Неожиданно Генрих Наваррский распахнул объятия, и король Франции бросился на шею к своему недавнему противнику, шепча:
— Брат мой, ах, брат мой!
Присутствующие были потрясены. Ропот одобрения прокатился по рядам и вылился в мощный клич: «Да здравствует король!» Генрих Валуа так давно не слышал ничего подобного, что слезы хлынули у него из глаз.
— Черт меня возьми! — воскликнул с гасконским акцентом Генрих Наваррский. — Держитесь, брат мой! С помощью моих горцев вы вернетесь в Париж, в Лувр!
Генрих III еще раз обнял Беарнца, взял его под руку и проводил в парадный зал, где был приготовлен обед. Свершилось!..
Через десять минут в замок пригласили сотню гугенотов, которые ждали под стенами Плесси. А на следующий день, когда к замку подошли войска Генриха Наваррского, солдаты и офицеры короля Франции братались с гугенотами. Союз был заключен, тот самый союз, что приведет на трон Генриха Наваррского и положит начало правлению Бурбонов.
Через три дня обе армии совместными усилиями отбросили войска Майенна в сторону Тура, двинулись на Париж, достигли пригорода Сен-Жак, заняли Сен-Клу и встали лагерем в Вожирари. Парижане смертельно перепугались, пошли слухи, что столица вот-вот падет… Кое-кто из важных горожан начал поговаривать, что надо бы помириться с королем и впустить Его Величество в Париж, а не то будет хуже…
Глава XLIV
ЖАК КЛЕМАН
Пардальян дошел с войсками до Сен-Клу — ему очень хотелось увидеть, к чему приведет союз двух королей, заключенный не без его помощи. Но ни с тем, ни с другим королем он не встретился, хотя и Генрих Валуа и Генрих Наваррский разыскивали его по всему лагерю. Чаще всего Пардальян проводил время в палатке у Крийона или у дю Бартаса, с которым очень подружился. Дю Бартас сообщил Пардальяну, что король Наваррский предлагает шевалье пост своего личного советника, ибо считает, что в искусстве дипломатии Пардальяну нет равных. Шевалье расхохотался в ответ на это предложение и заметил, что терпеть не может давать советы. Крийон передал ему предложение Генриха III: король Франции вручит Пардальяну маршальский жезл. Шевалье ответил:
— С меня довольно и моей шпаги!
Второго августа, пообедав в компании Крийона и дю Бартаса, шевалье сообщил друзьям, что собирается уезжать. Как ни отговаривали его, он остался непреклонен. Они обнялись на прощание, и шевалье вскочил в седло.
Он переехал через мост Сен-Клу и направился в сторону Парижа. Правда, Пардальян не знал, удастся ли ему проникнуть в город. Он решил, что если сможет попасть в Париж, то останется там надолго и отдохнет в гостинице «У ворожеи». Деньги у него были, об этом, как мы помним, позаботилась Мари Туше. Прежде чем кидаться в очередную опасную авантюру, стоило пожить в тепле и уюте, рядом с милой Югеттой, несколько месяцев, а может, и год. В конце концов, отдых он заслужил…
Итак, шевалье де Пардальян ехал в Париж. Он пустил коня шагом, чувствуя, что никак не может избавиться от грустных мыслей.
— Я один, один во всем мире… Негде мне приклонить голову, не о ком мне позаботиться… Что ж! Зато я обладаю редчайшими сокровищами — свободой и независимостью…
День кончался, солнце уже клонилось к закату. Внезапно лошадь шевалье резко остановилась. Пардальян очнулся от грез и натянул поводья. Только тут он увидел, что дорогу коню преградил человек. Перед шевалье стоял улыбающийся Жак Клеман, по обыкновению облаченный в монашескую рясу. Пардальян спешился и пожал монаху руку.
— Вы ли это, дорогой друг?! — радостно воскликнул Жак Клеман.
Шевалье несколько удивился, ибо привык видеть своего знакомца сдержанным и даже бесстрастным.
«Слава Богу! Он, кажется, отказался от своей сумасшедшей затеи, — подумал Пардальян. — Тем лучше для него, да и для короля Франции…»
— А я еду в Париж, — заявил шевалье монаху. — Вы прекрасно выглядите, мой друг: глаза блестят, румянец на щеках, с уст не сходит улыбка. Похоже, вы счастливы?
— Счастью моему нет предела!
— Вот как? И что же сделало вас счастливым?
— Любовь!
— Прекрасно. Но, позвольте полюбопытствовать, куда это вы спешите в таком приподнятом настроении?
— К смерти!
Пардальяна словно холодной водой окатили. Он пригляделся к монаху повнимательней и понял, что тот охвачен неестественным, экзальтированным восторгом.
— А как вы, шевалье, собираетесь попасть в город? — спросил монах.
— Да очень просто! Попрошу разрешения у стражей ворот.
— Не получится. У них приказ: никого не впускать, никого не выпускать. Возьмите этот образок, с ним вас пропустят в город, да и в Париже никто не задержит.
Пардальян машинально взял образок.
— Я мог бы и сам им воспользоваться по возвращении, — добавил Жак Клеман, — но я не вернусь!
Пардальян побледнел. Он положил руку на плечо монаха и произнес:
— Послушайте…
— Молчите! — прервал его Жак Клеман. — Молчите! Я знаю все, что вы можете сказать мне. Ничто, слышите, ничто не остановит меня! Если бы моя мать восстала из могилы и приказал: «Остановись!», я бы оттолкнул ее и двинулся навстречу судьбе.
Глаза Жака Клемана затуманились, лицо залила бледность, голос зазвучал глухо и жестко. Пардальян понял, что любые слова бессильны перед этой решимостью. Он коротко попрощался с монахом и сел в седло. Жак Клеман быстрым шагом направился в сторону Сен-Клу. Пардальян проводил его взглядом и вздохнул:
— Гроша ломаного не дам за шкуру Валуа! Да и жизнь самого Жака Клемана недорого теперь стоит… Что ж, он идет навстречу судьбе!.. Прощай, сын Алисы де Люс!
Шевалье благополучно добрался до Парижа, и его впустили в город, едва он показал образок Жака Клемана.
Надо сказать, что через месяц после смерти герцога де Гиза парижский парламент в полном составе был арестован. Этот арест осуществил Бюсси-Леклерк, вернувшийся в январе в Париж, причем осуществил гениально.
Обе палаты парламента как раз собрались на заседание, чтобы составить письмо королю и поблагодарить его за те уступки, которые он сделал третьему сословию. (В Париже тогда жгли изображения Валуа и сбрасывали королевские статуи, так что подобное мероприятие требовало немалой отваги. ) Майенн навестил Бюсси-Леклерка, вновь приступившего к своим обязанностям коменданта Бастилии, и спросил:
— Сколько судейских вы сможете упрятать в крепость?
— Хоть десять тысяч. Если места не хватит, будем их штабелями складывать!
— Прекрасно. Сегодня вечером надо препроводить в Бастилию господ из парламента, но так, чтобы они не подняли шум на весь Париж.
— Положитесь на меня! — заверил Майенна Бюсси-Леклерк.
Он взял с собой пять сотен стражников и отправился во дворец парламента. Он вошел в зал заседаний, не снимая шляпы, с пистолетом в руке. Президент спросил, по какому праву Бюсси явился в парламент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— Брат мой, ах, брат мой!
Присутствующие были потрясены. Ропот одобрения прокатился по рядам и вылился в мощный клич: «Да здравствует король!» Генрих Валуа так давно не слышал ничего подобного, что слезы хлынули у него из глаз.
— Черт меня возьми! — воскликнул с гасконским акцентом Генрих Наваррский. — Держитесь, брат мой! С помощью моих горцев вы вернетесь в Париж, в Лувр!
Генрих III еще раз обнял Беарнца, взял его под руку и проводил в парадный зал, где был приготовлен обед. Свершилось!..
Через десять минут в замок пригласили сотню гугенотов, которые ждали под стенами Плесси. А на следующий день, когда к замку подошли войска Генриха Наваррского, солдаты и офицеры короля Франции братались с гугенотами. Союз был заключен, тот самый союз, что приведет на трон Генриха Наваррского и положит начало правлению Бурбонов.
Через три дня обе армии совместными усилиями отбросили войска Майенна в сторону Тура, двинулись на Париж, достигли пригорода Сен-Жак, заняли Сен-Клу и встали лагерем в Вожирари. Парижане смертельно перепугались, пошли слухи, что столица вот-вот падет… Кое-кто из важных горожан начал поговаривать, что надо бы помириться с королем и впустить Его Величество в Париж, а не то будет хуже…
Глава XLIV
ЖАК КЛЕМАН
Пардальян дошел с войсками до Сен-Клу — ему очень хотелось увидеть, к чему приведет союз двух королей, заключенный не без его помощи. Но ни с тем, ни с другим королем он не встретился, хотя и Генрих Валуа и Генрих Наваррский разыскивали его по всему лагерю. Чаще всего Пардальян проводил время в палатке у Крийона или у дю Бартаса, с которым очень подружился. Дю Бартас сообщил Пардальяну, что король Наваррский предлагает шевалье пост своего личного советника, ибо считает, что в искусстве дипломатии Пардальяну нет равных. Шевалье расхохотался в ответ на это предложение и заметил, что терпеть не может давать советы. Крийон передал ему предложение Генриха III: король Франции вручит Пардальяну маршальский жезл. Шевалье ответил:
— С меня довольно и моей шпаги!
Второго августа, пообедав в компании Крийона и дю Бартаса, шевалье сообщил друзьям, что собирается уезжать. Как ни отговаривали его, он остался непреклонен. Они обнялись на прощание, и шевалье вскочил в седло.
Он переехал через мост Сен-Клу и направился в сторону Парижа. Правда, Пардальян не знал, удастся ли ему проникнуть в город. Он решил, что если сможет попасть в Париж, то останется там надолго и отдохнет в гостинице «У ворожеи». Деньги у него были, об этом, как мы помним, позаботилась Мари Туше. Прежде чем кидаться в очередную опасную авантюру, стоило пожить в тепле и уюте, рядом с милой Югеттой, несколько месяцев, а может, и год. В конце концов, отдых он заслужил…
Итак, шевалье де Пардальян ехал в Париж. Он пустил коня шагом, чувствуя, что никак не может избавиться от грустных мыслей.
— Я один, один во всем мире… Негде мне приклонить голову, не о ком мне позаботиться… Что ж! Зато я обладаю редчайшими сокровищами — свободой и независимостью…
День кончался, солнце уже клонилось к закату. Внезапно лошадь шевалье резко остановилась. Пардальян очнулся от грез и натянул поводья. Только тут он увидел, что дорогу коню преградил человек. Перед шевалье стоял улыбающийся Жак Клеман, по обыкновению облаченный в монашескую рясу. Пардальян спешился и пожал монаху руку.
— Вы ли это, дорогой друг?! — радостно воскликнул Жак Клеман.
Шевалье несколько удивился, ибо привык видеть своего знакомца сдержанным и даже бесстрастным.
«Слава Богу! Он, кажется, отказался от своей сумасшедшей затеи, — подумал Пардальян. — Тем лучше для него, да и для короля Франции…»
— А я еду в Париж, — заявил шевалье монаху. — Вы прекрасно выглядите, мой друг: глаза блестят, румянец на щеках, с уст не сходит улыбка. Похоже, вы счастливы?
— Счастью моему нет предела!
— Вот как? И что же сделало вас счастливым?
— Любовь!
— Прекрасно. Но, позвольте полюбопытствовать, куда это вы спешите в таком приподнятом настроении?
— К смерти!
Пардальяна словно холодной водой окатили. Он пригляделся к монаху повнимательней и понял, что тот охвачен неестественным, экзальтированным восторгом.
— А как вы, шевалье, собираетесь попасть в город? — спросил монах.
— Да очень просто! Попрошу разрешения у стражей ворот.
— Не получится. У них приказ: никого не впускать, никого не выпускать. Возьмите этот образок, с ним вас пропустят в город, да и в Париже никто не задержит.
Пардальян машинально взял образок.
— Я мог бы и сам им воспользоваться по возвращении, — добавил Жак Клеман, — но я не вернусь!
Пардальян побледнел. Он положил руку на плечо монаха и произнес:
— Послушайте…
— Молчите! — прервал его Жак Клеман. — Молчите! Я знаю все, что вы можете сказать мне. Ничто, слышите, ничто не остановит меня! Если бы моя мать восстала из могилы и приказал: «Остановись!», я бы оттолкнул ее и двинулся навстречу судьбе.
Глаза Жака Клемана затуманились, лицо залила бледность, голос зазвучал глухо и жестко. Пардальян понял, что любые слова бессильны перед этой решимостью. Он коротко попрощался с монахом и сел в седло. Жак Клеман быстрым шагом направился в сторону Сен-Клу. Пардальян проводил его взглядом и вздохнул:
— Гроша ломаного не дам за шкуру Валуа! Да и жизнь самого Жака Клемана недорого теперь стоит… Что ж, он идет навстречу судьбе!.. Прощай, сын Алисы де Люс!
Шевалье благополучно добрался до Парижа, и его впустили в город, едва он показал образок Жака Клемана.
Надо сказать, что через месяц после смерти герцога де Гиза парижский парламент в полном составе был арестован. Этот арест осуществил Бюсси-Леклерк, вернувшийся в январе в Париж, причем осуществил гениально.
Обе палаты парламента как раз собрались на заседание, чтобы составить письмо королю и поблагодарить его за те уступки, которые он сделал третьему сословию. (В Париже тогда жгли изображения Валуа и сбрасывали королевские статуи, так что подобное мероприятие требовало немалой отваги. ) Майенн навестил Бюсси-Леклерка, вновь приступившего к своим обязанностям коменданта Бастилии, и спросил:
— Сколько судейских вы сможете упрятать в крепость?
— Хоть десять тысяч. Если места не хватит, будем их штабелями складывать!
— Прекрасно. Сегодня вечером надо препроводить в Бастилию господ из парламента, но так, чтобы они не подняли шум на весь Париж.
— Положитесь на меня! — заверил Майенна Бюсси-Леклерк.
Он взял с собой пять сотен стражников и отправился во дворец парламента. Он вошел в зал заседаний, не снимая шляпы, с пистолетом в руке. Президент спросил, по какому праву Бюсси явился в парламент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131