Продукт рынка. Сидит на крыльце и произносит загадочные слова о водке. Ему девяносто пять лет. Его брат-близнец Стивен пристрастился к вину и умер в тридцать пять лет. Как?
– Дай мне поразмыслить над этим. Между тем этот бешено дорогой акр земли стал загадкой, если предположить, что Гордоны могли взять его в аренду за тысячу долларов в год. Связано ли все это как-то с убийством или нет?
– Пожалуй. С другой стороны, Гордоны, возможно, либо просчитались, либо что-то задумали. Не исключено, что они придумали, как обойти запрет на застройку. Следовательно, за двадцать пять тысяч долларов они становились полными хозяевами земли на берегу моря, стоимость которой возросла бы до ста тысяч. Чистая прибыль.
Бет кивнула.
– Придется выяснить сравнительные цены на землю. Ты, очевидно, придумал еще какую-нибудь версию?
– Похоже.
После короткой паузы она сказала:
– Им нужна была своя земля. Правильно? Зачем? Чтобы строить? Получить право на проведение дороги? Создать государственный парк? Найти нефть, газ, уголь, алмазы, рубины?.. Что стоит за всем этим?
– На Лонг-Айленде нет ни ископаемых, ни ценных металлов, ни самоцветов. Только песок, глина да скалы. Даже я это знаю.
– Хорошо... но ты напал на след.
– Ничего конкретного. У меня такое чувство, словно я знаю, что относится к делу, а что нет, как во время теста на ассоциации. Понимаешь? Ты видишь четыре картинки, на которых изображены птичка, пчела, медведь и унитаз. Надо определить, что не вписывается в общую картину.
– Медведь.
– Медведь? Почему медведь?
– Он не летает.
– Унитаз тоже не летает, – сказал я.
– Тогда медведь и унитаз не на месте.
– Ты же не... Как бы то ни было, я знаю, что в цепи фактов на месте и что нет.
– Ты, наверное, снова слышишь свой резкий звук?
– Есть немного.
Уили свернула на маленькую изрезанную колеями проселочную дорогу, шедшую параллельно утесу. Сейчас мы находились в пятидесяти ярдах от него. Проехав еще несколько сот ярдов, она затормозила посреди дороги. Бет подъехала к ее машине.
Уили вышла, и мы последовали за ней. Пыль пропитала нас и наши машины – как с внешней, так и с внутренней стороны.
Мы подошли к Уили, стоявшей у основания утеса. Она заметила:
– Уже две недели нет дождя. Виноградари довольны. Они говорят, что в такую погоду ягоды становятся слаще и не такими водянистыми. Виноград можно убирать.
Я стряхивал пыль с тенниски и лица, мне все было безразлично.
– В это время года картофель тоже не нуждается во влаге, – продолжала миссис Уили. – А вот овощам и фруктовым деревьям хороший дождик не помешал бы.
Мне на это было наплевать, но я не умел выразить свои чувства так, чтобы это не звучало оскорбительно.
– Наверное, одни молят о дожде, другие – о солнце, – заметил я. – Такова жизнь.
Уили посмотрела на меня.
– Вы ведь не здешний?
– Нет, мадам. Зато у моего дяди здесь свой дом. Гарри Боннер. Он брат моей мамы. У него есть ферма в Маттитаке. Словом...
– Да, знаю. Его жена Джун умерла примерно в то же время, что и мой муж.
– Да, верно. – Меня не очень удивило, что Маргарет Уили знает дядю Гарри. Постоянных жителей здесь, как я уже упоминал, тысяч двадцать, что ровно на пять тысяч меньше, чем работает в Эмпайр стейт билдинг. Не думаю, чтобы все двадцать пять тысяч человек, работающие в Эмпайр стейт билдинг, знали друг друга. Как бы то ни было, Маргарет и, думаю, ее покойный муж знали Гарри и усопшую Джун. У меня возникла забавная мысль свести вместе Маргарет и сумасшедшего Гарри, тогда оба поженятся, она умрет, и мне достанутся тысячи акров недвижимости в Норт-Форке. Конечно, сперва придется убрать своих кузенов. Похоже на пьесу Шекспира. Меня преследовала мысль, что в своих рассуждениях я не могу избавиться от категорий семнадцатого века.
– Джон? Миссис Уили разговаривает с тобой.
– Извините. Меня тяжело ранили, и иногда у меня случаются провалы в памяти.
– Вы выглядите ужасно, – сказала миссис Уили.
– Спасибо.
– Я спросила, как поживает ваш дядя?
– Очень хорошо. Он в Нью-Йорке. Зарабатывает много денег на Уолл-стрит. Очень одинок после смерти тети Джун.
– Передайте ему привет от меня.
– Обязательно передам.
– Ваша тетя была прекрасная женщина. – Уили сказала это с интонацией, которая означала: «Откуда только у нее такой придурковатый племянник?»
– Да.
– Джун была хорошим археологом-любителем и историком, – продолжала Маргарет.
– Верно. И членом исторического общества Пеконика. Вы, наверное, тоже его член?
– Да. Как раз в этом обществе я и познакомилась с Джун. Вашего дядю археология не интересовала, однако он финансировал несколько раскопок. Мы выкопали фундамент фермы тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Вы обязательно должны познакомиться с нашим музеем, если еще не успели.
– В самом деле я собирался сходить туда сегодня, но возникла необходимость приехать сюда.
– Музей открыт только по выходным. Но у меня есть ключ.
– Я позвоню вам. – Я взглянул на утес, выступающий на фоне плоской земли. – Это земля Гордонов?
– Да. Видите тот столб вон там? Это юго-западный угол. Вниз по дороге в ста ярдах отсюда находится юго-восточный угол. Земля начинается здесь, поднимается до самой верхушки утеса, затем спускается вниз на другой стороне и заканчивается на высшей точке прилива.
– Правда? Границы очерчены не совсем четко.
– Достаточно четко. Согласно обычаю и закону. Высшая точка прилива. Пляж принадлежит всем.
– Именно поэтому я люблю эту страну.
– Что вы говорите?
– Чистую правду.
– Я дочь американской революции, – сказала она, посмотрев на меня.
– Я так и подумал.
– Имена моих предков, Уили, значатся в этом городке с тысяча шестьсот пятьдесят третьего года.
– Боже мой!
– Они приехали в Массачусетс на корабле «Форчун» следом за «Мэйфлауэр». Потом поселились здесь, на Лонг-Айленде.
– Невероятно. Вы просто не успели сесть на «Мэйфлауэр».
– Зато я успела на «Форчун», – сказала Уили, оглядываясь. Я следил за ее взглядом. Справа к югу тянулось картофельное поле, а слева простирались виноградники. – Трудно представить, как здесь жили в семнадцатом веке. В тысячах милях от Англии, на месте этих полей стояли леса, деревья рубили топорами и вывозили волами, неизвестный климат, незнакомая почва, мало домашних животных, недостаток одежды, инструментов, пороха и патронов, кругом враждебные индейцы.
– Хуже чем августовской ночью в Центральном парке.
Миссис Уили пропустила мои слова мимо ушей.
– Таким людям, как я, трудно расстаться даже с акром земли.
– Верно. Но когда речь идет о двадцати пяти тысячах зеленых, то можно подумать. Однажды я нашел патрон от мушкета.
Миссис Уили посмотрела на меня как на слабоумного. Потом она сосредоточила свое внимание на Бет и тараторила еще некоторое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Дай мне поразмыслить над этим. Между тем этот бешено дорогой акр земли стал загадкой, если предположить, что Гордоны могли взять его в аренду за тысячу долларов в год. Связано ли все это как-то с убийством или нет?
– Пожалуй. С другой стороны, Гордоны, возможно, либо просчитались, либо что-то задумали. Не исключено, что они придумали, как обойти запрет на застройку. Следовательно, за двадцать пять тысяч долларов они становились полными хозяевами земли на берегу моря, стоимость которой возросла бы до ста тысяч. Чистая прибыль.
Бет кивнула.
– Придется выяснить сравнительные цены на землю. Ты, очевидно, придумал еще какую-нибудь версию?
– Похоже.
После короткой паузы она сказала:
– Им нужна была своя земля. Правильно? Зачем? Чтобы строить? Получить право на проведение дороги? Создать государственный парк? Найти нефть, газ, уголь, алмазы, рубины?.. Что стоит за всем этим?
– На Лонг-Айленде нет ни ископаемых, ни ценных металлов, ни самоцветов. Только песок, глина да скалы. Даже я это знаю.
– Хорошо... но ты напал на след.
– Ничего конкретного. У меня такое чувство, словно я знаю, что относится к делу, а что нет, как во время теста на ассоциации. Понимаешь? Ты видишь четыре картинки, на которых изображены птичка, пчела, медведь и унитаз. Надо определить, что не вписывается в общую картину.
– Медведь.
– Медведь? Почему медведь?
– Он не летает.
– Унитаз тоже не летает, – сказал я.
– Тогда медведь и унитаз не на месте.
– Ты же не... Как бы то ни было, я знаю, что в цепи фактов на месте и что нет.
– Ты, наверное, снова слышишь свой резкий звук?
– Есть немного.
Уили свернула на маленькую изрезанную колеями проселочную дорогу, шедшую параллельно утесу. Сейчас мы находились в пятидесяти ярдах от него. Проехав еще несколько сот ярдов, она затормозила посреди дороги. Бет подъехала к ее машине.
Уили вышла, и мы последовали за ней. Пыль пропитала нас и наши машины – как с внешней, так и с внутренней стороны.
Мы подошли к Уили, стоявшей у основания утеса. Она заметила:
– Уже две недели нет дождя. Виноградари довольны. Они говорят, что в такую погоду ягоды становятся слаще и не такими водянистыми. Виноград можно убирать.
Я стряхивал пыль с тенниски и лица, мне все было безразлично.
– В это время года картофель тоже не нуждается во влаге, – продолжала миссис Уили. – А вот овощам и фруктовым деревьям хороший дождик не помешал бы.
Мне на это было наплевать, но я не умел выразить свои чувства так, чтобы это не звучало оскорбительно.
– Наверное, одни молят о дожде, другие – о солнце, – заметил я. – Такова жизнь.
Уили посмотрела на меня.
– Вы ведь не здешний?
– Нет, мадам. Зато у моего дяди здесь свой дом. Гарри Боннер. Он брат моей мамы. У него есть ферма в Маттитаке. Словом...
– Да, знаю. Его жена Джун умерла примерно в то же время, что и мой муж.
– Да, верно. – Меня не очень удивило, что Маргарет Уили знает дядю Гарри. Постоянных жителей здесь, как я уже упоминал, тысяч двадцать, что ровно на пять тысяч меньше, чем работает в Эмпайр стейт билдинг. Не думаю, чтобы все двадцать пять тысяч человек, работающие в Эмпайр стейт билдинг, знали друг друга. Как бы то ни было, Маргарет и, думаю, ее покойный муж знали Гарри и усопшую Джун. У меня возникла забавная мысль свести вместе Маргарет и сумасшедшего Гарри, тогда оба поженятся, она умрет, и мне достанутся тысячи акров недвижимости в Норт-Форке. Конечно, сперва придется убрать своих кузенов. Похоже на пьесу Шекспира. Меня преследовала мысль, что в своих рассуждениях я не могу избавиться от категорий семнадцатого века.
– Джон? Миссис Уили разговаривает с тобой.
– Извините. Меня тяжело ранили, и иногда у меня случаются провалы в памяти.
– Вы выглядите ужасно, – сказала миссис Уили.
– Спасибо.
– Я спросила, как поживает ваш дядя?
– Очень хорошо. Он в Нью-Йорке. Зарабатывает много денег на Уолл-стрит. Очень одинок после смерти тети Джун.
– Передайте ему привет от меня.
– Обязательно передам.
– Ваша тетя была прекрасная женщина. – Уили сказала это с интонацией, которая означала: «Откуда только у нее такой придурковатый племянник?»
– Да.
– Джун была хорошим археологом-любителем и историком, – продолжала Маргарет.
– Верно. И членом исторического общества Пеконика. Вы, наверное, тоже его член?
– Да. Как раз в этом обществе я и познакомилась с Джун. Вашего дядю археология не интересовала, однако он финансировал несколько раскопок. Мы выкопали фундамент фермы тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Вы обязательно должны познакомиться с нашим музеем, если еще не успели.
– В самом деле я собирался сходить туда сегодня, но возникла необходимость приехать сюда.
– Музей открыт только по выходным. Но у меня есть ключ.
– Я позвоню вам. – Я взглянул на утес, выступающий на фоне плоской земли. – Это земля Гордонов?
– Да. Видите тот столб вон там? Это юго-западный угол. Вниз по дороге в ста ярдах отсюда находится юго-восточный угол. Земля начинается здесь, поднимается до самой верхушки утеса, затем спускается вниз на другой стороне и заканчивается на высшей точке прилива.
– Правда? Границы очерчены не совсем четко.
– Достаточно четко. Согласно обычаю и закону. Высшая точка прилива. Пляж принадлежит всем.
– Именно поэтому я люблю эту страну.
– Что вы говорите?
– Чистую правду.
– Я дочь американской революции, – сказала она, посмотрев на меня.
– Я так и подумал.
– Имена моих предков, Уили, значатся в этом городке с тысяча шестьсот пятьдесят третьего года.
– Боже мой!
– Они приехали в Массачусетс на корабле «Форчун» следом за «Мэйфлауэр». Потом поселились здесь, на Лонг-Айленде.
– Невероятно. Вы просто не успели сесть на «Мэйфлауэр».
– Зато я успела на «Форчун», – сказала Уили, оглядываясь. Я следил за ее взглядом. Справа к югу тянулось картофельное поле, а слева простирались виноградники. – Трудно представить, как здесь жили в семнадцатом веке. В тысячах милях от Англии, на месте этих полей стояли леса, деревья рубили топорами и вывозили волами, неизвестный климат, незнакомая почва, мало домашних животных, недостаток одежды, инструментов, пороха и патронов, кругом враждебные индейцы.
– Хуже чем августовской ночью в Центральном парке.
Миссис Уили пропустила мои слова мимо ушей.
– Таким людям, как я, трудно расстаться даже с акром земли.
– Верно. Но когда речь идет о двадцати пяти тысячах зеленых, то можно подумать. Однажды я нашел патрон от мушкета.
Миссис Уили посмотрела на меня как на слабоумного. Потом она сосредоточила свое внимание на Бет и тараторила еще некоторое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110