Арестантов немедленно заперли и подвесили в нескольких футах над палубой. Пленники крутились и покачивались на ветру, а матросы, которых оставили стеречь мнимых лазутчиков, плевали на них и злобно глумились.
— Презренные барраки! Причесались, точно куколки!
— Пожалуйста, — молили дети. — Мы очень голодны…
— Еще чего, еду на вас тратить! Все равно утром сдохнете!
Почему-то чаки смотрелись воинственнее барраков — может быть, из-за бритых черепов? — но в остальном ни капельки не отличались от своих злейших недругов. Те же робы песочного цвета, те же чванливые манеры, та же привычка обвешиваться оружием с головы до пят.
Услышав, как узники плачут, стражники довольно расхохотались и принялись тыкать в них палками сквозь прутья клетки.
— Развели тут нюни, девчонки! — издевались они. — Завтра вдоволь нарыдаетесь.
— Мы не дотянем до завтра, — прошептала Кестрель. — Мы несколько дней не ели.
— Нет, уж лучше дотяните! — пригрозил самый рослый из мужчин. — Предупреждаю: найду вас мертвыми — убью!
Над палубой раскатился громовой хохот. Высокий охранник побагровел.
— А вы чего предлагаете, умники? — набросился он на товарищей. — Сказать Аке Чаке, мол, публичное повешение не состоится?
— А ты их еще раз прикончи, Пок! — веселилась охрана. — Глядишь, напугаются и больше не будут!
Матросы заржали пуще прежнего. Великан, которого назвали Поком, насупился и забормотал себе под нос:
— Думаете, я такой дурень, а сами-то… увидим еще, кто в дураках-то окажется, вот погодите у меня…
Тем временем настала ночь, ветер завывал все громче, и стража решила караулить пленных по очереди. Первым вызвался громила Пок. Как только все прочие ушли спать, он подкрался к железной клетке и хрипло позвал:
— Эй, лазутчики! Как вы там? Живы?
Дети не отвечали. Мужчина громко застонал.
— Пожалуйста, мерзавцы, поговорите со мной. Нечего тут помирать.
— Есть… — еле слышно пролепетала Кестрель. — Есть…
Последнее слово жалобно затихло на спекшихся губах.
— Да ладно вам, — занервничал Пок. — Сидите тихо. Достану чего-нибудь. Только спокойно, ждите здесь. И не умирайте, хорошо? Обещайте дотянуть до утра невредимыми, а то я и вовсе не пойду.
— Уже близко… — надломленным шепотом пожаловалась девочка. — Перед глазами какая-то пелена…
— Нет, нет! Этого еще не хватало! Не вздумайте у меня, а то… а то…
Не найдя чем припугнуть пленников, громила принялся канючить:
— Ребята, ну вам же все равно помирать. Какая разница: часом раньше, двумя позже? Вот отбросите копыта в мою смену, а мне за вас отдуваться? Где же справедливость? Скажете, я не буду в этом виноват? А свалят на кого, по-вашему? На старину Пока, это уж как пить дать. Опять, мол, этот Пок. Доверь ему дело — непременно дров наломает, тупица непрошибаемый. Вот как они скажут, а разве же это по-человечески?
Дети молчали. Охранник забил тревогу.
— Ну все, только не отдавать концы. Держитесь. Еда уже идет. Я пошел.
И он бегом удалился. Троица сидела не шелохнувшись — на всякий случай, ведь за ними могли следить со стороны. Впрочем, навряд ли: вокруг стояла кромешная тьма, хоть выколи глаз, а ветер стонал и ревел так яростно, что все попрятались по домам. Довольно скоро явился Пок с полной охапкой провизии.
— Вот вам, — пыхтел он, просовывая в клетку сдобные булки. — И чтобы все съели! Слышите, до крошки!
И стал напряженно смотреть, как дети кусают хлеб.
— То-то же, — облегченно вздохнул он. — Вот вам еще фрукты. Теперь уж точно дотянем до рассвета, правда?
Чем больше пленники ели, тем веселее делалось у него на душе.
— Ага! Стало быть, ничего старина Пок и не испортил. К завтрему будете как огурчики, так что любо-дорого повесить, на радость Аке Чаке! Как говорится, конец — делу венец.
Пища придала Бомену сил, а с ними пришла надежда. Мальчик задумался о том, как избежать казни.
— Знаете, а мы ведь вовсе не барраки, — сказал он, откусив яблоко.
— Ой, да хватит тебе, — поморщился громила. — Стреляного воробья на мякине не проведешь. Даже я вижу, что вы не чаки. А кто не чака, тот баррака.
— Мы прибыли из Араманта.
— Вот уж нет. У вас и волосы как у них.
— А если бы мы расплели косички? — вставила Кестрель.
— А если бы мы побрились наголо?
— Ну-у… — неуверенно протянул Пок. — Тогда… Тогда бы вы смотрелись… Э-э-э…
Подобная мысль сбила его с панталыку.
— В точности как вы, — закончил Бомен.
— Может, оно и правда. — Мужчина хмыкнул. — Только за ночь вам ни за что не побриться, а утром — виселица. И готово.
— Вы же не хотите повесить нас, а потом обнаружить, что сделали ошибку?
— Приказы отдает Ака Чака, — с довольным видом возразил Пок. — Раскиньте мозгами: разве может Родной Отец всея Омчаки, Великий Судья Справедливости и Гроза Песчаных Равнин делать ошибки?
Как ни странно, дети крепко уснули той ночью — уснули в неудобной, качающейся клетке, под завывания ветра, прекрасно зная, что их ждет на рассвете. Измождение и полные желудки оказались сильнее страха. Но вот лучи солнца, пробившись из-за края земли, разбудили юных узников.
Ночные вихри заметно поутихли, однако хмурые, будто налитые свинцом небеса готовились разразиться грозой. Группа вооруженных стражей торжественно промаршировала по палубе и окружила клетку. Пленников опустили на скрипучих цепях. Замок был открыт; дети, пошатываясь, выбрались наружу. Военные выстроились с обеих сторон и повели приговоренных на главную площадь, по сторонам которой уже теснилась огромная толпа. С верхней палубы любопытные свешивались прямо через перила. Стоило детям выйти на свет, как зрители зашипели от негодования и принялись выкрикивать:
— Повесить их! Негодные барраки! Вздернуть их!
Посреди площади стояла свежевыструганная виселица, и ветер раскачивал три веревочные петли. Позади построились командующие омчакского воинства и целая шеренга барабанщиков. Пленников подвели к виселице и поставили на скамеечку, каждого перед своей петлей. Над палубой рассыпалась барабанная дробь, и Главнокомандующий возвестил:
— Всем встать! Приготовиться к выходу Аки Чаки, Родного Отца всея Омбараки, Великого Судьи Справедливости и Грозы Песчаных Равнин!
Никто не шелохнулся: толпа и так уже стояла. На площадь важно вышел Ака Чака с небольшой свитой. Он оказался стариком внушительного роста с выбритым черепом. Но широко распахнутые глаза детей смотрели вовсе не на него. Бок о бок с Родным Отцом стоял не кто-нибудь, а бритый советник Кемба.
— Эй, он же баррака! — возмущенно воскликнула Кестрель, указывая пальцем. — Его зовут Кемба, и он с Омбараки!
Советник улыбнулся, с виду ни капли не потревоженный неслыханным обвинением.
— Ваше высочество, еще минута, они и вас объявят лазутчиком.
— Пусть говорят, что им угодно, — нахмурился Ака Чака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Презренные барраки! Причесались, точно куколки!
— Пожалуйста, — молили дети. — Мы очень голодны…
— Еще чего, еду на вас тратить! Все равно утром сдохнете!
Почему-то чаки смотрелись воинственнее барраков — может быть, из-за бритых черепов? — но в остальном ни капельки не отличались от своих злейших недругов. Те же робы песочного цвета, те же чванливые манеры, та же привычка обвешиваться оружием с головы до пят.
Услышав, как узники плачут, стражники довольно расхохотались и принялись тыкать в них палками сквозь прутья клетки.
— Развели тут нюни, девчонки! — издевались они. — Завтра вдоволь нарыдаетесь.
— Мы не дотянем до завтра, — прошептала Кестрель. — Мы несколько дней не ели.
— Нет, уж лучше дотяните! — пригрозил самый рослый из мужчин. — Предупреждаю: найду вас мертвыми — убью!
Над палубой раскатился громовой хохот. Высокий охранник побагровел.
— А вы чего предлагаете, умники? — набросился он на товарищей. — Сказать Аке Чаке, мол, публичное повешение не состоится?
— А ты их еще раз прикончи, Пок! — веселилась охрана. — Глядишь, напугаются и больше не будут!
Матросы заржали пуще прежнего. Великан, которого назвали Поком, насупился и забормотал себе под нос:
— Думаете, я такой дурень, а сами-то… увидим еще, кто в дураках-то окажется, вот погодите у меня…
Тем временем настала ночь, ветер завывал все громче, и стража решила караулить пленных по очереди. Первым вызвался громила Пок. Как только все прочие ушли спать, он подкрался к железной клетке и хрипло позвал:
— Эй, лазутчики! Как вы там? Живы?
Дети не отвечали. Мужчина громко застонал.
— Пожалуйста, мерзавцы, поговорите со мной. Нечего тут помирать.
— Есть… — еле слышно пролепетала Кестрель. — Есть…
Последнее слово жалобно затихло на спекшихся губах.
— Да ладно вам, — занервничал Пок. — Сидите тихо. Достану чего-нибудь. Только спокойно, ждите здесь. И не умирайте, хорошо? Обещайте дотянуть до утра невредимыми, а то я и вовсе не пойду.
— Уже близко… — надломленным шепотом пожаловалась девочка. — Перед глазами какая-то пелена…
— Нет, нет! Этого еще не хватало! Не вздумайте у меня, а то… а то…
Не найдя чем припугнуть пленников, громила принялся канючить:
— Ребята, ну вам же все равно помирать. Какая разница: часом раньше, двумя позже? Вот отбросите копыта в мою смену, а мне за вас отдуваться? Где же справедливость? Скажете, я не буду в этом виноват? А свалят на кого, по-вашему? На старину Пока, это уж как пить дать. Опять, мол, этот Пок. Доверь ему дело — непременно дров наломает, тупица непрошибаемый. Вот как они скажут, а разве же это по-человечески?
Дети молчали. Охранник забил тревогу.
— Ну все, только не отдавать концы. Держитесь. Еда уже идет. Я пошел.
И он бегом удалился. Троица сидела не шелохнувшись — на всякий случай, ведь за ними могли следить со стороны. Впрочем, навряд ли: вокруг стояла кромешная тьма, хоть выколи глаз, а ветер стонал и ревел так яростно, что все попрятались по домам. Довольно скоро явился Пок с полной охапкой провизии.
— Вот вам, — пыхтел он, просовывая в клетку сдобные булки. — И чтобы все съели! Слышите, до крошки!
И стал напряженно смотреть, как дети кусают хлеб.
— То-то же, — облегченно вздохнул он. — Вот вам еще фрукты. Теперь уж точно дотянем до рассвета, правда?
Чем больше пленники ели, тем веселее делалось у него на душе.
— Ага! Стало быть, ничего старина Пок и не испортил. К завтрему будете как огурчики, так что любо-дорого повесить, на радость Аке Чаке! Как говорится, конец — делу венец.
Пища придала Бомену сил, а с ними пришла надежда. Мальчик задумался о том, как избежать казни.
— Знаете, а мы ведь вовсе не барраки, — сказал он, откусив яблоко.
— Ой, да хватит тебе, — поморщился громила. — Стреляного воробья на мякине не проведешь. Даже я вижу, что вы не чаки. А кто не чака, тот баррака.
— Мы прибыли из Араманта.
— Вот уж нет. У вас и волосы как у них.
— А если бы мы расплели косички? — вставила Кестрель.
— А если бы мы побрились наголо?
— Ну-у… — неуверенно протянул Пок. — Тогда… Тогда бы вы смотрелись… Э-э-э…
Подобная мысль сбила его с панталыку.
— В точности как вы, — закончил Бомен.
— Может, оно и правда. — Мужчина хмыкнул. — Только за ночь вам ни за что не побриться, а утром — виселица. И готово.
— Вы же не хотите повесить нас, а потом обнаружить, что сделали ошибку?
— Приказы отдает Ака Чака, — с довольным видом возразил Пок. — Раскиньте мозгами: разве может Родной Отец всея Омчаки, Великий Судья Справедливости и Гроза Песчаных Равнин делать ошибки?
Как ни странно, дети крепко уснули той ночью — уснули в неудобной, качающейся клетке, под завывания ветра, прекрасно зная, что их ждет на рассвете. Измождение и полные желудки оказались сильнее страха. Но вот лучи солнца, пробившись из-за края земли, разбудили юных узников.
Ночные вихри заметно поутихли, однако хмурые, будто налитые свинцом небеса готовились разразиться грозой. Группа вооруженных стражей торжественно промаршировала по палубе и окружила клетку. Пленников опустили на скрипучих цепях. Замок был открыт; дети, пошатываясь, выбрались наружу. Военные выстроились с обеих сторон и повели приговоренных на главную площадь, по сторонам которой уже теснилась огромная толпа. С верхней палубы любопытные свешивались прямо через перила. Стоило детям выйти на свет, как зрители зашипели от негодования и принялись выкрикивать:
— Повесить их! Негодные барраки! Вздернуть их!
Посреди площади стояла свежевыструганная виселица, и ветер раскачивал три веревочные петли. Позади построились командующие омчакского воинства и целая шеренга барабанщиков. Пленников подвели к виселице и поставили на скамеечку, каждого перед своей петлей. Над палубой рассыпалась барабанная дробь, и Главнокомандующий возвестил:
— Всем встать! Приготовиться к выходу Аки Чаки, Родного Отца всея Омбараки, Великого Судьи Справедливости и Грозы Песчаных Равнин!
Никто не шелохнулся: толпа и так уже стояла. На площадь важно вышел Ака Чака с небольшой свитой. Он оказался стариком внушительного роста с выбритым черепом. Но широко распахнутые глаза детей смотрели вовсе не на него. Бок о бок с Родным Отцом стоял не кто-нибудь, а бритый советник Кемба.
— Эй, он же баррака! — возмущенно воскликнула Кестрель, указывая пальцем. — Его зовут Кемба, и он с Омбараки!
Советник улыбнулся, с виду ни капли не потревоженный неслыханным обвинением.
— Ваше высочество, еще минута, они и вас объявят лазутчиком.
— Пусть говорят, что им угодно, — нахмурился Ака Чака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59