— Я видела тебя в зале суда.
— Я тоже заметил тебя.
— Ты случайно не звонил мне домой? Один раз, сразу после того, как в газете появилась статья о пожаре?
Том кивнул.
— Я так и знала. Я сразу подумала, что это ты. Я не верила, что ты мог умереть после того, как вынес меня из горящего дома. Это была ошибка.
— Но тебя ведь обожгло? — участливо спросила Сара.
— Да так, не очень.
Сара заглянула в лицо Тому, словно пытаясь прочесть его мысли, и убрала руки с его талии.
— Почему ты решил прийти сюда? — спросила она.
— Потому что я никогда здесь не был, — сказал Том и сам обнял Сару за талию. Они влились в толпу, движущуюся к клеткам. — Мы как-то проезжали мимо, помнишь? Я подумал еще тогда, что хорошо было бы посмотреть на животных. Ведь они так давно сидят в этих клетках. И я подумал, что они заслуживают нашего визита.
— Визита вежливости, — сказала Сара.
Они прошли мимо первого ряда клеток, все еще привыкая к тому, что снова вместе, и взвешивая каждое слово, которое собирались сказать друг другу. Черная пантера ходила по своей клетке кругами, а лев лежал на земле, словно рыжий мешок, наблюдая сквозь прутья клетки за львицей, мирно дремавшей, повернувшись спиной к зрителям. Том и Сара свернули на тропинку, ведущую к слонам и Обезьяньему острову. Издалека слышался лай морских львов.
— Теперь все стало по-другому, — сказала Сара. Том снял руку с талии девушки и засунул в карман. — Редвинги теперь в Швейцарии. Я слышала, что Фриц пошел там в школу. Представляешь себе Фрица Редвинга в швейцарской школе?
— Не очень-то. Думаю, Фултон Бишоп тоже в Швейцарии. Он успел вовремя сбежать. А Ральф Редвинг наверняка даст ему какую-нибудь работу.
— Они все в Швейцарии, — сказала Сара. — Мой отец говорит, что у них по-прежнему куча денег.
— У них всегда будет куча денег. — Слоны медленно гуляли по своей огромной клетке, время от времени поднимая хоботами целые снопы соломы. Какой-то человек, просунув руку сквозь прутья клетки, протянул слону орех, и тот, наклонив к нему свой хобот, взял орех быстрым, изящным движением. — У них всегда будет куча денег, огромные дома, коллекции картин, машины, люди, которые на них работают, но им всегда будет этого мало. Ведь у Редвингов никогда больше не будет собственного острова.
— Мы по-прежнему друзья? — спросила Сара.
— Конечно, — кивнул головой Том.
— Я никому не рассказывала всего, что ты говорил мне, — заверила его Сара.
— Я знаю это, — сказал Том.
— Я рассказала кое-какие вещи своему отцу, но он понял в этом не больше, чем я. А может, он вообще мне не поверил.
— Наверняка не поверил. У него теперь другая работа?
— Да, у папы другая работа. Так что нам не придется продавать дом. Все обошлось более или менее нормально, правда?
— В основном да, — подтвердил Том.
Они подошли к Обезьяньему острову, на котором первобытные люди с хвостами и шерстью по всему телу лазили по каменистому холму, отделенные рвом с водой от обычных людей. Дети визжали от удовольствия, когда обезьяны перемещались с одного конца острова на другой. Ссорились из-за пищи, скакали друг у друга на спине, ругались, дрались маленькими кулачками, поворачивались к публике и что-то тараторили на своем языке, выражая гнев или взывая к сочувствию.
— Тебе, наверное, жаль твоего дедушку, — сказала Сара.
— Мне жаль, что он был тем, кем был. Мне жаль, что он принес столько вреда, — «Она и она папа», — зазвучал в его ушах голос матери. — Я был очень подавлен, когда мне в конце концов пришлось признать... — Сара улыбнулась, глядя на проделки обезьян, а Том улыбнулся Саре. — В общем, ты понимаешь — когда мне наконец пришлось признаться себе в том, что он за человек.
— После его самоубийства?
— Нет, еще до этого, — сказал Том. — На день-два раньше. «Она и она папа. Потому что нас было только двое в этом доме». Сара отвернулась от обезьян.
— Это было так ужасно — то, что случилось с твоим другом. Я имею в виду мистера фон Хайлица. — Сара посмотрела на него со смешанным выражением сочувствия и любопытства, и Том сразу понял, что последует дальше.
— Да, — сказал он. — Это было ужасно.
— Ты знал, что он оставит тебе все свое состояние?
— Нет. Я ничего не знал об этом, пока со мной не связались его адвокаты.
— А теперь ты живешь в его доме?
— Да, после того, как там все прибрали.
Они шли по дорожке мимо бурых и белых медведей, сидящих в маленьких отдельных клетках. Медведи лежали на земле, испачканные собственными экскрементами.
— Насколько я понимаю, тебе не придется работать, — сказала Сара.
— Да, мне не придется ходить на службу. Но все же у меня будет очень много дел. Надо окончить Брукс-Лоувуд, отучиться в колледже, а потом я вернусь сюда и решу, что делать дальше.
— Это ведь его одежда, да?
— Мне нравится носить его одежду.
— И ты собираешься одеваться так же в школе? — удивилась Сара.
— А ты собираешься одеваться так же в Холиоук? — ответил вопросом на вопрос Том.
— Я не знаю, — ответила Сара.
— И я тоже не знаю.
— Том?
— Что?
— Ты злишься на меня?
— Нет. Наверное, этот зоопарк нагоняет на меня тоску.
Сара повернулась к медведям, явно расстроенная словами Тома.
— Ведь он оставил тебе миллионы, правда? Мой отец сказал, что миллионы. Разве это не здорово? Знать, что ты можешь делать все, что пожелаешь? Разве не здорово?
— Я не хотел его денег, — сказал Том. — Я хотел быть рядом с ним, продолжать узнавать его.
— Но почему он оставил все тебе?
— Я любил заходить к нему поболтать, — Том улыбнулся. — Может быть, он хотел, чтобы я взял в этой жизни правильный старт.
— А что сказали на это твои родители?
Они приближались к высокому темному зданию в дальнем конце зоопарка, над входом которого висела табличка с надписью «Дом рептилий».
— Меня что-то не очень тянет в Дом рептилий, — сказал Том. — А тебя?
Сара покачала головой.
— Так что же сказали твои родители?
— Когда я рассказал об этом матери, она была слишком поражена, чтобы что-то сказать, но все же ей было приятно. Ей тоже нравился Леймон фон Хайлиц.
— Приятно, — повторила Сара. — Еще бы ей не было приятно.
— Маме пришлось подписать кучу бумаг, но она плохо понимала, о чем в них говорится. Гораздо больше ее волновало то, что я переехал. Но в конце концов я ведь живу теперь всего-навсего через улицу. Я прихожу домой обедать, и мы много разговариваем. Маме становится немного лучше. А мой отец ничего не сказал, потому что его не было дома, когда все это случилось. Он исчез. Сбежал. Не думаю, что мы еще когда-нибудь его увидим.
На лице Сары отразились одновременно тревога, озабоченность и отчаяние.
— Но тебя, похоже, не очень волнует, вернется ли он обратно, — сказала она, когда Том замолчал.
— Напротив, волнует — я надеюсь, что он никогда не вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
— Я тоже заметил тебя.
— Ты случайно не звонил мне домой? Один раз, сразу после того, как в газете появилась статья о пожаре?
Том кивнул.
— Я так и знала. Я сразу подумала, что это ты. Я не верила, что ты мог умереть после того, как вынес меня из горящего дома. Это была ошибка.
— Но тебя ведь обожгло? — участливо спросила Сара.
— Да так, не очень.
Сара заглянула в лицо Тому, словно пытаясь прочесть его мысли, и убрала руки с его талии.
— Почему ты решил прийти сюда? — спросила она.
— Потому что я никогда здесь не был, — сказал Том и сам обнял Сару за талию. Они влились в толпу, движущуюся к клеткам. — Мы как-то проезжали мимо, помнишь? Я подумал еще тогда, что хорошо было бы посмотреть на животных. Ведь они так давно сидят в этих клетках. И я подумал, что они заслуживают нашего визита.
— Визита вежливости, — сказала Сара.
Они прошли мимо первого ряда клеток, все еще привыкая к тому, что снова вместе, и взвешивая каждое слово, которое собирались сказать друг другу. Черная пантера ходила по своей клетке кругами, а лев лежал на земле, словно рыжий мешок, наблюдая сквозь прутья клетки за львицей, мирно дремавшей, повернувшись спиной к зрителям. Том и Сара свернули на тропинку, ведущую к слонам и Обезьяньему острову. Издалека слышался лай морских львов.
— Теперь все стало по-другому, — сказала Сара. Том снял руку с талии девушки и засунул в карман. — Редвинги теперь в Швейцарии. Я слышала, что Фриц пошел там в школу. Представляешь себе Фрица Редвинга в швейцарской школе?
— Не очень-то. Думаю, Фултон Бишоп тоже в Швейцарии. Он успел вовремя сбежать. А Ральф Редвинг наверняка даст ему какую-нибудь работу.
— Они все в Швейцарии, — сказала Сара. — Мой отец говорит, что у них по-прежнему куча денег.
— У них всегда будет куча денег. — Слоны медленно гуляли по своей огромной клетке, время от времени поднимая хоботами целые снопы соломы. Какой-то человек, просунув руку сквозь прутья клетки, протянул слону орех, и тот, наклонив к нему свой хобот, взял орех быстрым, изящным движением. — У них всегда будет куча денег, огромные дома, коллекции картин, машины, люди, которые на них работают, но им всегда будет этого мало. Ведь у Редвингов никогда больше не будет собственного острова.
— Мы по-прежнему друзья? — спросила Сара.
— Конечно, — кивнул головой Том.
— Я никому не рассказывала всего, что ты говорил мне, — заверила его Сара.
— Я знаю это, — сказал Том.
— Я рассказала кое-какие вещи своему отцу, но он понял в этом не больше, чем я. А может, он вообще мне не поверил.
— Наверняка не поверил. У него теперь другая работа?
— Да, у папы другая работа. Так что нам не придется продавать дом. Все обошлось более или менее нормально, правда?
— В основном да, — подтвердил Том.
Они подошли к Обезьяньему острову, на котором первобытные люди с хвостами и шерстью по всему телу лазили по каменистому холму, отделенные рвом с водой от обычных людей. Дети визжали от удовольствия, когда обезьяны перемещались с одного конца острова на другой. Ссорились из-за пищи, скакали друг у друга на спине, ругались, дрались маленькими кулачками, поворачивались к публике и что-то тараторили на своем языке, выражая гнев или взывая к сочувствию.
— Тебе, наверное, жаль твоего дедушку, — сказала Сара.
— Мне жаль, что он был тем, кем был. Мне жаль, что он принес столько вреда, — «Она и она папа», — зазвучал в его ушах голос матери. — Я был очень подавлен, когда мне в конце концов пришлось признать... — Сара улыбнулась, глядя на проделки обезьян, а Том улыбнулся Саре. — В общем, ты понимаешь — когда мне наконец пришлось признаться себе в том, что он за человек.
— После его самоубийства?
— Нет, еще до этого, — сказал Том. — На день-два раньше. «Она и она папа. Потому что нас было только двое в этом доме». Сара отвернулась от обезьян.
— Это было так ужасно — то, что случилось с твоим другом. Я имею в виду мистера фон Хайлица. — Сара посмотрела на него со смешанным выражением сочувствия и любопытства, и Том сразу понял, что последует дальше.
— Да, — сказал он. — Это было ужасно.
— Ты знал, что он оставит тебе все свое состояние?
— Нет. Я ничего не знал об этом, пока со мной не связались его адвокаты.
— А теперь ты живешь в его доме?
— Да, после того, как там все прибрали.
Они шли по дорожке мимо бурых и белых медведей, сидящих в маленьких отдельных клетках. Медведи лежали на земле, испачканные собственными экскрементами.
— Насколько я понимаю, тебе не придется работать, — сказала Сара.
— Да, мне не придется ходить на службу. Но все же у меня будет очень много дел. Надо окончить Брукс-Лоувуд, отучиться в колледже, а потом я вернусь сюда и решу, что делать дальше.
— Это ведь его одежда, да?
— Мне нравится носить его одежду.
— И ты собираешься одеваться так же в школе? — удивилась Сара.
— А ты собираешься одеваться так же в Холиоук? — ответил вопросом на вопрос Том.
— Я не знаю, — ответила Сара.
— И я тоже не знаю.
— Том?
— Что?
— Ты злишься на меня?
— Нет. Наверное, этот зоопарк нагоняет на меня тоску.
Сара повернулась к медведям, явно расстроенная словами Тома.
— Ведь он оставил тебе миллионы, правда? Мой отец сказал, что миллионы. Разве это не здорово? Знать, что ты можешь делать все, что пожелаешь? Разве не здорово?
— Я не хотел его денег, — сказал Том. — Я хотел быть рядом с ним, продолжать узнавать его.
— Но почему он оставил все тебе?
— Я любил заходить к нему поболтать, — Том улыбнулся. — Может быть, он хотел, чтобы я взял в этой жизни правильный старт.
— А что сказали на это твои родители?
Они приближались к высокому темному зданию в дальнем конце зоопарка, над входом которого висела табличка с надписью «Дом рептилий».
— Меня что-то не очень тянет в Дом рептилий, — сказал Том. — А тебя?
Сара покачала головой.
— Так что же сказали твои родители?
— Когда я рассказал об этом матери, она была слишком поражена, чтобы что-то сказать, но все же ей было приятно. Ей тоже нравился Леймон фон Хайлиц.
— Приятно, — повторила Сара. — Еще бы ей не было приятно.
— Маме пришлось подписать кучу бумаг, но она плохо понимала, о чем в них говорится. Гораздо больше ее волновало то, что я переехал. Но в конце концов я ведь живу теперь всего-навсего через улицу. Я прихожу домой обедать, и мы много разговариваем. Маме становится немного лучше. А мой отец ничего не сказал, потому что его не было дома, когда все это случилось. Он исчез. Сбежал. Не думаю, что мы еще когда-нибудь его увидим.
На лице Сары отразились одновременно тревога, озабоченность и отчаяние.
— Но тебя, похоже, не очень волнует, вернется ли он обратно, — сказала она, когда Том замолчал.
— Напротив, волнует — я надеюсь, что он никогда не вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147