Бродя среди всего этого хаоса, Том увидел вдруг открытую пустую папку, на которой было написано «Гленденнинг Апшоу 1938-39». Рядом с ней валялась другая, с надписью "Убийства «Голубой розы». Письменные столы были перевернуты, ящики из них вынуты и отброшены прочь, то здесь, то там валялись ножницы и бутылочки клея. Осколки зеленых абажуров ламп валялись поверх распоротых диванов. К тому же, от диванов исходил резкий запах свежей мочи. Под глобусом, стоявшим когда-то на одном из шкафчиков с картотекой, Том снова увидел слова «Голубая роза». Протянув руку, он взял конверт от пластинки Гленроя Брейкстоуна.
— О, Боже, — произнес он.
Со стены над лестницей на Тома смотрело красное пятно в форме руки. В ноздри ему ударил другой резкий неприятный запах, и, повернув голову, Том увидел на пустом участке ковра кучу человеческих испражнений. Рядом лежала небольшая кучка монет. Перебравшись через кучи бумаг и несколько шкафчиков, Том оказался у лестницы. Прямо под отпечатком руки он увидел на пороге несколько красных точек.
Быстро взбежав по лестнице, Том распахнул дверь спальни. В воздухе висел запах крови и пороха. С кровати стащили матрац, а потом вспороли и кровать и матрац чем-то острым.
Посреди комнаты Том увидел лужу крови, к которой стекались ручейки, вытекавшие из-под матраца со стороны гардероба. Ковер был весь в кровавых следах ног, красных кляксах и точках. На белой двери гардероба Том увидел еще один отпечаток окровавленной руки. Чувствуя, как парит вокруг него облако небывалой жестокости, Том двинулся по скользкому от крови полу к гардеробу. Когда Том открыл дверцы, прямо на руки ему выпал труп его отца.
Шок был слишком сильным, чтобы он мог закричать. Том осторожно вынул тело из гардероба и опустил его на пол. Затем он обнял отца и стал целовать его спутанные волосы. У него возникло вдруг ощущение, словно он вылез из собственного тела — какая-то часть его отделилась и теперь парила над комнатой и видела все вокруг — вспоротую кровать, кровавые следы ног, ведущие к гардеробу и от него, точки, оставленные чем-то круглым, что обмакнули в кровь его отца. Он видел как бы со стороны самого себя, трясущегося и плачущего над телом Леймона фон Хайлица.
— Это зонтик, это следы зонтика, — сказал он самому себе, но слова эти были такими же бессмысленными, как малиновые носки или потерянные конские подковы.
Прошло довольно много времени, потом Том услышал, что кто-то распахнул настежь заднюю дверь дома. Кто-то позвал его по имени, и имя вернуло душу Тома в его тело. Осторожно положив голову отца на ковер, он пятился и пятился назад, пока не уперся в кровать. На лестнице послышались шаги. Поджав под себя ноги, Том слушал, как шаги приближаются к двери. Как только в дверях появилась фигура мужчины, Том резко кинулся на него, свалил, подмял под себя и занес над ним кулак.
— Это я, — кричал извивающийся под ним Андрес. — Это я, Том.
Том всхлипывая, слез с Андреса.
— Он там, — пробормотал юноша, но Андрес уже вскочил на ноги и кинулся в спальню. Он опустился рядом с телом на колени, погладил мертвого старика по голове и закрыл ему глаза.
Том поднялся. Ноги плохо слушались его. Лицо фон Хайлица изменилось каким-то непостижимым образом, не имевшим ничего общего с растрепанными волосами или ставшими неожиданно гладкими щеками — просто теперь это было другое лицо, которое абсолютно ничего не выражало.
— Это очень тяжело, — сказал Андрес. — Тяжело для тебя и для меня. Но мы должны немедленно уйти отсюда. Они вернутся и найдут нас здесь, а потом пристрелят обоих и скажут, что это мы убили Леймона фон Хайлица. — Он встал и внимательно посмотрел на Тома. — Не знаю, куда ты собираешься идти, но тебе необходимо переодеться. Если ты выйдешь отсюда в таком виде, тебя арестуют через несколько секунд.
Том взглянул вниз и увидел на собственных коленях кровавые пятна.
Андрес взял из шкафа костюм с вешалкой и направился к двери.
— Чем здесь пахнет? — спросил вдруг его Том.
Озадаченный, Андрес принюхался к воздуху.
— Ты прекрасно знаешь, чем здесь пахнет. Ты что — рехнулся?
— Вовсе я не рехнулся. Скажи мне, какой запах ты чувствуешь.
— Ты такой же, как он, — Андрес посмотрел на лежащее на полу тело. — Я чувствую тот же запах, что и ты. Этот запах чувствует любой, находясь рядом с человеком, которого застрелили.
— А больше ты ничего не чувствуешь?
На лице Андреса отразились тревога и отчаяние.
— А что я должен чувствовать?
— Сигары, — произнес Том.
— Многие копы курят сигары, — Андрес взял Тома за руку и повел по коридору к лестнице.
— Сними ботинки, — сказал Андрес, когда они вошли в кухню. Он снял с вешалки пиджак и перекинул через руку брюки.
— Прямо здесь?
— Снимай ботинки, — повторил Андрес. — Ты слишком здоровый, чтобы переодеваться в машине.
Том развязал шнурки и снял ботинки. Он передал испачканный в крови пиджак, жилет и брюки Андресу, Андрес смял их и взял под мышку. Затем он профессиональным движением портного протянул Тому брюки, но тут же отдернул руку.
— Погоди, сначала вымой руки.
Том покорно подошел к раковине и только сейчас заметил, что руки его испачканы кровью. Он поглядел на Андреса и увидел у него на рубашке несколько красных пятен.
— Ну давай же, — поторопил его Андрес. Том начал медленно смывать с ладоней кровь.
Когда он надел чистые брюки и завязал ботинки, Андрес протянул ему ремень и стал внимательно смотреть, как Том пытается застегнуть его на нужную дырочку. Снова жилет, снова пиджак.
— Твоя карточка, — сказал Том. Андрес хлопнул себя ладонью по лбу и стал шарить в карманах испачканного кровью пиджака, пока не нашел то, что искал. Он положил карточку в карман рубашки, но потом достал ее и протянул Тому.
Они прошли за гаражом и вышли на задний двор большого белого дома, третьего по счету от дома Спенсов. Котла-то, в то время, которое ушло теперь безвозвратно и казалось прошлой жизнью, в доме этом жила семья по фамилии Харбиндер. Теперь дом был пуст, как и дом Харбиндеров на Игл-лейк, а сами они увезли в Европу свою двадцатилетнюю дочь, чтобы девушка забыла механика, за которого в порыве страсти неосторожно вышла замуж.
— Если бы я знал, что делать дальше, то обязательно сказал бы тебе, — произнес Андрес.
— Я должен поговорить с одним полицейским, — сказал Том.
— С полицейским! Но ведь то, что мы видели, сделала полиция.
— Только не этот человек, — твердо сказал Том.
66
В самом конце Калле Хоффманн находилась залитая бетоном площадь под названием Армори-плейс. Здесь стояли скамейки, росли ряды пальм, а между двумя рядами каменных ступеней, ведущих к входу в полицейское управление и суд Милл Уолк, были посажены бугонвилии. Оба здания, представлявшие собой большие белые кубы, выделялись на фоне ярко-синего неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
— О, Боже, — произнес он.
Со стены над лестницей на Тома смотрело красное пятно в форме руки. В ноздри ему ударил другой резкий неприятный запах, и, повернув голову, Том увидел на пустом участке ковра кучу человеческих испражнений. Рядом лежала небольшая кучка монет. Перебравшись через кучи бумаг и несколько шкафчиков, Том оказался у лестницы. Прямо под отпечатком руки он увидел на пороге несколько красных точек.
Быстро взбежав по лестнице, Том распахнул дверь спальни. В воздухе висел запах крови и пороха. С кровати стащили матрац, а потом вспороли и кровать и матрац чем-то острым.
Посреди комнаты Том увидел лужу крови, к которой стекались ручейки, вытекавшие из-под матраца со стороны гардероба. Ковер был весь в кровавых следах ног, красных кляксах и точках. На белой двери гардероба Том увидел еще один отпечаток окровавленной руки. Чувствуя, как парит вокруг него облако небывалой жестокости, Том двинулся по скользкому от крови полу к гардеробу. Когда Том открыл дверцы, прямо на руки ему выпал труп его отца.
Шок был слишком сильным, чтобы он мог закричать. Том осторожно вынул тело из гардероба и опустил его на пол. Затем он обнял отца и стал целовать его спутанные волосы. У него возникло вдруг ощущение, словно он вылез из собственного тела — какая-то часть его отделилась и теперь парила над комнатой и видела все вокруг — вспоротую кровать, кровавые следы ног, ведущие к гардеробу и от него, точки, оставленные чем-то круглым, что обмакнули в кровь его отца. Он видел как бы со стороны самого себя, трясущегося и плачущего над телом Леймона фон Хайлица.
— Это зонтик, это следы зонтика, — сказал он самому себе, но слова эти были такими же бессмысленными, как малиновые носки или потерянные конские подковы.
Прошло довольно много времени, потом Том услышал, что кто-то распахнул настежь заднюю дверь дома. Кто-то позвал его по имени, и имя вернуло душу Тома в его тело. Осторожно положив голову отца на ковер, он пятился и пятился назад, пока не уперся в кровать. На лестнице послышались шаги. Поджав под себя ноги, Том слушал, как шаги приближаются к двери. Как только в дверях появилась фигура мужчины, Том резко кинулся на него, свалил, подмял под себя и занес над ним кулак.
— Это я, — кричал извивающийся под ним Андрес. — Это я, Том.
Том всхлипывая, слез с Андреса.
— Он там, — пробормотал юноша, но Андрес уже вскочил на ноги и кинулся в спальню. Он опустился рядом с телом на колени, погладил мертвого старика по голове и закрыл ему глаза.
Том поднялся. Ноги плохо слушались его. Лицо фон Хайлица изменилось каким-то непостижимым образом, не имевшим ничего общего с растрепанными волосами или ставшими неожиданно гладкими щеками — просто теперь это было другое лицо, которое абсолютно ничего не выражало.
— Это очень тяжело, — сказал Андрес. — Тяжело для тебя и для меня. Но мы должны немедленно уйти отсюда. Они вернутся и найдут нас здесь, а потом пристрелят обоих и скажут, что это мы убили Леймона фон Хайлица. — Он встал и внимательно посмотрел на Тома. — Не знаю, куда ты собираешься идти, но тебе необходимо переодеться. Если ты выйдешь отсюда в таком виде, тебя арестуют через несколько секунд.
Том взглянул вниз и увидел на собственных коленях кровавые пятна.
Андрес взял из шкафа костюм с вешалкой и направился к двери.
— Чем здесь пахнет? — спросил вдруг его Том.
Озадаченный, Андрес принюхался к воздуху.
— Ты прекрасно знаешь, чем здесь пахнет. Ты что — рехнулся?
— Вовсе я не рехнулся. Скажи мне, какой запах ты чувствуешь.
— Ты такой же, как он, — Андрес посмотрел на лежащее на полу тело. — Я чувствую тот же запах, что и ты. Этот запах чувствует любой, находясь рядом с человеком, которого застрелили.
— А больше ты ничего не чувствуешь?
На лице Андреса отразились тревога и отчаяние.
— А что я должен чувствовать?
— Сигары, — произнес Том.
— Многие копы курят сигары, — Андрес взял Тома за руку и повел по коридору к лестнице.
— Сними ботинки, — сказал Андрес, когда они вошли в кухню. Он снял с вешалки пиджак и перекинул через руку брюки.
— Прямо здесь?
— Снимай ботинки, — повторил Андрес. — Ты слишком здоровый, чтобы переодеваться в машине.
Том развязал шнурки и снял ботинки. Он передал испачканный в крови пиджак, жилет и брюки Андресу, Андрес смял их и взял под мышку. Затем он профессиональным движением портного протянул Тому брюки, но тут же отдернул руку.
— Погоди, сначала вымой руки.
Том покорно подошел к раковине и только сейчас заметил, что руки его испачканы кровью. Он поглядел на Андреса и увидел у него на рубашке несколько красных пятен.
— Ну давай же, — поторопил его Андрес. Том начал медленно смывать с ладоней кровь.
Когда он надел чистые брюки и завязал ботинки, Андрес протянул ему ремень и стал внимательно смотреть, как Том пытается застегнуть его на нужную дырочку. Снова жилет, снова пиджак.
— Твоя карточка, — сказал Том. Андрес хлопнул себя ладонью по лбу и стал шарить в карманах испачканного кровью пиджака, пока не нашел то, что искал. Он положил карточку в карман рубашки, но потом достал ее и протянул Тому.
Они прошли за гаражом и вышли на задний двор большого белого дома, третьего по счету от дома Спенсов. Котла-то, в то время, которое ушло теперь безвозвратно и казалось прошлой жизнью, в доме этом жила семья по фамилии Харбиндер. Теперь дом был пуст, как и дом Харбиндеров на Игл-лейк, а сами они увезли в Европу свою двадцатилетнюю дочь, чтобы девушка забыла механика, за которого в порыве страсти неосторожно вышла замуж.
— Если бы я знал, что делать дальше, то обязательно сказал бы тебе, — произнес Андрес.
— Я должен поговорить с одним полицейским, — сказал Том.
— С полицейским! Но ведь то, что мы видели, сделала полиция.
— Только не этот человек, — твердо сказал Том.
66
В самом конце Калле Хоффманн находилась залитая бетоном площадь под названием Армори-плейс. Здесь стояли скамейки, росли ряды пальм, а между двумя рядами каменных ступеней, ведущих к входу в полицейское управление и суд Милл Уолк, были посажены бугонвилии. Оба здания, представлявшие собой большие белые кубы, выделялись на фоне ярко-синего неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147