «Нет! Только не пирамида! Зачем она мне? Куда я её поставлю? Каких она размеров? Могу ли я преподнести её в дар школе или музею так, чтобы не задеть чувств Элизабет?» Она хотела, чтобы он называл её Лиз – то есть тем уменьшительно-ласкательным именем, которым её звал только отец, – но у Квиллера не было желания заменять ей родителя.
Он просмотрел остальную почту, бросая большую часть писем в мусорную корзину или отмечая чернилами те, с которыми затем разберётся секретарская служба. На несколько писем придётся ответить самому – открыткой или телефонным звонком. На открытки требовалось меньше усилий, чем на письма, да и отправлять их дешевле. Несмотря на своё нынешнее благополучие, старая привычка к бережливости ещё сохранялась.
После разбора почты Квиллер отправился работать в кабинет на балконе, который был вне досягаемости сиамцев. Как он любил объяснять, политика закрытых дверей держала котов на почтительном расстоянии от его волос, а их шерсть – от пишущей машинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Отвезя гостью домой, Квиллер поспешил к себе, чтобы позвонить. Сразу за кухонной дверью он поднял с пола чёрный фломастер.
– Чёрт бы побрал эту кошку! – пробормотал он, бросая фломастер в оловянную кружку. Ручка, лежащая на столике, была законной игрушкой Коко, но он ни разу не стянул ни одной ручки из кружки. В отличие от Юм-Юм.
Он позвонил домой Комптонам, и Лайза сняла трубку:
– Хочешь поговорить с моим ворчливым мужем?
– Нет, хочу поговорить с его очаровательной женушкой. Это насчёт «Приятелей пациентов».
– Конечно. Чем могу служить?
– А семья Тривильенов из Вест-Мидл-Хаммока когда-нибудь обращалась в Общество за помощью?
– Обращаются всё время! «Приятели», которых мы туда посылаем, двое, долго там не задерживаются. Во-первых, нужно далеко ехать, а во-вторых… это несчастная семья! В данный момент к ним никто не ходит – даже после того, как закрыли Ссудный банк. В банке работала их дочь, сейчас она дома и сама ухаживает за матерью. Но почему ты спрашиваешь?
– Я познакомился с сыном Тривильена. Он строит дом для Полли. Пёс, которого застрелили, принадлежал ему. Ты читала об этом?
– Отвратительное дело! – сказала Лайза.
– Да. Я не сочувствую Флойду, но мне жаль его семью, и у меня есть одно предложение. У Селии Робинсон – помнишь, я говорил тебе о ней – замечательно весёлый характер. Уверен, он подействует на миссис Тривильен чудесным образом. Миссис Робинсон позвонит тебе завтра в офис. Лайза, подумай, что тут можно сделать.
– А она согласится так далеко ездить?
– Она только что провела три дня в дороге, с котом на заднем сиденье, и никаких жалоб не поступило ни от того, ни от другого. Говорю тебе, у неё не характер, а дар Божий, честное слово! Она рассмешила бы даже Лайла.
– Руки прочь от моего мужа! – кокетливо воскликнула Лайза. – Может, он и старый грубиян, но он мой!.. Ладно, посмотрим, что можно сделать.
Квиллер повесил трубку с чувством выполненного долга. Его логический ум уже подсказывал ему, как покороче объяснить Селии её задачу. Он сел за стол, чтобы набросать план, как вдруг вспомнил, что кошки не встретили его у входа. Он огляделся – сначала небрежно, а затем со всё возрастающей тревогой. И вдруг заметил на светлой обивке дивана кроваво-красное неровное пятно.
Логика уступила место панике! Квиллер вскочил, с грохотом отшвырнув стул, и бросился в гостиную.
– Коко! Юм-Юм! – закричал он. Никакого ответа.
ВОСЕМЬ
Невозможно выразить словами ни панику, охватившую Квиллера, когда взгляд его упал на кроваво-красное пятно, ни то облегчение, которое он почувствовал, когда увидел, что это всего лишь образчик ткани для национального костюма Макинтошей. Сиамцы стащили его! Конверт с членской анкетой для вступления в клан валялся на полу рядом с диваном. Но где же сами виновники? Они с изумлением наблюдали с высоты каминного куба за безумным кружением Квиллера по амбару, словно думали про себя: «Как безумен род людской!»
– У-у, черти! – погрозил им кулаком Квиллер. Хотя, впрочем, может, виноват лишь один из них. Интересно который? У того и у другого был раздражающе невинный вид. Подобные шалости – разодрать конверт по только ему понятной причине – больше походили на стиль Коко. Вероятно, он учуял в ткани красный краситель. Ведь в его короткой, но ослепительной карьере было время, когда он жевал красные галстуки.
Затем Квиллеру пришла на ум причудливая мысль.
– Если ты собираешься одеть меня в юбку, Коко, – деликатесов тебе больше не видать, так и знай.
Тем не менее он ещё раз перечитал анкету. По своей природе он был противником вступления в разные там клубы, общества или ассоциации (пресс-клуб – исключение). И всё же, как сказал Большой Мак, вступить в клан значило отдать дань уважения матери: она ведь так гордилась своим древним шотландским происхождением. Дожив до средних лет, Квиллер вдруг понял, что думает теперь о матери с восхищением и признательностью. Он помнил её советы: давать больше, чем получаешь… быть самим собой; не подражать окружающим… всегда подавать напитки на подносе.
Она умерла, когда он учился в колледже. Если бы она прожила подольше, то смогла бы вместе с ним гордиться его карьерой журналиста, оплакивать событие, чуть не разрушившее его жизнь, а на склоне лет наслаждаться обретённым благополучием: ведь не что иное, как её связи с родом Клингеншоенов дали столь замечательные всходы.
Квиллер заполнил анкету. Полли будет счастлива.
– Но никаких юбок, – пробормотал он.
– Йау! – последовал комментарий с верхушки каминного куба.
На следующий день после визита Эдди Тривильена Квиллер отправился к почтовому ящику, имея в багажнике новый запас прохладительных напитков. Пунктом номер один его плана было проникнуть в семью Тривильена с чёрного хода. Для выполнения пункта номер два ему понадобится помощь Селии и сотрудничество с Лайзой Комптон.
На строительной площадке стояло пять грузовиков, – по словам Эдди, электрики и водопроводчики «делали прикидку». Квиллер выгрузил сумку-холодильник и вернулся к себе в амбар просмотреть почту. Его внимание привлекло одно письмо в весьма необычном конверте. Вскрыв его, он обнаружил записку, написанную отчётливым почерком. Вот что он прочитал:
Дорогой мистер К.!
Спешу сообщить, что посылаю Вам сувенир из коллекции моего отца. Когда Вы будете на этом сидеть, Ваш творческий гений заблистает ещё ярче. Примите сей подарок в знак глубокой моей признательности за то, что Вы спасли мне жизнь на острове и вдохнули в меня силы изменить к лучшему мой образ жизни.
На лодке брат перевезет подарок с острова в Мусвилл, где встретится с Дереком, который доставит это Вам на своем грузовике.
С признательностью,
Лиз
Первое, что пришло Квиллеру в голову. «Нет! Только не пирамида! Зачем она мне? Куда я её поставлю? Каких она размеров? Могу ли я преподнести её в дар школе или музею так, чтобы не задеть чувств Элизабет?» Она хотела, чтобы он называл её Лиз – то есть тем уменьшительно-ласкательным именем, которым её звал только отец, – но у Квиллера не было желания заменять ей родителя.
Он просмотрел остальную почту, бросая большую часть писем в мусорную корзину или отмечая чернилами те, с которыми затем разберётся секретарская служба. На несколько писем придётся ответить самому – открыткой или телефонным звонком. На открытки требовалось меньше усилий, чем на письма, да и отправлять их дешевле. Несмотря на своё нынешнее благополучие, старая привычка к бережливости ещё сохранялась.
После разбора почты Квиллер отправился работать в кабинет на балконе, который был вне досягаемости сиамцев. Как он любил объяснять, политика закрытых дверей держала котов на почтительном расстоянии от его волос, а их шерсть – от пишущей машинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57