Но ночь была такой спокойной — ни воры, ни бандиты не показывались на улицах Блуа; впрочем, Моревер опасался вовсе не их. Он озирался, боясь увидеть одного-единственного человека. При мысли о нем Моревера охватывал животный страх, пот градом катился по его лбу. Моревер пытался уговорить сам себя:
— Что это со мной? Я, кажется, схожу с ума… Если бы в -письме настоятеля речь шла о нем, я бы его уже встретил. Но я осмотрел весь город — никого…
Неожиданно какая-то темная фигура преградила ему дорогу. Моревер вздрогнул, но тут же услышал голос, не имевший ничего общего с голосом человека, нагонявшего на наемного убийцу такой страх.
— Куда вы идете? — спросил неизвестный часовой.
— Разве нельзя? — ответил вопросом на вопрос Моревер. — Может быть, Леа запретила проходить?
— Нет, сударь, если вы скажете, к кому идете.
— Я иду к Мирти, — объяснил Моревер.
— Хорошо! Проходите!
Моревера еще дважды останавливали, но он знал и пароль, и отзыв. У самых дверей старинного особняка он сказал охране несколько слов, и его беспрепятственно пропустили внутрь.
Как только Моревер очутился в доме, на него тут же перестали обращать внимание. Он, похоже, прекрасно знал расположение комнат. Охрана стояла только у входной двери, так что Моревер никем не замеченный поднялся по широкой лестнице на второй этаж.
Особняк казался пустым. Повсюду царила глубокая тишина. Вестибюль еще кое-как освещался неверным светом лампы, на зато остальная часть дворца была погружена во тьму. В воздухе пахло плесенью, похоже, старый дом давно уже стоял нежилой.
Моревер поднялся еще выше. На чердаке, в конце узкого коридора он обнаружил дверь. За дверью раздавался шум голосов. Но входить Моревер не стал, а повернул направо, прошел по коридорчику, огибавшему основное помещение чердака, и оказался в тесной темной каморке. Похоже, никто, кроме мышей и пауков, не посещал эту клетушку. Двери в каморке не было, Моревер попал в нее прямо из коридора.
Он подошел к кирпичной стене и осторожно вынул кирпич, расположенный как раз на уровне человеческого роста. Получилась дыра, через которую в комнатушку проникал свет из соседнего чердачного помещения. С другой стороны дыра была замаскирована частой решеткой, сливавшейся по цвету с обоями. Моревер, таким образом, мог видеть и слышать все, что происходило в соседней комнате. Он начал внимательно вглядываться и вслушиваться, ибо как раз для этого он и явился в старый дом.
Для пущей конспирации знаменательное собрание проходило под самой крышей. Как мы уже сказали, приглашенных было немного: герцогиня де Немур, недавно прибывшая в Блуа; затем трое братьев — герцог де Гиз, герцог де Майенн и кардинал. Кроме того, герцог де Бурбон и герцогиня де Монпансье. Словом, семейный совет…
Похоже, Моревер немного опоздал — совещание уже заканчивалось. Герцогиня де Немур, кардинал де Бурбон, герцог де Майенн и кардинал де Гиз распрощались и удалились. Остались лишь герцог де Гиз и Мария де Монпансье. Герцог подошел к двери на противоположном конце чердака, распахнул ее и произнес:
— Прощу вас, господа, входите…
Вошло несколько дворян, среди которых Моревер заметил Бюсси-Леклерка, Менвиля, Буа-Дофина, Эспинака и еще кое-кого из свиты Гиза.
— Все собрались? — спросил герцог.
— Моревера не хватает, — ответил Менвиль.
— Моревера я и не приглашала! — воскликнула герцогиня де Монпансье. — И пароля я ему не сообщала. Он вообще в последние дни ведет себя как-то странно. Не спускайте с него глаз, господа!..
Менвиль недовольно нахмурил брови. Не то чтобы он хотел возразить, но в предательство Моревера не верил. Более того, он сам неосторожно сообщил Мореверу, которого считал приятелем, пароли и отзывы. Однако Менвиль ничего не сказал и поостерегся выказывать свое беспокойство.
— Господа, — начал герцог де Гиз, — мы получили сведения из замка. Похоже, у Его Величества появились неясные подозрения. Он больше не доверяет моей клятве.
Кое-кто из присутствующих усмехнулся.
— Итак, что же нам в этом случае предпринять? — продолжал герцог.
Вперед выступил один из заговорщиков:
— Господа, я имел разговор с дю Га. Вы его знаете, он честолюбив, но осторожен. Сейчас он служит королю, но если обстоятельства переменятся… Так вот, дю Га как бы невзначай произнес слова, которые, на мой взгляд, очень важны и которые следует принять во внимание.
— Что же это за слова, Нейи?
— Вот они, монсеньор, — с волнением в голосе ответил Нейи. — «Скажите вашему герцогу (именно так выразился дю Га), скажите ему, что он должен уехать в Париж. Под Рождество на берегах Луары холодновато; можно схватить простуду!.. « Вот что сказал мне дю Га.
— И вы заключили…
— И я заключил, что Валуа не только подозревает вас… Он хочет упредить удар…
— Кто выходит из игры — проигрывает! — сердито заметила герцогиня де Монпансье, нервно поигрывая золотыми ножничками.
— Но простите, мадам, — возразил Нейи, — если наш великий вождь герцог де Гиз погибнет только из-за того, что проявит сейчас нетерпение, наше дело погибнет вместе с ним. Что будет с Католической Лигой? Что станет со всеми нами? Монсеньор, я осмеливаюсь настаивать. Умоляю: завтра же покиньте Блуа. Сердце подсказывает мне, что вы в смертельной опасности.
— Нейи, — спокойно ответил герцог, — даже если смерть заглянет мне прямо в лицо, я все равно отсюда не уеду. Понадобится драться — будем драться! Так даже лучше, клянусь Пресвятой Девой! Скажу прямо, я тоже чувствую: Валуа что-то подозревает. Но, я уверен, он не осмелится ничего предпринять… по крайней мере, ничего такого, что бы угрожало моей жизни!
— Но вы же замышляете покушение на его жизнь! Почему он не может сделать то же самое?
— Он не осмелится! — твердо повторил Гиз.
Непоколебимая уверенность в собственных силах звучала в словах герцога.
— Господа, — обратился он к собравшимся, — я могу рассчитывать на вас?
— До самой смерти! — ответил взволнованный Бюсси-Леклерк.
— До самой смерти! — эхом откликнулись остальные.
— Раз так, сообщаю вам, что я назначил день и час. Ничто не спасет Валуа. Он погибнет двадцать третьего декабря в десять часов вечера. Ничто его не спасет… разве только прямое вмешательство Господа Бога…
Слова Гиза звучали величаво и торжественно, так что сердца его приближенных наполнились трепетом.
Только теперь заговорщики почувствовали всю грандиозность собственных замыслов. До сих пор во время своих собраний они много говорили, но мало принимали конкретных решений. Сегодня они узнали точную дату — двадцать третье декабря — и точный час — десять вечера. Смерть Валуа вот-вот должна была стать реальностью.
— А сейчас о том, как мы будем действовать, — продолжал герцог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131