Сора походила на принцессу, неприкасаемую, чистейшую; изгибы ее роскошного тела искушали его. Он придвинул Сору поближе к себе, и она с готовностью прильнула к его бедру своим бедром. Это прикосновение дало волю его потаенной мысли: поцеловать Сору и продемонстрировать Реймонду, кому принадлежит эта госпожа. Он снова притянул Сору к себе, обнял рукой за талию, л тело ее вновь оказалось прижатым к его телу. Сора ухватилась пальцами за руку Уильяма, чтобы удержать равновесие, и с очаровательной готовностью подняла к нему лицо.
Тепло их двух тел внезапно наполнило Уильяма светлой радостью, и он приподнял Сору на цыпочки. Звуки его голоса полились плавно, словно золотой мед:
— Ты меньше меня ростом, но мне это нравится. Мне нравится приподнимать тебя, мне нравится возвышаться над тобой. От этого у меня такое чувство, будто только я могу защитить тебя и охранить тебя ото всех бед.
Рай смешался с адом. Уильям закрыл глаза, забывая об окружающем его мире, и интуитивно нащупал губы Соры. Они были слегка приоткрыты, призывая его к безумным порывам, искушали впиться в них и рисовать в воображении волшебные картины. Уильям не стал. Он слегка провел по лицу Соры своими губами, бородкой коснулся губ Соры и прижал ее к себе так, что сердце защемило от счастья. Ему хотелось бросить Сору на кровать, стоившую совсем рядом, однако остатки рассудка воспрепятствовали этому по причинам, которые он не смог объяснить себе.
Подсознание, которое изначально толкало Уильяма к этому безумию, продолжало требовать от него доставить радость Соре, однако благородство взяло верх, и Уильям выкарабкался из этой пропасти.
Сора вцепилась в него с урчанием, льющимся откуда-то из глубин ее груди, и продолжала держаться одной Рукою за его талию. Уильям забылся еще на какое-то мгновение, наслаждаясь ощущением близости с Сорой и издаваемыми ею звуками, а затем опустил ее и открыл глаза. Взор его застилал туман. Сора откинула голову назад, все еще требуя внимания к себе. Губы ее припухли, щеки пылали, а темные волосы колечками обрамляли чело.
Матерь Божия, выдержит ли он еще один день?
— Убедительная сцена.
Напряжение, с которым Уильям рассматривал лицо Соры, было прервано чьим-то голосом; он поднял взгляд и тупо посмотрел на говорившего.
— Священники утверждают, что лучше жениться, чем гореть в огне, однако похоже, что тебя ожидают оба пути.
Уильям пришел в себя. Оказывается, над ними подтрунивал Реймонд, — именно он наблюдал с доброжелательным интересом за тем, как Уильям распустил нюни перед своей женщиной. Бросив взгляд в проем двери, Уильям заметил, что чересчур любопытные слуги вытянули головы, а гости во главе стола ухмыляются. Уильям положил руку на затылок Соры, вновь притянул ее к себе и спрятал ее лицо на своей груди. Он погладил Сору по волосам, успокаивая ее, и с грубоватым юмором ответил Реймонду:
— Если это и есть адский огонь, то грешники будут кидаться в уголья.
Реймонд расхохотался, не отрывая взгляда от Соры.
— Надеюсь, что ты уведешь тайком прекрасную наследницу до того, как это рискнет сделать кто-либо из нас.
От резкой боли неудовлетворенного желания Уильяму захотелось врезать своему дражайшему другу за то, что тот с таким восхищением смотрит на Сору. Но вместо этого он с отменным самообладанием переменил тему разговора:
— После застолья состоится меле. Ты не слишком устал для того, чтобы участвовать в нем?
Реймонд швырнул свой потертый плащ оруженосцу и простер руки к потолку.
— Сегодня я бы голыми руками убил вепря.
— На вепря мы охотились вчера, — сухо заметил Уильям.
— Так, значит, сегодня мы его едим?
— Да. Пойдем, попробуешь кусочек.
— Я бы мог сожрать его целиком.
Сора вмешалась в их пикировку, оторвав лицо от груди Уильяма:
— Тогда поспешите, милорд. Мы ожидаем вас в большом зале.
Она выскользнула из объятий Уильяма и просунула свою руку под его локоть.
— У тебя совсем зацелованный вид, — сказал ей Уильям. — Ты готова выйти к гостям?
— Пусть все знают, что я желанна моему господину, я горжусь этим.
Сора тряхнула головой в знак презрения к общественному мнению, а в душе порадовалась тому, что все понимают, что Уильям защитит ее. Ей вновь на ум пришел мерзкий шепоток во дворе, и она теснее прижалась к Уильяму. Он повел ее обратно в зал, заполненный сплетничающими гостями.
Некто наблюдал за этими объятиями, наблюдал за тем, как его друг поднял эту женщину над полом и целовал ее до тех пор, пока они оба не лишились чувств, и его раздирали ненависть и желание. Ненависть к Уильяму, могущественному господину всего, чего он ни пожелает. Желание обладать Сорой, утонченной и сходящей с ума от любви к Уильяму. Когда он впервые увидал ее, то ему хотелось лишь раздавить ее, затоптать в землю за то, что она возбудила у Уильяма новый интерес к жизни. Теперь же он желал ее так, как желал ее Уильям, желал ее из-за того, что она принадлежала Уильяму; он желал наслаждаться ее красотою; желал ее потому, что ее желал Уильям.
Он сжал кулаки. Он бы добивался ее, был бы ее незримым поклонником, убеждал бы ее в том, что она прекрасна, когда их никто больше не слышал бы. А еще он прикасался бы к ней, развеивал бы ее опасения, которые возникали бы у нее при словах о ее красоте. Он бы отобрал ее у Уильяма, прежде чем убить его. Тогда бы он был удовлетворен. Он наверняка был бы удовлетворен, унизив и убив Уильяма.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Реймонд уселся и принялся в перерывах между прожевыванием пищи отвечать на вопросы, которые выкрикивали гости. Каждое его слово было проникнуто восхищением перед Генрихом.
— Генриху двадцать один год, он достаточно молод для того, чтобы быть деятельным. Друзья в восторге от его бешеной энергии. Он редко сидит на месте, все его чувства всегда обострены. Однако своими землями во Франции он правит мудро.
— Одно дело — быть герцогом, а другое — королем, — возразил Уильям.
— Если учитывать наследство, полученное Генрихом от отца, графства, которыми он правит от имени своей матери, и графства, которые ему достались от брака с Элеонорой, то получается, что территория, которой он правит во Франции, больше, чем территория его сюзерена, короля Людовика. Ему по плечу придется и королевская мантия Англии.
— А Стефан? — поинтересовался лорд Питер. Покачав головой, Реймонд деликатно развеял надежды относительно здоровья правящего короля.
— Стефан — сломленный человек. Смерть сына вынесла окончательный приговор его надеждам. Бесславные кампании, предательство баронов — ему так и не удалось утвердить свои претензии на престол.
— Ваши слова — измена, — выступил Николас, и Реймонд, повернувшись, внимательно посмотрел на него.
— А мне уже и неясно, что такое измена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Тепло их двух тел внезапно наполнило Уильяма светлой радостью, и он приподнял Сору на цыпочки. Звуки его голоса полились плавно, словно золотой мед:
— Ты меньше меня ростом, но мне это нравится. Мне нравится приподнимать тебя, мне нравится возвышаться над тобой. От этого у меня такое чувство, будто только я могу защитить тебя и охранить тебя ото всех бед.
Рай смешался с адом. Уильям закрыл глаза, забывая об окружающем его мире, и интуитивно нащупал губы Соры. Они были слегка приоткрыты, призывая его к безумным порывам, искушали впиться в них и рисовать в воображении волшебные картины. Уильям не стал. Он слегка провел по лицу Соры своими губами, бородкой коснулся губ Соры и прижал ее к себе так, что сердце защемило от счастья. Ему хотелось бросить Сору на кровать, стоившую совсем рядом, однако остатки рассудка воспрепятствовали этому по причинам, которые он не смог объяснить себе.
Подсознание, которое изначально толкало Уильяма к этому безумию, продолжало требовать от него доставить радость Соре, однако благородство взяло верх, и Уильям выкарабкался из этой пропасти.
Сора вцепилась в него с урчанием, льющимся откуда-то из глубин ее груди, и продолжала держаться одной Рукою за его талию. Уильям забылся еще на какое-то мгновение, наслаждаясь ощущением близости с Сорой и издаваемыми ею звуками, а затем опустил ее и открыл глаза. Взор его застилал туман. Сора откинула голову назад, все еще требуя внимания к себе. Губы ее припухли, щеки пылали, а темные волосы колечками обрамляли чело.
Матерь Божия, выдержит ли он еще один день?
— Убедительная сцена.
Напряжение, с которым Уильям рассматривал лицо Соры, было прервано чьим-то голосом; он поднял взгляд и тупо посмотрел на говорившего.
— Священники утверждают, что лучше жениться, чем гореть в огне, однако похоже, что тебя ожидают оба пути.
Уильям пришел в себя. Оказывается, над ними подтрунивал Реймонд, — именно он наблюдал с доброжелательным интересом за тем, как Уильям распустил нюни перед своей женщиной. Бросив взгляд в проем двери, Уильям заметил, что чересчур любопытные слуги вытянули головы, а гости во главе стола ухмыляются. Уильям положил руку на затылок Соры, вновь притянул ее к себе и спрятал ее лицо на своей груди. Он погладил Сору по волосам, успокаивая ее, и с грубоватым юмором ответил Реймонду:
— Если это и есть адский огонь, то грешники будут кидаться в уголья.
Реймонд расхохотался, не отрывая взгляда от Соры.
— Надеюсь, что ты уведешь тайком прекрасную наследницу до того, как это рискнет сделать кто-либо из нас.
От резкой боли неудовлетворенного желания Уильяму захотелось врезать своему дражайшему другу за то, что тот с таким восхищением смотрит на Сору. Но вместо этого он с отменным самообладанием переменил тему разговора:
— После застолья состоится меле. Ты не слишком устал для того, чтобы участвовать в нем?
Реймонд швырнул свой потертый плащ оруженосцу и простер руки к потолку.
— Сегодня я бы голыми руками убил вепря.
— На вепря мы охотились вчера, — сухо заметил Уильям.
— Так, значит, сегодня мы его едим?
— Да. Пойдем, попробуешь кусочек.
— Я бы мог сожрать его целиком.
Сора вмешалась в их пикировку, оторвав лицо от груди Уильяма:
— Тогда поспешите, милорд. Мы ожидаем вас в большом зале.
Она выскользнула из объятий Уильяма и просунула свою руку под его локоть.
— У тебя совсем зацелованный вид, — сказал ей Уильям. — Ты готова выйти к гостям?
— Пусть все знают, что я желанна моему господину, я горжусь этим.
Сора тряхнула головой в знак презрения к общественному мнению, а в душе порадовалась тому, что все понимают, что Уильям защитит ее. Ей вновь на ум пришел мерзкий шепоток во дворе, и она теснее прижалась к Уильяму. Он повел ее обратно в зал, заполненный сплетничающими гостями.
Некто наблюдал за этими объятиями, наблюдал за тем, как его друг поднял эту женщину над полом и целовал ее до тех пор, пока они оба не лишились чувств, и его раздирали ненависть и желание. Ненависть к Уильяму, могущественному господину всего, чего он ни пожелает. Желание обладать Сорой, утонченной и сходящей с ума от любви к Уильяму. Когда он впервые увидал ее, то ему хотелось лишь раздавить ее, затоптать в землю за то, что она возбудила у Уильяма новый интерес к жизни. Теперь же он желал ее так, как желал ее Уильям, желал ее из-за того, что она принадлежала Уильяму; он желал наслаждаться ее красотою; желал ее потому, что ее желал Уильям.
Он сжал кулаки. Он бы добивался ее, был бы ее незримым поклонником, убеждал бы ее в том, что она прекрасна, когда их никто больше не слышал бы. А еще он прикасался бы к ней, развеивал бы ее опасения, которые возникали бы у нее при словах о ее красоте. Он бы отобрал ее у Уильяма, прежде чем убить его. Тогда бы он был удовлетворен. Он наверняка был бы удовлетворен, унизив и убив Уильяма.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Реймонд уселся и принялся в перерывах между прожевыванием пищи отвечать на вопросы, которые выкрикивали гости. Каждое его слово было проникнуто восхищением перед Генрихом.
— Генриху двадцать один год, он достаточно молод для того, чтобы быть деятельным. Друзья в восторге от его бешеной энергии. Он редко сидит на месте, все его чувства всегда обострены. Однако своими землями во Франции он правит мудро.
— Одно дело — быть герцогом, а другое — королем, — возразил Уильям.
— Если учитывать наследство, полученное Генрихом от отца, графства, которыми он правит от имени своей матери, и графства, которые ему достались от брака с Элеонорой, то получается, что территория, которой он правит во Франции, больше, чем территория его сюзерена, короля Людовика. Ему по плечу придется и королевская мантия Англии.
— А Стефан? — поинтересовался лорд Питер. Покачав головой, Реймонд деликатно развеял надежды относительно здоровья правящего короля.
— Стефан — сломленный человек. Смерть сына вынесла окончательный приговор его надеждам. Бесславные кампании, предательство баронов — ему так и не удалось утвердить свои претензии на престол.
— Ваши слова — измена, — выступил Николас, и Реймонд, повернувшись, внимательно посмотрел на него.
— А мне уже и неясно, что такое измена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112