— колебался шевалье. — Уж очень хочется сказать этой даме все, что я о ней думаю… Но что это с ней? Плачет? Никогда бы не поверил, будто Фауста знает, что такое слезы…
Действительно, Фауста без сил рухнула в кресло, закрыла лицо руками и зарыдала. Охваченный непонятным волнением шевалье уже собирался покинуть свое убежище и подойти к плачущей женщине, когда Фауста подавила рыдания, встала, встряхнула головой, словно отгоняя от себя мрачные мысли, и ударила молоточком в серебряный гонг.
Появился безмолвный лакей и замер в почтительном ожидании. Фауста подошла к столу и принялась за письмо. Видимо, ей нелегко далось это послание: она часто останавливалась и задумывалась, прежде чем написать очередную фразу.
Письмо оказалось длинным. Фауста писала его целый час. Потом она обернулась к лакею и спросила:
— Где граф?
— Ожидает у базилики Сен-Дени, как договорились.
— Отправьте ему это письмо. Он должен его получить завтра в восемь утра. Пусть едет прямо в Дюнкерк. И пусть вручит послание Александру Фарнезе.
Лакей бережно взял переданный ему запечатанный пакет.
— Сообщите графу, — добавила Фауста, — что, когда он вернется, я, возможно, уже покину Париж. Пусть едет в Блуа.
Лакей с поклоном удалился.
«Все ясно! — подумал шевалье. — В письме приказ Александру Фарнезе вступить с армией во Францию, для того чтобы герцог де Гиз поскорей стал нашим королем, а там и императором Европы и властителем Африки и всех прочих частей света… Но мы еще посмотрим, что из всего этого осуществится!»
Тем временем Фауста вышла из тронного зала. Явился другой лакей и погасил светильники. Потом шаги стихли, дворец погрузился в полную темноту, и шевалье решил, что, видимо, его обитатели наконец-то уснули.
Тогда Пардальян с кинжалом наготове выбрался из-за портьеры и двинулся в путь. Он шагал по огромному зданию наугад, блуждал в каких-то закоулках, ступал осторожно, бесшумно, на цыпочках. Лишь через полчаса он оказался в просторном помещении, освещенном слабым светом свечей. Пардальян вгляделся и узнал коридор, выходивший к парадной двери дворца.
То ли Фауста не очень беспокоилась о своей безопасности, то ли привратники оказались предателями и сбежали вместе со слугами, изменившими хозяйке, но в коридоре не было ни одной живой души.
Конечно, снаружи такую дверь взломать было нелегко, но изнутри открыть ее не составляло никакого труда. Огромные засовы не скрипели и отпирались на удивление просто; через несколько минут шевалье оказался на улице.
Как раз в это мгновение на колокольне Собора Парижской Богоматери пробило полпервого. Пардальян аккуратно прикрыл за собой дверь, рассчитывая на то, что отодвинутые засовы изнутри заметят не сразу и, следовательно, не сразу поднимут тревогу. С облегчением вздохнув, Пардальян направился в сторону улицы Сен-Дени; как, конечно же, догадался читатель, путь его лежал к гостинице «У ворожеи», куда наш герой и прибыл без всяких приключений.
Гостиница была уже закрыта; постояльцы и прислуга спали. Но шевалье постучал условным стуком, и минут через десять ему открыла заспанная служанка.
— Ради Бога, ужинать! — воскликнул Пардальян, умиравший от голода.
— Ах, сударь, — взмолилась служанка, — я засыпаю на ходу, какой уж тут ужин!
— Ну. хорошо, иди спи! — улыбнулся шевалье. — Но мне-то хоть постель приготовили?
— Все готово, господин шевалье, вам остается только откинуть одеяло и лечь.
— Прекрасно. Да, не забудь разбудить меня в шесть утра? Разбудишь?
— Конечно, сударь, я ведь встаю в пять.
— Умница! А теперь иди, спи! Но если забудешь, скажу госпоже Югетте, и она тебя выгонит. А я остригу тебе волосы покороче, так что твой суженый больше и не посмотрит в твою сторону. У тебя суженый-то есть?
— Как не быть! — рассмеялась служаночка. — Но не волнуйтесь, сударь, все в этом доме знают — любое ваше желание надо выполнять. У нас, конечно, есть хозяйка, да только настоящий хозяин тут вы!
С этими словами хитрая девица поспешила спастись бегством, а раздосадованный Пардальян проворчал:
— А я-то пожалел эту вертихвостку! Решил, пусть выспится… Бедная Югетта!.. Кажется, ее репутация погибла!.. Что ж, ничего не поделаешь! Но я все-таки умираю от голода и жажды!
Шевалье отправился на кухню, зажег свечи, отстегнул шпагу и снял кожаную куртку. Поскольку гостиницу он знал прекрасно, ему не составило никакого труда отыскать в погребе пару бутылок получше. Потом он принес дров и зажег огонь в очаге. Потрескивали поленья, и, глядя на них, шевалье чувствовал, что его охватывают умиротворение и спокойствие.
— Видели бы меня сейчас герцог де Гиз, Фауста, Бюсси-Леклерк и Менвиль… — иронически усмехнулся шевалье. — Как они гонялись за мной! Все пошло в ход — и шпаги, и аркебузы, и кинжалы… нагнали в Ситэ целую армию, чтобы взять меня живым или мертвым… А вот он я — на кухне, у очага, и собираюсь зажарить омлет… Вот сейчас выберем сковородку побольше, нальем туда масла… А неплохой из меня повар получается! Ох, и посмеялись бы мои высокопоставленные враги!
И тут он действительно услышал за спиной смех.
— Это еще что такое? — воскликнул Пардальян и обернулся.
Он намеревался схватить шпагу, но совсем забыл, что руки у него заняты тяжелой сковородкой. Впрочем, шевалье тут же успокоился — на пороге кухни стояла Югетта и от души смеялась, глядя на шевалье, вооруженного ее кухонной утварью.
Милая хозяюшка забрала у Пардальяна сковородку и с напускной строгостью произнесла:
— Безобразие! Я выгоню эту лентяйку Жильетту!
— Дорогая Югетта, выгонять надо меня, а не ее! Я силой отправил бедную девочку спать — она так клевала носом, что я испугался, подумав: наверняка сожжет мой омлет! Позвольте, я его сам сделаю, прекрасно получится, вот увидите…
— Ну уж нет! — возразила Югетта. — Пока еще я здесь хозяйка.
В мгновение ока Югетта накрыла маленький столик у очага. Через несколько минут Пардальян уже с волчьим аппетитом набросился на омлет, зажаренный Югеттой, с удовольствием запивая его прекрасным вином. А Югетта все подливала и подливала ему…
Поужинал шевалье на славу; редко, к сожалению, выпадали на его долю такие вот спокойные, счастливые часы. Омлет был вкуснейший, вино — выше всяких похвал. Вокруг порхала улыбающаяся Югетта… Шевалье чувствовал себя на верху блаженства…
А милая хозяйка смотрела на него ласково и нежно, смотрела как сестра, как подруга, а не как любящая женщина. Действительно, чего желала Югетта? Видеть шевалье каждый день, заботиться о нем как мать о ребенке, знать, что он счастлив, спокоен, здоров… А о большем она и не мечтала… Впрочем, нет, иногда Югетта позволяла себе грезить о невозможном, несбыточном…
Кто знает, может, со временем шевалье излечится от скорби, справится со своим горем, и тогда… Югетта с искренним уважением относилась к памяти Лоизы, в ее душе не было ревности (ведь бедная Лоиза умерла), но Югетта так надеялась, что когда-нибудь шевалье попытается еще раз обрести семейное счастье!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Действительно, Фауста без сил рухнула в кресло, закрыла лицо руками и зарыдала. Охваченный непонятным волнением шевалье уже собирался покинуть свое убежище и подойти к плачущей женщине, когда Фауста подавила рыдания, встала, встряхнула головой, словно отгоняя от себя мрачные мысли, и ударила молоточком в серебряный гонг.
Появился безмолвный лакей и замер в почтительном ожидании. Фауста подошла к столу и принялась за письмо. Видимо, ей нелегко далось это послание: она часто останавливалась и задумывалась, прежде чем написать очередную фразу.
Письмо оказалось длинным. Фауста писала его целый час. Потом она обернулась к лакею и спросила:
— Где граф?
— Ожидает у базилики Сен-Дени, как договорились.
— Отправьте ему это письмо. Он должен его получить завтра в восемь утра. Пусть едет прямо в Дюнкерк. И пусть вручит послание Александру Фарнезе.
Лакей бережно взял переданный ему запечатанный пакет.
— Сообщите графу, — добавила Фауста, — что, когда он вернется, я, возможно, уже покину Париж. Пусть едет в Блуа.
Лакей с поклоном удалился.
«Все ясно! — подумал шевалье. — В письме приказ Александру Фарнезе вступить с армией во Францию, для того чтобы герцог де Гиз поскорей стал нашим королем, а там и императором Европы и властителем Африки и всех прочих частей света… Но мы еще посмотрим, что из всего этого осуществится!»
Тем временем Фауста вышла из тронного зала. Явился другой лакей и погасил светильники. Потом шаги стихли, дворец погрузился в полную темноту, и шевалье решил, что, видимо, его обитатели наконец-то уснули.
Тогда Пардальян с кинжалом наготове выбрался из-за портьеры и двинулся в путь. Он шагал по огромному зданию наугад, блуждал в каких-то закоулках, ступал осторожно, бесшумно, на цыпочках. Лишь через полчаса он оказался в просторном помещении, освещенном слабым светом свечей. Пардальян вгляделся и узнал коридор, выходивший к парадной двери дворца.
То ли Фауста не очень беспокоилась о своей безопасности, то ли привратники оказались предателями и сбежали вместе со слугами, изменившими хозяйке, но в коридоре не было ни одной живой души.
Конечно, снаружи такую дверь взломать было нелегко, но изнутри открыть ее не составляло никакого труда. Огромные засовы не скрипели и отпирались на удивление просто; через несколько минут шевалье оказался на улице.
Как раз в это мгновение на колокольне Собора Парижской Богоматери пробило полпервого. Пардальян аккуратно прикрыл за собой дверь, рассчитывая на то, что отодвинутые засовы изнутри заметят не сразу и, следовательно, не сразу поднимут тревогу. С облегчением вздохнув, Пардальян направился в сторону улицы Сен-Дени; как, конечно же, догадался читатель, путь его лежал к гостинице «У ворожеи», куда наш герой и прибыл без всяких приключений.
Гостиница была уже закрыта; постояльцы и прислуга спали. Но шевалье постучал условным стуком, и минут через десять ему открыла заспанная служанка.
— Ради Бога, ужинать! — воскликнул Пардальян, умиравший от голода.
— Ах, сударь, — взмолилась служанка, — я засыпаю на ходу, какой уж тут ужин!
— Ну. хорошо, иди спи! — улыбнулся шевалье. — Но мне-то хоть постель приготовили?
— Все готово, господин шевалье, вам остается только откинуть одеяло и лечь.
— Прекрасно. Да, не забудь разбудить меня в шесть утра? Разбудишь?
— Конечно, сударь, я ведь встаю в пять.
— Умница! А теперь иди, спи! Но если забудешь, скажу госпоже Югетте, и она тебя выгонит. А я остригу тебе волосы покороче, так что твой суженый больше и не посмотрит в твою сторону. У тебя суженый-то есть?
— Как не быть! — рассмеялась служаночка. — Но не волнуйтесь, сударь, все в этом доме знают — любое ваше желание надо выполнять. У нас, конечно, есть хозяйка, да только настоящий хозяин тут вы!
С этими словами хитрая девица поспешила спастись бегством, а раздосадованный Пардальян проворчал:
— А я-то пожалел эту вертихвостку! Решил, пусть выспится… Бедная Югетта!.. Кажется, ее репутация погибла!.. Что ж, ничего не поделаешь! Но я все-таки умираю от голода и жажды!
Шевалье отправился на кухню, зажег свечи, отстегнул шпагу и снял кожаную куртку. Поскольку гостиницу он знал прекрасно, ему не составило никакого труда отыскать в погребе пару бутылок получше. Потом он принес дров и зажег огонь в очаге. Потрескивали поленья, и, глядя на них, шевалье чувствовал, что его охватывают умиротворение и спокойствие.
— Видели бы меня сейчас герцог де Гиз, Фауста, Бюсси-Леклерк и Менвиль… — иронически усмехнулся шевалье. — Как они гонялись за мной! Все пошло в ход — и шпаги, и аркебузы, и кинжалы… нагнали в Ситэ целую армию, чтобы взять меня живым или мертвым… А вот он я — на кухне, у очага, и собираюсь зажарить омлет… Вот сейчас выберем сковородку побольше, нальем туда масла… А неплохой из меня повар получается! Ох, и посмеялись бы мои высокопоставленные враги!
И тут он действительно услышал за спиной смех.
— Это еще что такое? — воскликнул Пардальян и обернулся.
Он намеревался схватить шпагу, но совсем забыл, что руки у него заняты тяжелой сковородкой. Впрочем, шевалье тут же успокоился — на пороге кухни стояла Югетта и от души смеялась, глядя на шевалье, вооруженного ее кухонной утварью.
Милая хозяюшка забрала у Пардальяна сковородку и с напускной строгостью произнесла:
— Безобразие! Я выгоню эту лентяйку Жильетту!
— Дорогая Югетта, выгонять надо меня, а не ее! Я силой отправил бедную девочку спать — она так клевала носом, что я испугался, подумав: наверняка сожжет мой омлет! Позвольте, я его сам сделаю, прекрасно получится, вот увидите…
— Ну уж нет! — возразила Югетта. — Пока еще я здесь хозяйка.
В мгновение ока Югетта накрыла маленький столик у очага. Через несколько минут Пардальян уже с волчьим аппетитом набросился на омлет, зажаренный Югеттой, с удовольствием запивая его прекрасным вином. А Югетта все подливала и подливала ему…
Поужинал шевалье на славу; редко, к сожалению, выпадали на его долю такие вот спокойные, счастливые часы. Омлет был вкуснейший, вино — выше всяких похвал. Вокруг порхала улыбающаяся Югетта… Шевалье чувствовал себя на верху блаженства…
А милая хозяйка смотрела на него ласково и нежно, смотрела как сестра, как подруга, а не как любящая женщина. Действительно, чего желала Югетта? Видеть шевалье каждый день, заботиться о нем как мать о ребенке, знать, что он счастлив, спокоен, здоров… А о большем она и не мечтала… Впрочем, нет, иногда Югетта позволяла себе грезить о невозможном, несбыточном…
Кто знает, может, со временем шевалье излечится от скорби, справится со своим горем, и тогда… Югетта с искренним уважением относилась к памяти Лоизы, в ее душе не было ревности (ведь бедная Лоиза умерла), но Югетта так надеялась, что когда-нибудь шевалье попытается еще раз обрести семейное счастье!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131