Тронутая их великодушием, я обещала подумать об этом предложении. Вот так так!
– Неплохой поворот событий, – прокомментировал Квиллер.
– Итак, мы обедали и болтали о том о сём. Тиш, между прочим, читает вашу колонку, шеф, и с восторгом отозвалась о той, которая посвящена сладкой кукурузе. Я просто умирала от желания сказать ей, что знакома с вами, но не сказала. Они расспрашивали меня о Клейтоне, а я поинтересовалась, много ли у них родственников. У Тиш есть брат – сестер нет; бабушка умерла, тети и дяди разъехались, дед, в прошлом машинист, сейчас на пенсии и живёт в Содаст-сити. А теперь – грустная часть. Он живет в двадцати милях от них и никогда их не навещает! А бабушка даже ни разу не прислала открытку ко дню рождения! Тиш никогда не видела обоих. Это очень странная семья, шеф!
– А о собаке что-нибудь говорили?
– Я спросила, не собираются ли они завести другого сторожевого пса. Сказала, что у моего внука есть немецкая овчарка, тут глаза Тиш наполнились слезами, и она заговорила о Заке, о том, какой он был славный и ласковый. Она сказала, что, возможно, его убил лучший друг её брата: у них произошла какая-то бурная ссора. Разве это не ужасно?
Квиллер согласился с ней, но удивлён не был. Части головоломки начинали складываться.
– А вам удалось вызвать её на разговор о Ссудном банке?
– Пока нет, но я на полпути. Когда мы с Тиш остались вдвоём, я сказала ей, что она – замечательный человек, так как отказалась от учебы в колледже и осталась дома, чтобы ухаживать за матерью. Ещё сказала, что работа в офисе, вероятно, ужасно скучна для такой талантливой девушки. Тогда она показала мне вырезку с рецензией на книгу, рецензию она написала для вашей газеты, и ей за это даже заплатили! Тиш была так взволнована тем, что напечатали её имя! Рецензию она подписала „Легация Пен“. Девичьей фамилией Флорри… Я спросила её, какую работу она выполняла в конторе, и она ответила, что занималась всем понемногу. Такое впечатление, что она боится об этом говорить.
– Вы всё делаете правильно, Селия. Думаю, скоро эта странная семья воссоединится. Их дед достиг того возраста, когда очень многие оглядываются на прожитую жизнь, испытывая угрызения совести и желая как-то загладить прошлые ошибки. Я говорил об этом мистеру Пену во время нашей с ним беседы. Поэтому, Селия, постарайтесь завтра выяснить, что думают по этому поводу обе женщины.
– Я знаю, что им ужасно этого хочется!
– Тогда вы ничего не имеете против того, чтобы заехать за старым джентльменом в Содаст-сити?
– Конечно нет!
– Прекрасно. А потом вы можете показать всей семье видеозапись Прогулочного поезда и мистера Пена в кабине машиниста, – сказал Квиллер, а про себя подумал: „К несчастью, там есть также и кадры с Ф. Т. в кабине машиниста и Ф. Т. с его секретаршей“.
– О, мы устроим настоящий праздник! – взвизгнула Селия. – Я испеку печенье. – Она встала. – Ну, мне пора ехать. Когда небо сплошь затянуто тучами, рано темнеет, а ночью в лесу довольно-таки страшно.
Квиллер проводил её до автомобиля и спросил, заметила ли она большое скопление машин на стоянке у театра.
– Сегодня костюмированная репетиция „Сна в летнюю ночь“, и у меня есть для вас два билета на премьеру, если вы хотите посмотреть спектакль.
– Очень хочу! Спасибо огромное! Я приглашу Виржинию: она была ко мне так добра… Что это за грохот?
– Просто по ту сторону фруктового сада в неурочное время работает бульдозер. – Квиллер распахнул дверцу автомобиля. – Пристегнитесь. Следите за ограничением скорости. И не берите тех, кто будет голосовать.
Неугомонная Селия Робинсон весело рассмеялась и со скоростью десять миль в час двинулась через ухабистый участок леса длиной в квартал.
Громыхание бульдозера ласкало Квиллеру слух: Полли могла вычеркнуть один пункт из списка своих забот. Искусственно возведённый холм между домом и шоссе создаст ощущение уединённости, хотя на Тривильенроуд движение было небольшое. Асфальтирование её являлось скорее политическим шагом: Этой дорогой не пользовался никто, кроме местных жителей с разбросанных по соседству ферм.
Итак, Квиллер прислушивался к убаюкивающему ворчанию и вздохам бульдозера Эдди. Строившись в глубоком кресле, он спрашивал себя: „Что мы узнали на сегодняшний день? Возможно , это Дурли убил Зака. Однако, если он оказался жертвой мошенничества и жаждал мести, он наверняка знал, что пёс принадлежал не Флойду. Тиш сказала, что молодые люди яростно спорили. О чём? Футбольное пари? Женщина? Наркотики? Возможно , Эдди убил своего друга в припадке пьяной ярости. Натянутость в отношениях начальника и подчинённого чувствовалась и на работе – с воскресенья Ревизии. Когда Эдди зашёл в амбар, Коко зашипел на него“.
– Йау! – сказал Коко, сидевший на телефонном столике в опасной близости от английской карандашной коробки. Его комментарий придал мыслям Квиллера другое направление: полиция была весьма уклончива в том, что касалось орудия убийства в таверне „У путей“. „Это не охотничий нож“ – вот всё, что сказал Энди Броуди. Не мог ли это быть хорошо заточенный карандаш?
С рычанием, внезапно меняя настроение, Коко спрыгнул со столика и бешено заметался по основному этажу – через журнальный столик, вокруг каминного куба, прыгая на всё, что встречалось по пути. Незакрепленные предметы летели в разные стороны: книги, журналы, деревянный свисток, один из резных манков, медное пресс-папье. Квиллер сгрёб деревянную карандашную коробку с пути взбесившегося животного.
– Коко! – взвыл он. – Хватит! Хватит!
Полетел ещё один манок. На кухне послышался звук разбитого стекла. Затем кот бросился на входную дверь, отлетел от неё, вскочил, дважды коротко лизнул левый бок и вновь, подобно тарану, принялся штурмовать дверь.
– Хватит! Убьёшься! – Квиллер никогда не пытался остановить кошачью истерику: обычно она прекращалась так же внезапно, как начиналась. Но он искренне боялся, что с котом что-нибудь случится. Он рванулся в прихожую и набросил валявшийся там коврик на корчившееся в судорогах тельце, прижав его к полу. Через несколько секунд комок под ковриком на удивление притих. Квиллер осторожно приподнял один угол, потом другой. Коко лежал абсолютно обессиленный, вытянувшись во всю длину.
Именно в эту минуту в промозглом ночном воздухе разнеслось рычание бульдозера. Так вот оно что! Коко сводил с ума постоянный шум движения туда-обратно. Но было ли это единственной причиной представления? Квиллер почувствовал острое покалывание над верхней губой. Он пригладил усы, надел свою жёлтую кепку и вышел, вооружившись ручным электрическим фонариком.
ТРИНАДЦАТЬ
Следуя многозначительной кошачьей истерике, Квиллер побежал к строительной площадке, откуда доносился раздражающий шум бульдозера, машина трогалась с места и останавливалась, давала передний и задний ход, взбиралась на холм и ныряла вниз, Квиллер видел случайные вспышки передних фар, поворачивающихся то так, то эдак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Неплохой поворот событий, – прокомментировал Квиллер.
– Итак, мы обедали и болтали о том о сём. Тиш, между прочим, читает вашу колонку, шеф, и с восторгом отозвалась о той, которая посвящена сладкой кукурузе. Я просто умирала от желания сказать ей, что знакома с вами, но не сказала. Они расспрашивали меня о Клейтоне, а я поинтересовалась, много ли у них родственников. У Тиш есть брат – сестер нет; бабушка умерла, тети и дяди разъехались, дед, в прошлом машинист, сейчас на пенсии и живёт в Содаст-сити. А теперь – грустная часть. Он живет в двадцати милях от них и никогда их не навещает! А бабушка даже ни разу не прислала открытку ко дню рождения! Тиш никогда не видела обоих. Это очень странная семья, шеф!
– А о собаке что-нибудь говорили?
– Я спросила, не собираются ли они завести другого сторожевого пса. Сказала, что у моего внука есть немецкая овчарка, тут глаза Тиш наполнились слезами, и она заговорила о Заке, о том, какой он был славный и ласковый. Она сказала, что, возможно, его убил лучший друг её брата: у них произошла какая-то бурная ссора. Разве это не ужасно?
Квиллер согласился с ней, но удивлён не был. Части головоломки начинали складываться.
– А вам удалось вызвать её на разговор о Ссудном банке?
– Пока нет, но я на полпути. Когда мы с Тиш остались вдвоём, я сказала ей, что она – замечательный человек, так как отказалась от учебы в колледже и осталась дома, чтобы ухаживать за матерью. Ещё сказала, что работа в офисе, вероятно, ужасно скучна для такой талантливой девушки. Тогда она показала мне вырезку с рецензией на книгу, рецензию она написала для вашей газеты, и ей за это даже заплатили! Тиш была так взволнована тем, что напечатали её имя! Рецензию она подписала „Легация Пен“. Девичьей фамилией Флорри… Я спросила её, какую работу она выполняла в конторе, и она ответила, что занималась всем понемногу. Такое впечатление, что она боится об этом говорить.
– Вы всё делаете правильно, Селия. Думаю, скоро эта странная семья воссоединится. Их дед достиг того возраста, когда очень многие оглядываются на прожитую жизнь, испытывая угрызения совести и желая как-то загладить прошлые ошибки. Я говорил об этом мистеру Пену во время нашей с ним беседы. Поэтому, Селия, постарайтесь завтра выяснить, что думают по этому поводу обе женщины.
– Я знаю, что им ужасно этого хочется!
– Тогда вы ничего не имеете против того, чтобы заехать за старым джентльменом в Содаст-сити?
– Конечно нет!
– Прекрасно. А потом вы можете показать всей семье видеозапись Прогулочного поезда и мистера Пена в кабине машиниста, – сказал Квиллер, а про себя подумал: „К несчастью, там есть также и кадры с Ф. Т. в кабине машиниста и Ф. Т. с его секретаршей“.
– О, мы устроим настоящий праздник! – взвизгнула Селия. – Я испеку печенье. – Она встала. – Ну, мне пора ехать. Когда небо сплошь затянуто тучами, рано темнеет, а ночью в лесу довольно-таки страшно.
Квиллер проводил её до автомобиля и спросил, заметила ли она большое скопление машин на стоянке у театра.
– Сегодня костюмированная репетиция „Сна в летнюю ночь“, и у меня есть для вас два билета на премьеру, если вы хотите посмотреть спектакль.
– Очень хочу! Спасибо огромное! Я приглашу Виржинию: она была ко мне так добра… Что это за грохот?
– Просто по ту сторону фруктового сада в неурочное время работает бульдозер. – Квиллер распахнул дверцу автомобиля. – Пристегнитесь. Следите за ограничением скорости. И не берите тех, кто будет голосовать.
Неугомонная Селия Робинсон весело рассмеялась и со скоростью десять миль в час двинулась через ухабистый участок леса длиной в квартал.
Громыхание бульдозера ласкало Квиллеру слух: Полли могла вычеркнуть один пункт из списка своих забот. Искусственно возведённый холм между домом и шоссе создаст ощущение уединённости, хотя на Тривильенроуд движение было небольшое. Асфальтирование её являлось скорее политическим шагом: Этой дорогой не пользовался никто, кроме местных жителей с разбросанных по соседству ферм.
Итак, Квиллер прислушивался к убаюкивающему ворчанию и вздохам бульдозера Эдди. Строившись в глубоком кресле, он спрашивал себя: „Что мы узнали на сегодняшний день? Возможно , это Дурли убил Зака. Однако, если он оказался жертвой мошенничества и жаждал мести, он наверняка знал, что пёс принадлежал не Флойду. Тиш сказала, что молодые люди яростно спорили. О чём? Футбольное пари? Женщина? Наркотики? Возможно , Эдди убил своего друга в припадке пьяной ярости. Натянутость в отношениях начальника и подчинённого чувствовалась и на работе – с воскресенья Ревизии. Когда Эдди зашёл в амбар, Коко зашипел на него“.
– Йау! – сказал Коко, сидевший на телефонном столике в опасной близости от английской карандашной коробки. Его комментарий придал мыслям Квиллера другое направление: полиция была весьма уклончива в том, что касалось орудия убийства в таверне „У путей“. „Это не охотничий нож“ – вот всё, что сказал Энди Броуди. Не мог ли это быть хорошо заточенный карандаш?
С рычанием, внезапно меняя настроение, Коко спрыгнул со столика и бешено заметался по основному этажу – через журнальный столик, вокруг каминного куба, прыгая на всё, что встречалось по пути. Незакрепленные предметы летели в разные стороны: книги, журналы, деревянный свисток, один из резных манков, медное пресс-папье. Квиллер сгрёб деревянную карандашную коробку с пути взбесившегося животного.
– Коко! – взвыл он. – Хватит! Хватит!
Полетел ещё один манок. На кухне послышался звук разбитого стекла. Затем кот бросился на входную дверь, отлетел от неё, вскочил, дважды коротко лизнул левый бок и вновь, подобно тарану, принялся штурмовать дверь.
– Хватит! Убьёшься! – Квиллер никогда не пытался остановить кошачью истерику: обычно она прекращалась так же внезапно, как начиналась. Но он искренне боялся, что с котом что-нибудь случится. Он рванулся в прихожую и набросил валявшийся там коврик на корчившееся в судорогах тельце, прижав его к полу. Через несколько секунд комок под ковриком на удивление притих. Квиллер осторожно приподнял один угол, потом другой. Коко лежал абсолютно обессиленный, вытянувшись во всю длину.
Именно в эту минуту в промозглом ночном воздухе разнеслось рычание бульдозера. Так вот оно что! Коко сводил с ума постоянный шум движения туда-обратно. Но было ли это единственной причиной представления? Квиллер почувствовал острое покалывание над верхней губой. Он пригладил усы, надел свою жёлтую кепку и вышел, вооружившись ручным электрическим фонариком.
ТРИНАДЦАТЬ
Следуя многозначительной кошачьей истерике, Квиллер побежал к строительной площадке, откуда доносился раздражающий шум бульдозера, машина трогалась с места и останавливалась, давала передний и задний ход, взбиралась на холм и ныряла вниз, Квиллер видел случайные вспышки передних фар, поворачивающихся то так, то эдак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57