«Внук Гленденнинга Апшоу погиб во время пожара на курорте».
«Огонь неизвестного происхождения вчера утром унес жизнь Тома Апшоу Пасмора. Семнадцатилетний Том, сын мистера и миссис Виктор Пасмор, проживающих на Истерн Шор-роуд, проводил лето на курорте Игл-лейк, штат Висконсин, в доме своего деда, Гленденнинга Апшоу...»
Номер Тома находился на четвертом этаже, здесь было гораздо светлее, чем в фойе, но сейчас, в семь часов утра, в комнате все равно царил полумрак. Газета в руках Леймона фон Хайлица задрожала и, посмотрев через стол, Том увидел, что старик читает статью на второй странице.
— Когда вам впервые пришло в голову, что мой дед убил Джанин Тилман? — поинтересовался Том.
Фон Хайлиц аккуратно сложил газету по линиям сгиба, перегнул пополам и положил на стол.
— Когда один из его служащих купил дом на Седьмой улице. Как ты себя чувствуешь, Том? Должно быть, не очень приятно читать в газете о собственной смерти?
— Не знаю. Я немного смущен. И очень устал. И не понимаю, что мы будем делать дальше. Мы ведь вернулись на Милл Уолк, где все, даже полицейские, работают на таких людей, как Глен Апшоу.
— К счастью, все-таки не все, — возразил Леймон фон Хайлиц. — Дэвид Натчез поможет нам. А мы должны помочь ему. Нам представилась редкая возможность. Один из тех, кому принадлежит власть на этом острове, совершил убийство своими собственными руками. Твой дедушка не из таких, кто предпочтет страдать молча. Так же, как человек, убивший моих родителей, он наверняка разговорится, если его обвинят в убийстве, и потянет за собой всех.
— Но как мы добьемся, чтобы ему предъявили обвинение в убийстве?
— Мы должны заставить его признаться. Желательно Дэвиду Натчезу.
— Он никогда не признается.
— Ты забыл, что у нас есть целых два вида оружия. Один из них — ты.
— А второй?
— Записки, которые ты видел в комнате Барбары Дин. Они, конечно же, были написаны не ей. Она наверняка нашла их в доме Глена, когда он попросил ее убраться там после убийства Джанин Тилман. Наверное, он оставил их на столе. Или даже сам показал Барбаре. Глен знал, что эта женщина готова проявить сочувствие к каждому, кого несправедливо обвиняют в чем-то. Он мог, допустим, сказать ей, что в записках намекают на его причастность к смерти жены. Думаю, Барбара и сама получала анонимки, еще на Милл Уолк, когда ее обвиняли в смерти раненого полицейского.
— Но, может, это и были те самые записки, которые получала Барбара.
— Не думаю, что в этом случае она стала бы их хранить. Барбара наверняка сожгла бы их. А эти сохранила, потому что они тревожили ее. Даже думаю, что Барбара собиралась показать их тебе.
— Но почему?
— Потому что, расспрашивая о Джанин Тилман и Антоне Гетце, ты пробудил к жизни ее сомнения относительно твоего дедушки. После всего, что сделал для нее Глен Апшоу, Барбара не хотела думать, что он мог убить Джанин Тилман, но она была слишком умна, чтобы все это не вызывало у нее подозрений. Ведь Глен принес к ней Глорию до того, как в озере нашли тело Джанин — то есть, тогда, когда никто, кроме убийцы, не мог знать, что она мертва. Думаю, Барбара испытала колоссальное облегчение, когда я вмешался в это дело и обвинил в убийстве Антона Гетца, которого нашел повесившимся у него в доме.
Фон Хайлиц откинулся на спинку стула. На лице его блестела седая щетина, а глаз почти не было видно.
— После этого дела на меня буквально посыпались со всего земного шара приглашения расследовать то или иное убийство. И мне хотелось признавать свою ошибку не больше, чем Барбаре Дин. Ведь разоблачение Антона Гетца как бы дало мне старт в жизни.
— Мы не могли бы попытаться восстановить действительные события тех дней? — спросил Том. — Я по-прежнему не понимаю некоторых вещей.
— Готов спорить, что понимаешь, — фон Хайлиц выпрямился и потер ладонью лицо. — Давай предположим, что Глен Апшоу сразу понял, что эти записки написала Джанин Тилман. Она угрожала ему какими-то разоблачениями. Джанин знала что-то — что-то такое, что могло разрушить жизнь Глена. Ее муж был конкурентом Апшоу, а Гетц вполне мог выболтать своей любовнице больше чем следует о делах его фирмы. Или речь шла о разоблачениях иного рода. В любом случае Джанин потребовала, чтобы Глен прекратил делать то, что он делает. И вот вечером Глен уходил с шумной вечеринки в клубе — я думаю, он сам собрал эту вечеринку по поводу своего предстоящего отъезда во Флориду, хотя мне не кажется, что Глен заранее планировал убить Джанин. Итак, он приходит к ее дому. Джанин ждет его на купальне. Они ссорятся. То, что знает Джанин, может разрушить всю его жизнь. Женщина отказывается сотрудничать с Гленом или верить его оправданиям и поворачивается, чтобы уйти в дом. И тут Глен видит на столике револьвер, неосторожно оставленный там Артуром Тилманом. Он хватает его, стреляет, промахивается, стреляет снова. Все, кроме Антона Гетца, находятся в это время в клубе, танцуют под громкую музыку. Ты ведь знаешь, как завораживает иногда музыка, не правда ли?
Том кивнул.
— Но ведь дедушка всегда бы плохим стрелком. Как же он попал в Джанин?
— Благодаря револьверу. Глен наверняка промахнулся бы оба раза, если бы револьвер был исправен. Но, как мы знаем, его клинило влево. К тому же, Глен находился довольно близко от своей жертвы. Затем, я думаю, он стащил тело Джанин с купальни, чтобы кровь не залила доски. А потом...
Фон Хайлиц поднял глаза на Тома, как бы предлагая докончить его рассказ.
— А потом он побежал по тропинке через лес к дому Антона Гетца. Моя мать видела его в окно спальни, но не была уверена, что это был он. Гетц работал на Глена Апшоу, но, готов спорить, он был таким же бухгалтером, как Джерри Хазек специалистом по связям с общественностью.
— Гетц наверняка был куда более полезным сотрудником, чем Джерри Хазек. Он ведь мог проникать везде, слышать нужные разговоры, общаться с нужными людьми. Гетц делал для Глена то, что тот не мог позволить себе на людях. Но главное, он, я думаю, доставлял Апшоу и Редвингам деньги для незаконных махинаций. Он был уголовником с холеным лицом и безукоризненными манерами. Я ошибся в этом человеке, ошибся именно таким образом, как он хотел, чтобы в нем ошибались окружающие, — фон Хайлиц бросил на Тома взгляд, полный отвращения к самому себе. — А теперь расскажи мне, что произошло дальше.
— Мой дедушка и Гетц завернули тело Джанин Тилман в старые занавески, погрузили в лодку и опустили в воду на середине озера. Потом они, наверное, отмыли доски купальни. На следующее утро дедушка отнес мою мать к Барбаре Дин, а сам вернулся в дом Гетца и провел четыре дня и ночи в комнате для гостей, ожидая, что же произойдет дальше. Гетц носил ему из клуба еду. Все знали, что Глен собирался во Флориду, и решили, что он просто уехал туда на следующий день после вечеринки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
«Огонь неизвестного происхождения вчера утром унес жизнь Тома Апшоу Пасмора. Семнадцатилетний Том, сын мистера и миссис Виктор Пасмор, проживающих на Истерн Шор-роуд, проводил лето на курорте Игл-лейк, штат Висконсин, в доме своего деда, Гленденнинга Апшоу...»
Номер Тома находился на четвертом этаже, здесь было гораздо светлее, чем в фойе, но сейчас, в семь часов утра, в комнате все равно царил полумрак. Газета в руках Леймона фон Хайлица задрожала и, посмотрев через стол, Том увидел, что старик читает статью на второй странице.
— Когда вам впервые пришло в голову, что мой дед убил Джанин Тилман? — поинтересовался Том.
Фон Хайлиц аккуратно сложил газету по линиям сгиба, перегнул пополам и положил на стол.
— Когда один из его служащих купил дом на Седьмой улице. Как ты себя чувствуешь, Том? Должно быть, не очень приятно читать в газете о собственной смерти?
— Не знаю. Я немного смущен. И очень устал. И не понимаю, что мы будем делать дальше. Мы ведь вернулись на Милл Уолк, где все, даже полицейские, работают на таких людей, как Глен Апшоу.
— К счастью, все-таки не все, — возразил Леймон фон Хайлиц. — Дэвид Натчез поможет нам. А мы должны помочь ему. Нам представилась редкая возможность. Один из тех, кому принадлежит власть на этом острове, совершил убийство своими собственными руками. Твой дедушка не из таких, кто предпочтет страдать молча. Так же, как человек, убивший моих родителей, он наверняка разговорится, если его обвинят в убийстве, и потянет за собой всех.
— Но как мы добьемся, чтобы ему предъявили обвинение в убийстве?
— Мы должны заставить его признаться. Желательно Дэвиду Натчезу.
— Он никогда не признается.
— Ты забыл, что у нас есть целых два вида оружия. Один из них — ты.
— А второй?
— Записки, которые ты видел в комнате Барбары Дин. Они, конечно же, были написаны не ей. Она наверняка нашла их в доме Глена, когда он попросил ее убраться там после убийства Джанин Тилман. Наверное, он оставил их на столе. Или даже сам показал Барбаре. Глен знал, что эта женщина готова проявить сочувствие к каждому, кого несправедливо обвиняют в чем-то. Он мог, допустим, сказать ей, что в записках намекают на его причастность к смерти жены. Думаю, Барбара и сама получала анонимки, еще на Милл Уолк, когда ее обвиняли в смерти раненого полицейского.
— Но, может, это и были те самые записки, которые получала Барбара.
— Не думаю, что в этом случае она стала бы их хранить. Барбара наверняка сожгла бы их. А эти сохранила, потому что они тревожили ее. Даже думаю, что Барбара собиралась показать их тебе.
— Но почему?
— Потому что, расспрашивая о Джанин Тилман и Антоне Гетце, ты пробудил к жизни ее сомнения относительно твоего дедушки. После всего, что сделал для нее Глен Апшоу, Барбара не хотела думать, что он мог убить Джанин Тилман, но она была слишком умна, чтобы все это не вызывало у нее подозрений. Ведь Глен принес к ней Глорию до того, как в озере нашли тело Джанин — то есть, тогда, когда никто, кроме убийцы, не мог знать, что она мертва. Думаю, Барбара испытала колоссальное облегчение, когда я вмешался в это дело и обвинил в убийстве Антона Гетца, которого нашел повесившимся у него в доме.
Фон Хайлиц откинулся на спинку стула. На лице его блестела седая щетина, а глаз почти не было видно.
— После этого дела на меня буквально посыпались со всего земного шара приглашения расследовать то или иное убийство. И мне хотелось признавать свою ошибку не больше, чем Барбаре Дин. Ведь разоблачение Антона Гетца как бы дало мне старт в жизни.
— Мы не могли бы попытаться восстановить действительные события тех дней? — спросил Том. — Я по-прежнему не понимаю некоторых вещей.
— Готов спорить, что понимаешь, — фон Хайлиц выпрямился и потер ладонью лицо. — Давай предположим, что Глен Апшоу сразу понял, что эти записки написала Джанин Тилман. Она угрожала ему какими-то разоблачениями. Джанин знала что-то — что-то такое, что могло разрушить жизнь Глена. Ее муж был конкурентом Апшоу, а Гетц вполне мог выболтать своей любовнице больше чем следует о делах его фирмы. Или речь шла о разоблачениях иного рода. В любом случае Джанин потребовала, чтобы Глен прекратил делать то, что он делает. И вот вечером Глен уходил с шумной вечеринки в клубе — я думаю, он сам собрал эту вечеринку по поводу своего предстоящего отъезда во Флориду, хотя мне не кажется, что Глен заранее планировал убить Джанин. Итак, он приходит к ее дому. Джанин ждет его на купальне. Они ссорятся. То, что знает Джанин, может разрушить всю его жизнь. Женщина отказывается сотрудничать с Гленом или верить его оправданиям и поворачивается, чтобы уйти в дом. И тут Глен видит на столике револьвер, неосторожно оставленный там Артуром Тилманом. Он хватает его, стреляет, промахивается, стреляет снова. Все, кроме Антона Гетца, находятся в это время в клубе, танцуют под громкую музыку. Ты ведь знаешь, как завораживает иногда музыка, не правда ли?
Том кивнул.
— Но ведь дедушка всегда бы плохим стрелком. Как же он попал в Джанин?
— Благодаря револьверу. Глен наверняка промахнулся бы оба раза, если бы револьвер был исправен. Но, как мы знаем, его клинило влево. К тому же, Глен находился довольно близко от своей жертвы. Затем, я думаю, он стащил тело Джанин с купальни, чтобы кровь не залила доски. А потом...
Фон Хайлиц поднял глаза на Тома, как бы предлагая докончить его рассказ.
— А потом он побежал по тропинке через лес к дому Антона Гетца. Моя мать видела его в окно спальни, но не была уверена, что это был он. Гетц работал на Глена Апшоу, но, готов спорить, он был таким же бухгалтером, как Джерри Хазек специалистом по связям с общественностью.
— Гетц наверняка был куда более полезным сотрудником, чем Джерри Хазек. Он ведь мог проникать везде, слышать нужные разговоры, общаться с нужными людьми. Гетц делал для Глена то, что тот не мог позволить себе на людях. Но главное, он, я думаю, доставлял Апшоу и Редвингам деньги для незаконных махинаций. Он был уголовником с холеным лицом и безукоризненными манерами. Я ошибся в этом человеке, ошибся именно таким образом, как он хотел, чтобы в нем ошибались окружающие, — фон Хайлиц бросил на Тома взгляд, полный отвращения к самому себе. — А теперь расскажи мне, что произошло дальше.
— Мой дедушка и Гетц завернули тело Джанин Тилман в старые занавески, погрузили в лодку и опустили в воду на середине озера. Потом они, наверное, отмыли доски купальни. На следующее утро дедушка отнес мою мать к Барбаре Дин, а сам вернулся в дом Гетца и провел четыре дня и ночи в комнате для гостей, ожидая, что же произойдет дальше. Гетц носил ему из клуба еду. Все знали, что Глен собирался во Флориду, и решили, что он просто уехал туда на следующий день после вечеринки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147