Единственная, не считая входной, дверь опять находилась в дальнем конце столовой. И, как всегда, была закрыта.
Не то, совсем не то ожидали найти Бомен и Кестрель. Трудно сказать, что именно воображали они увидеть в конце пути, но это нечто непременно должно было напугать их. Впрочем, запущенное великолепие удивительных комнат по-своему тоже внушало страх, хотя скорее иного рода — страх перед неизвестностью. Не понимая, что творится вокруг, нельзя было догадаться, что последует дальше. А значит, и подготовиться к испытанию.
Мягко ступая по ковру, близнецы миновали ряды бархатных кресел, блистающий стол и приблизились к очередной двери. Тут Кестрель вновь помедлила, прислушиваясь, и все же не уловила ни единого шороха. Девочка толкнула створку.
Пара масляных ламп освещала гардеробную какой-то дамы. Высокие, под самый потолок, шкафы с распахнутыми дверцами заполняла прекрасная одежда. Выдвинутые ящики комодов являли взору восхитительно выглаженные и тщательно сложенные сорочки, ажурные чулки, нижние юбки. Вдоль стен бесконечным строем стояли парадные туфли, атласные тапочки, изящные ботинки для дождливой погоды. На манекене висело недошитое бальное платье, скрепленное по швам серебряными булавками. Кушетку покрывали неубранные лоскуты тончайшего шелка. На инкрустированном столе лежали всевозможные инструменты портняжного искусства: иглы, ножницы, нитки, пуговицы, тесьма… Длинное зеркало показало детям их собственные, бледные как смерть лица с широко распахнутыми глазами, тревожные позы и по-прежнему крепко сцепленные руки.
Из этой комнаты вели уже две разные двери, и обе оказались распахнуты. Первая вела в пустую и темную ванную. Вторая…
Брат и сестра замерли на пороге, настороженно прислушиваясь. В открывшейся перед ними огромной спальне, на низеньком столике у кровати горела еще одна лампа. Обшитые деревянными панелями стены украшали боевые трофеи. Словно в гостиной какого-нибудь воина-героя, гордого своими подвигами, повсюду висели мечи, шлемы, знамена и стяги. Вот только вместо кожаных кресел для гостей и дубовых столов, заваленных газетами, в комнате, точно посередине натертого до блеска пола, находилась одна-единственная кровать под высоким пологом. Невесомая ткань красивыми складками струилась от кольца в потолке, подобно просвечивающей юбке, и полностью окружала постель. На столике кроме лампы стоял стакан воды и тарелка с апельсином, а рядом — серебряный ножичек. А на кровати, еле видная сквозь тюль полога, под белыми льняными простынями с пеной кружев по краям и узорчатыми покрывалами полусидела, откинувшись на гору подушек, старая-престарая леди и крепко спала.
Очень-очень медленно, опасаясь потревожить сам застывший воздух комнаты, ребята вошли в открытую дверь. Широкие доски под ногами не издавали ни звука. Мальчик и девочка заставляли себя дышать глубоко и ровно. Так потихоньку они подобрались к постели и снова замерли, глядя сквозь полог на спящую старуху. Та не пробуждалась.
Гладким и спокойным было ее лицо. Кости черепа четко вырисовывались под желтой, будто пергамент, кожей. Чудилось, что когда-то, в незапамятные времена, женщина блистала безупречной красотой юности. Бомен всматривался в ее черты, и его сердце наполнялось новой, неведомой доселе страстью.
Между тем взгляд Кестрель метался по комнате, отыскивая какой-нибудь стенной шкаф или коробку, где мог бы лежать голос Поющей башни. Столь маленькую вещицу легко спрятать где угодно — в этой ли комнате, в любой другой или там, куда близнецы вовсе и не заглядывали. Впервые за все путешествие девочка позволила отчаянию охватить ее душу. Ничего-то они не отыщут. Сердце пронзила черная, злая печаль. Бомен ощутил ужас сестры. И, не отрывая глаз от спящей леди, безмолвно сказал:
Он там. В ее прическе.
Кестрель посмотрела — и увидела. Мягкие, словно пух, белые волосы старухи придерживала серебряная заколка в виде буквы «S» с длинным хвостиком — той самой, которую в древности вытравили на Поющей башне, а потом нарисовали на обороте карты. Девочка воспрянула духом; ее окатила волна нежданной радости и одновременно внезапного испуга.
Вытащишь так, чтобы не разбудить ее?
Попробую.
Бомен утратил обычную застенчивость, а может, просто забыл о ней, завороженный загадочным лицом. Недрогнувшими пальцами он осторожно сжал заколку. Затаил дыхание, словно окоченел всем телом; медленно потянул на себя. Так медленно, как только мог. Престарелая леди не просыпалась. Заколка еле ощутимо дрогнула и освободилась из плена редеющих, белых, точно снег, волос. В приглушенном свете лампы-ночника Бомен разглядел нити серебряной проволоки, из которых сплетался голос Поющей башни. Мальчик облегченно выдохнул и поднял руку. В тот же миг пальцы ощутили слабое сопротивление. В заколке запутался один-единственный тонкий волосок. Теперь он напрягся и лопнул.
Бомен окаменел. Кестрель взяла серебряное сокровище из его застывшей ладони.
Идем отсюда!
Но брат не шевелился, глядя на старуху. Сморщенные веки задрожали и распахнулись. Поблекшие голубые глаза уставились на незваного гостя.
— Зачем ты разбудил меня, дитя? — произнес мягкий грудной голос.
Мальчик силился отвести взор от этих водянистых зеркал — и не сумел.
Уходим, Бо!
Я не могу.
Мутная голубая поверхность будто подернулась рябью, и в глубине брат Кестрель увидел совсем иные глаза, их были сотни, а в них мерцали другие, а из тех смотрели третьи, и так до бесконечности, и все они вытягивали душу из Бомена, неодолимо звали его. В сердце мальчика потоком хлынул новый Дух — яркий, словно солнце, чистый и сильный.
— Мы и есть Морах, — пели ему тысячи глаз. — Имя нам легион. Мы — все и во всем.
— Ну вот, видишь, — промолвила старая леди. — Уже не страшно.
И это была истинная правда. В самом деле, чего бояться, если, глядя в несметное множество зрачков, чувствуешь себя частичкой величайшей силы во Вселенной? Нет уж, пускай трепещут другие.
Откуда-то издали донеслись звуки музыки: барабаны, трубы, флейты. И топот ног, который невозможно спутать ни с чем. Где-то маршировали отряды.
— Бо! — испуганно закричала сестра. — Бежим отсюда!
Однако мальчику не хватало ни сил, ни желания оторваться от выцветших голубых озер; погружаясь в их бездну, он сливался с легионом, с самой Морах. А ноги топали все ближе, и залихватская мелодия проникала в уши, отравляла слух.
— Они скоро придут, — изрекла седовласая леди. — Их уже не остановить.
Девочка потянула брата за руку. Тот проявил недюжинную силу и не шелохнулся.
— Уходим, Бо!
— Мои прекрасные зары, — прошептала старуха. — О, как же они любят убивать!
«Убивать! — восхищенно подумал Бомен, содрогнувшись от избытка собственной мощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Не то, совсем не то ожидали найти Бомен и Кестрель. Трудно сказать, что именно воображали они увидеть в конце пути, но это нечто непременно должно было напугать их. Впрочем, запущенное великолепие удивительных комнат по-своему тоже внушало страх, хотя скорее иного рода — страх перед неизвестностью. Не понимая, что творится вокруг, нельзя было догадаться, что последует дальше. А значит, и подготовиться к испытанию.
Мягко ступая по ковру, близнецы миновали ряды бархатных кресел, блистающий стол и приблизились к очередной двери. Тут Кестрель вновь помедлила, прислушиваясь, и все же не уловила ни единого шороха. Девочка толкнула створку.
Пара масляных ламп освещала гардеробную какой-то дамы. Высокие, под самый потолок, шкафы с распахнутыми дверцами заполняла прекрасная одежда. Выдвинутые ящики комодов являли взору восхитительно выглаженные и тщательно сложенные сорочки, ажурные чулки, нижние юбки. Вдоль стен бесконечным строем стояли парадные туфли, атласные тапочки, изящные ботинки для дождливой погоды. На манекене висело недошитое бальное платье, скрепленное по швам серебряными булавками. Кушетку покрывали неубранные лоскуты тончайшего шелка. На инкрустированном столе лежали всевозможные инструменты портняжного искусства: иглы, ножницы, нитки, пуговицы, тесьма… Длинное зеркало показало детям их собственные, бледные как смерть лица с широко распахнутыми глазами, тревожные позы и по-прежнему крепко сцепленные руки.
Из этой комнаты вели уже две разные двери, и обе оказались распахнуты. Первая вела в пустую и темную ванную. Вторая…
Брат и сестра замерли на пороге, настороженно прислушиваясь. В открывшейся перед ними огромной спальне, на низеньком столике у кровати горела еще одна лампа. Обшитые деревянными панелями стены украшали боевые трофеи. Словно в гостиной какого-нибудь воина-героя, гордого своими подвигами, повсюду висели мечи, шлемы, знамена и стяги. Вот только вместо кожаных кресел для гостей и дубовых столов, заваленных газетами, в комнате, точно посередине натертого до блеска пола, находилась одна-единственная кровать под высоким пологом. Невесомая ткань красивыми складками струилась от кольца в потолке, подобно просвечивающей юбке, и полностью окружала постель. На столике кроме лампы стоял стакан воды и тарелка с апельсином, а рядом — серебряный ножичек. А на кровати, еле видная сквозь тюль полога, под белыми льняными простынями с пеной кружев по краям и узорчатыми покрывалами полусидела, откинувшись на гору подушек, старая-престарая леди и крепко спала.
Очень-очень медленно, опасаясь потревожить сам застывший воздух комнаты, ребята вошли в открытую дверь. Широкие доски под ногами не издавали ни звука. Мальчик и девочка заставляли себя дышать глубоко и ровно. Так потихоньку они подобрались к постели и снова замерли, глядя сквозь полог на спящую старуху. Та не пробуждалась.
Гладким и спокойным было ее лицо. Кости черепа четко вырисовывались под желтой, будто пергамент, кожей. Чудилось, что когда-то, в незапамятные времена, женщина блистала безупречной красотой юности. Бомен всматривался в ее черты, и его сердце наполнялось новой, неведомой доселе страстью.
Между тем взгляд Кестрель метался по комнате, отыскивая какой-нибудь стенной шкаф или коробку, где мог бы лежать голос Поющей башни. Столь маленькую вещицу легко спрятать где угодно — в этой ли комнате, в любой другой или там, куда близнецы вовсе и не заглядывали. Впервые за все путешествие девочка позволила отчаянию охватить ее душу. Ничего-то они не отыщут. Сердце пронзила черная, злая печаль. Бомен ощутил ужас сестры. И, не отрывая глаз от спящей леди, безмолвно сказал:
Он там. В ее прическе.
Кестрель посмотрела — и увидела. Мягкие, словно пух, белые волосы старухи придерживала серебряная заколка в виде буквы «S» с длинным хвостиком — той самой, которую в древности вытравили на Поющей башне, а потом нарисовали на обороте карты. Девочка воспрянула духом; ее окатила волна нежданной радости и одновременно внезапного испуга.
Вытащишь так, чтобы не разбудить ее?
Попробую.
Бомен утратил обычную застенчивость, а может, просто забыл о ней, завороженный загадочным лицом. Недрогнувшими пальцами он осторожно сжал заколку. Затаил дыхание, словно окоченел всем телом; медленно потянул на себя. Так медленно, как только мог. Престарелая леди не просыпалась. Заколка еле ощутимо дрогнула и освободилась из плена редеющих, белых, точно снег, волос. В приглушенном свете лампы-ночника Бомен разглядел нити серебряной проволоки, из которых сплетался голос Поющей башни. Мальчик облегченно выдохнул и поднял руку. В тот же миг пальцы ощутили слабое сопротивление. В заколке запутался один-единственный тонкий волосок. Теперь он напрягся и лопнул.
Бомен окаменел. Кестрель взяла серебряное сокровище из его застывшей ладони.
Идем отсюда!
Но брат не шевелился, глядя на старуху. Сморщенные веки задрожали и распахнулись. Поблекшие голубые глаза уставились на незваного гостя.
— Зачем ты разбудил меня, дитя? — произнес мягкий грудной голос.
Мальчик силился отвести взор от этих водянистых зеркал — и не сумел.
Уходим, Бо!
Я не могу.
Мутная голубая поверхность будто подернулась рябью, и в глубине брат Кестрель увидел совсем иные глаза, их были сотни, а в них мерцали другие, а из тех смотрели третьи, и так до бесконечности, и все они вытягивали душу из Бомена, неодолимо звали его. В сердце мальчика потоком хлынул новый Дух — яркий, словно солнце, чистый и сильный.
— Мы и есть Морах, — пели ему тысячи глаз. — Имя нам легион. Мы — все и во всем.
— Ну вот, видишь, — промолвила старая леди. — Уже не страшно.
И это была истинная правда. В самом деле, чего бояться, если, глядя в несметное множество зрачков, чувствуешь себя частичкой величайшей силы во Вселенной? Нет уж, пускай трепещут другие.
Откуда-то издали донеслись звуки музыки: барабаны, трубы, флейты. И топот ног, который невозможно спутать ни с чем. Где-то маршировали отряды.
— Бо! — испуганно закричала сестра. — Бежим отсюда!
Однако мальчику не хватало ни сил, ни желания оторваться от выцветших голубых озер; погружаясь в их бездну, он сливался с легионом, с самой Морах. А ноги топали все ближе, и залихватская мелодия проникала в уши, отравляла слух.
— Они скоро придут, — изрекла седовласая леди. — Их уже не остановить.
Девочка потянула брата за руку. Тот проявил недюжинную силу и не шелохнулся.
— Уходим, Бо!
— Мои прекрасные зары, — прошептала старуха. — О, как же они любят убивать!
«Убивать! — восхищенно подумал Бомен, содрогнувшись от избытка собственной мощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59