Тот день, когда король Франции оказался разбит, был светлым днем для англичан, и всех их радовала его неудача.
— А что говорит Людовик об этом сейчас? — поинтересовался Уильям.
— А что же может он сказать? — ответил Реймонд самодовольно. — Элеонора летом ждет ребенка, и звезды говорят, что это будет сын.
— Значит, молодому жеребцу удалось сделать то, чего не сумел старый святоша. — Уильям откинулся назад с улыбкой. — Итак, выходит, у Генриха есть все, чтобы продолжить битву, пока удача от него не отвернулась?
— У него есть все, чтобы купить Англию, если он пожелает этого, — сказал Реймонд. — Элеонора старше Генриха на пятнадцать лет, но она красивая женщина.
— В монарших браках возраст не имеет значения, до те пор пока женщина детородная, — заметил Уильям. — Матильда была на пятнадцать лет старше отца Генриха, а он ушел из жизни раньше.
— Женитьба эта — мудрый шаг со стороны Генри ха, — согласился Николас. — Она дала ему огромную власть.
— А Стефан связывает ему руки? — спросил Уильям.
— Стефан качается от ветра, он так ненадежен, как никогда, — горько промолвил Реймонд.
— Стефан твой двоюродный брат, — указал Чарльз.
— Так же, как и Матильда, — согласился Реймонд. — Я бы выступил за любого из наших сюзеренов или за их сыновей, лишь бы они только навели в стране порядок.
— Из хаоса тоже можно извлечь пользу, — задумчиво заметил Чарльз.
— Пользу! Каков же будет человек, отбросивший свою же честь, лишь пользу бы извлечь из бедствия страны? — вопросил Уильям. Презрение его было явным, когда он наполнял еще один кубок и передавал его Николасу.
— Это способ приобрести земли.
— Воровством!
— Или хитростью, — мягко вставил Николас.
— Стефан вверг страну в катастрофу своей нерешительностью. — Уильям наполнил последний кубок. — Если бы он был прижат к стене, как думаешь, не объявил бы он Генриха своим законным наследником?
— Это вопрос, не правда ли? — засмеялся Реймонд. — А что скажут сыновья Стефана по поводу такого отказа им в их правах?
— Снова начнется война. — Николас вздохнул. — Земля будет гореть, а страну охватит чума.
— Нам следовало бы хранить свою верность клятве… — промолвил Чарльз.
— Кому? — вспыхнул Уильям. — Я присягал на верность лишь суверену Англии, а кто это сейчас, я не знаю.
— Может быть, Бог отвернулся от нас, — сказал Реймонд с насмешливым испугом.
Опустилась гнетущая тишина, все мысленно созерцали возникший хаос. Потом поднялся Николас.
— Именно поэтому мне нравится сражаться.
— Тебе, Николас? — вопросил Уильям. — Тебе нравится сражаться?
Николас был крупным мужчиной, тихим, веселым, когда это соответствовало его целям. Из него получился не совсем искусный рыцарь, но как правителя его никто не смог бы превзойти. То, чего добивались своей мощью и силой мышц, он получал с помощью светлого ума и способности читать чужие мысли. Если Уильям отчасти и презирал Николаса за трусость, он хранил это чувство строго при себе. Он видел Николаса, когда тот, только что посвященный в рыцари, возвратился в дом старшего брата, чтобы служить ему. Он видел и то, как брат почти сразу же отошел в иной мир, сваленный дизентерией; а Николас принял на себя управление владениями и делал это твердой рукой, так ни разу и не дрогнувшей.
— Да ладно, Уильям, я вовсе не так уж неловок, — возразил ему Николас.
Уильям воздержался от ответных слов, отхлебнув эля, а голос Николаса стал тише и спокойнее.
— Может быть, ты и прав, но я люблю смотреть на это со стороны. Схватка позволяет мне не думать о всех этих непростых проблемах, справиться с которыми я не в силах. На Троицу я устраиваю турнир, и мне бы так хотелось, Уильям, чтобы и ты принял в нем участие. Ни один из рыцарей Англии не в праве считать себя истинно доблестным, если он не одержит победу над тобой.
— Групповая схватка? — В вопросе Уильяма явственно звучало его рвение побывать там
— Да, — ответил Николас. — Помнишь, как тогда в Чичестере в первой же схватке твое копье сломалось, а лошадь была ранена? Как ты бился пешим и выиграл приз у пяти других рыцарей?
— Я лишь использовал главное правило ведения боя, — спокойно ответил Уильям, а все засмеялись, как будто услышали веселую остроту. И Уильям улыбнулся их радости. — В тот день я здорово пополнил вооружение, свое и своей свиты.
— Да, но плечи твои были так широки, что они одна из выигранных кольчуг не лезла на тебя, — усмехнулся Чарльз, охотно погрузившись в воспоминания.
От дверей донесся голос:
— А помнишь, как ты взял в плен этого Киркосвальдского варвара?
— Артур, полагаю, ты намеренно пропустил все раз говоры о судьбе бедной Англии и явился, только когда мы перешли к воспоминаниям. — В голосе Уильяма звучало недовольство легкомысленностью друга, который так и не повзрослел.
— Ты прекрасно выглядишь. — Шаги Артура простучали по полу по-детски живо, словно это щенок приветствовал своего хозяина.
— Спасибо тебе.
Через голову Уильяма Артур обратился к своим товарищам по охоте.
— Он все еще слепой?
— Слепой, — смешался Уильям, — но вовсе не глухой.
Не обратив внимания на горечь слов Уильяма, Артур наполнил себе кубок элем.
— За величайшего рыцаря всей Англии, лишенного своей славы одним ударом. Какой стыд.
— Еще больший стыд все время говорить об этом, — заметил Чарльз. — Поэтому закрой свой рот, Артур.
— Закрою, но мне интересно, не стала ли у него от трусости белой печенка?
Уильям с грохотом опустил на стол кубок и поднялся, но Реймонд схватил его за руку и усадил назад.
— Не надо трогать этого трусишку, — сказал Реймонд. — Это у него печенка белая, а рот несет вздор о вещах, судить о которых лучше взрослым мужчинам. Артур, извинись.
— У меня вовсе не белая печенка! — крикнул Артур.
— Артур, извинись. — Только одной спокойной фразы Николаса оказалось достаточно, и Артур пробубнил извинение.
За столом возникло неловкое напряжение, но извинение было принято тем, кому оно было адресовано, и Чарльз неуклюже прервал воцарившееся молчание.
— А помнишь, как варвар закричал, когда ты потребовал его коня?
Беседа снова монотонно потекла, они вспоминали прошлые славные битвы. Сора стиснула зубы и подала знак рукой. Тут же рядом с ней возник Бартли.
— Миледи?
— Сейчас же пошли за юными Кимбаллом и Клэром. Уверена, что им захочется увидеть настоящих рыцарей, а нам нужны пажи, чтобы прислужить за столом. Рас порядись, чтобы нарезали хлеб. Еще раз пошли за лордом Питером. И поторопи подачу еды.
— Да, миледи.
Она снова прислушалась к разговору за столом, ей он не нравился. В разговоре было то, что могло повредить выздоровлению Уильяма. Происходившее в Беркском замке она делила на два этапа: до и после омовения Уильяма. Раньше Уильям боролся со слепотой и отказывался принять свою судьбу, словно это могло что-либо изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— А что говорит Людовик об этом сейчас? — поинтересовался Уильям.
— А что же может он сказать? — ответил Реймонд самодовольно. — Элеонора летом ждет ребенка, и звезды говорят, что это будет сын.
— Значит, молодому жеребцу удалось сделать то, чего не сумел старый святоша. — Уильям откинулся назад с улыбкой. — Итак, выходит, у Генриха есть все, чтобы продолжить битву, пока удача от него не отвернулась?
— У него есть все, чтобы купить Англию, если он пожелает этого, — сказал Реймонд. — Элеонора старше Генриха на пятнадцать лет, но она красивая женщина.
— В монарших браках возраст не имеет значения, до те пор пока женщина детородная, — заметил Уильям. — Матильда была на пятнадцать лет старше отца Генриха, а он ушел из жизни раньше.
— Женитьба эта — мудрый шаг со стороны Генри ха, — согласился Николас. — Она дала ему огромную власть.
— А Стефан связывает ему руки? — спросил Уильям.
— Стефан качается от ветра, он так ненадежен, как никогда, — горько промолвил Реймонд.
— Стефан твой двоюродный брат, — указал Чарльз.
— Так же, как и Матильда, — согласился Реймонд. — Я бы выступил за любого из наших сюзеренов или за их сыновей, лишь бы они только навели в стране порядок.
— Из хаоса тоже можно извлечь пользу, — задумчиво заметил Чарльз.
— Пользу! Каков же будет человек, отбросивший свою же честь, лишь пользу бы извлечь из бедствия страны? — вопросил Уильям. Презрение его было явным, когда он наполнял еще один кубок и передавал его Николасу.
— Это способ приобрести земли.
— Воровством!
— Или хитростью, — мягко вставил Николас.
— Стефан вверг страну в катастрофу своей нерешительностью. — Уильям наполнил последний кубок. — Если бы он был прижат к стене, как думаешь, не объявил бы он Генриха своим законным наследником?
— Это вопрос, не правда ли? — засмеялся Реймонд. — А что скажут сыновья Стефана по поводу такого отказа им в их правах?
— Снова начнется война. — Николас вздохнул. — Земля будет гореть, а страну охватит чума.
— Нам следовало бы хранить свою верность клятве… — промолвил Чарльз.
— Кому? — вспыхнул Уильям. — Я присягал на верность лишь суверену Англии, а кто это сейчас, я не знаю.
— Может быть, Бог отвернулся от нас, — сказал Реймонд с насмешливым испугом.
Опустилась гнетущая тишина, все мысленно созерцали возникший хаос. Потом поднялся Николас.
— Именно поэтому мне нравится сражаться.
— Тебе, Николас? — вопросил Уильям. — Тебе нравится сражаться?
Николас был крупным мужчиной, тихим, веселым, когда это соответствовало его целям. Из него получился не совсем искусный рыцарь, но как правителя его никто не смог бы превзойти. То, чего добивались своей мощью и силой мышц, он получал с помощью светлого ума и способности читать чужие мысли. Если Уильям отчасти и презирал Николаса за трусость, он хранил это чувство строго при себе. Он видел Николаса, когда тот, только что посвященный в рыцари, возвратился в дом старшего брата, чтобы служить ему. Он видел и то, как брат почти сразу же отошел в иной мир, сваленный дизентерией; а Николас принял на себя управление владениями и делал это твердой рукой, так ни разу и не дрогнувшей.
— Да ладно, Уильям, я вовсе не так уж неловок, — возразил ему Николас.
Уильям воздержался от ответных слов, отхлебнув эля, а голос Николаса стал тише и спокойнее.
— Может быть, ты и прав, но я люблю смотреть на это со стороны. Схватка позволяет мне не думать о всех этих непростых проблемах, справиться с которыми я не в силах. На Троицу я устраиваю турнир, и мне бы так хотелось, Уильям, чтобы и ты принял в нем участие. Ни один из рыцарей Англии не в праве считать себя истинно доблестным, если он не одержит победу над тобой.
— Групповая схватка? — В вопросе Уильяма явственно звучало его рвение побывать там
— Да, — ответил Николас. — Помнишь, как тогда в Чичестере в первой же схватке твое копье сломалось, а лошадь была ранена? Как ты бился пешим и выиграл приз у пяти других рыцарей?
— Я лишь использовал главное правило ведения боя, — спокойно ответил Уильям, а все засмеялись, как будто услышали веселую остроту. И Уильям улыбнулся их радости. — В тот день я здорово пополнил вооружение, свое и своей свиты.
— Да, но плечи твои были так широки, что они одна из выигранных кольчуг не лезла на тебя, — усмехнулся Чарльз, охотно погрузившись в воспоминания.
От дверей донесся голос:
— А помнишь, как ты взял в плен этого Киркосвальдского варвара?
— Артур, полагаю, ты намеренно пропустил все раз говоры о судьбе бедной Англии и явился, только когда мы перешли к воспоминаниям. — В голосе Уильяма звучало недовольство легкомысленностью друга, который так и не повзрослел.
— Ты прекрасно выглядишь. — Шаги Артура простучали по полу по-детски живо, словно это щенок приветствовал своего хозяина.
— Спасибо тебе.
Через голову Уильяма Артур обратился к своим товарищам по охоте.
— Он все еще слепой?
— Слепой, — смешался Уильям, — но вовсе не глухой.
Не обратив внимания на горечь слов Уильяма, Артур наполнил себе кубок элем.
— За величайшего рыцаря всей Англии, лишенного своей славы одним ударом. Какой стыд.
— Еще больший стыд все время говорить об этом, — заметил Чарльз. — Поэтому закрой свой рот, Артур.
— Закрою, но мне интересно, не стала ли у него от трусости белой печенка?
Уильям с грохотом опустил на стол кубок и поднялся, но Реймонд схватил его за руку и усадил назад.
— Не надо трогать этого трусишку, — сказал Реймонд. — Это у него печенка белая, а рот несет вздор о вещах, судить о которых лучше взрослым мужчинам. Артур, извинись.
— У меня вовсе не белая печенка! — крикнул Артур.
— Артур, извинись. — Только одной спокойной фразы Николаса оказалось достаточно, и Артур пробубнил извинение.
За столом возникло неловкое напряжение, но извинение было принято тем, кому оно было адресовано, и Чарльз неуклюже прервал воцарившееся молчание.
— А помнишь, как варвар закричал, когда ты потребовал его коня?
Беседа снова монотонно потекла, они вспоминали прошлые славные битвы. Сора стиснула зубы и подала знак рукой. Тут же рядом с ней возник Бартли.
— Миледи?
— Сейчас же пошли за юными Кимбаллом и Клэром. Уверена, что им захочется увидеть настоящих рыцарей, а нам нужны пажи, чтобы прислужить за столом. Рас порядись, чтобы нарезали хлеб. Еще раз пошли за лордом Питером. И поторопи подачу еды.
— Да, миледи.
Она снова прислушалась к разговору за столом, ей он не нравился. В разговоре было то, что могло повредить выздоровлению Уильяма. Происходившее в Беркском замке она делила на два этапа: до и после омовения Уильяма. Раньше Уильям боролся со слепотой и отказывался принять свою судьбу, словно это могло что-либо изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112