Затем разговор перешел к генералу революционной войны Фрэнсису Мэриону, прозванному Лисой Болот, имя которого, утверждала она, сейчас носит место Ист-Мэрион. Я оспаривал это, утверждая, что в Новой Англии вряд ли найдется город под названием Мэрион. Но она знала свое дело. Она продолжала сыпать неизвестными мне именами.
Снова резкий звук в ушах. Если Пол Стивенс наводил смертельную скуку своим компьютерным голосом, то Эмма Уайтстоун заворожила меня придыханиями, с которыми она произносила некоторые слова, не говоря уже о серо-зеленых глазах. В любом случае результат получился тот же – я услышал нечто, замедлившее реакцию моего почти всегда бодрствующего мозга. Я прислушивался, ожидая, что она скажет это еще раз, все равно что, и пытался вспомнить, что же она такого сказала и почему мне это показалось важным. Напрасно. На этот раз я чувствовал это клетками своего мозга и был уверен, что скоро все прояснится.
Мы не заметили, что стрелка часов вплотную приблизилась к трем, и официант стал проявлять признаки нервозности. Терпеть не могу, когда в плавное течение событий вмешиваются женские юбки. Бесспорно, первые трое суток любого расследования являются решающими. Однако мужчине приходится реагировать на определенные биологические позывы, а мои становились все сильнее.
– Когда у вас найдется время, можем покататься на моем катере, – сказал я.
– У вас есть катер?
Честно говоря, у меня его не было, следовательно, я взял не совсем верный курс. Но у меня была собственность в районе порта и пристань, и потом можно сказать, что катер ушел на дно.
– Я остановился в доме своего дяди. Это в районе порта.
– В районе порта?
– Верно. Поехали.
Мы проезжали через район ферм и виноградников.
– Осень здесь скучная и тянется долго, – сказала Эмма. – В садах полно фруктов, и большинство овощей еще не убрано. В Новой Англии ко Дню благодарения случаются снегопады, а здесь в это время мы собираем урожай. Я болтаю без умолку?
– Нет. Ваши слова рисуют чудесную картину.
– Спасибо.
Мне почудилось, что уже пройдена первая лестничная площадка на пути к спальне.
В основном же мы вели себя непринужденно и весело, как люди, которые немного нервничают, зная, что все завершится постелью.
Мы приближались к длинному подъезду большого викторианского дома.
– "Большая накрашенная леди", – сказала Эмма.
– Где?
– Дом. Мы так называем старые викторианские дома.
– А! Верно. Между прочим, моя тетя когда-то была членом исторического общества Пеконика. Ее звали Джун Боннер.
– Знакомое имя.
– Она знала Маргарет Уили. Моя тетя родилась здесь, поэтому она и уговорила дядю Гарри приобрести этот дом.
– Как ее девичья фамилия?
– Не помню – может быть, Уайтспунгемптоншир.
– Вы смеетесь надо мной?
– Вовсе нет, мадам.
– Выясните девичью фамилию своей тети.
– Хорошо. – Я остановился перед «накрашенной леди».
– Если она из старинной семьи, я могу найти ее фамилию. У нас на всех достаточно много информации.
– Да? Много семейных тайн?
– Встречаются.
– Может быть, Джун из семьи, в которой занимались конокрадством и проституцией?
– Возможно. В моей родословной таких много.
Я рассмеялся.
– Может быть, ее и моя семья имеют родственные связи. Мы оба, возможно, тоже связаны.
– Не исключено. – Мысленно я стоял на верхней площадке в десяти футах от двери спальни. В самом деле я еще сидел в джипе.
– Вот мы и приехали, – сообщил я, выходя из машины.
Она тоже вышла и смотрела на дом.
– И это ее дом? – спросила Эмма.
– Был. Она умерла. Дядя Гарри хочет, чтобы я купил его.
– Он слишком большой для одного человека.
– Могу разделить его пополам.
Ладно, скорее в дом, надо обойти первый этаж, послушать автоответчик, там, конечно, ничего нет, затем на кухню выпить пива и на заднее крыльцо, где ждут два плетеных кресла.
– Я люблю смотреть на море, – сказала она.
– Это место как раз создано для этого. Я сижу здесь уже несколько месяцев.
– Когда вам надо возвращаться на работу?
– Точно не знаю. Во вторник мне идти к врачу.
– Как получилось, что вы занялись этим делом?
– Начальник Максвелл.
– Я не вижу вашего катера.
Я посмотрел в сторону запущенной пристани.
– А! Он, должно быть, потонул.
– Потонул?
– Ах да, вспомнил. Он в ремонте.
– А что у вас есть?
– Китобойное судно.
– Вы умеете управлять лодкой?
– Вы хотите сказать, парусной лодкой?
– Да. Парусной лодкой.
– Нет. Я интересуюсь моторными катерами. А вы управляете парусной лодкой?
– Немного.
И так далее и тому подобное.
Я снял пиджак, обувь и засучил рукава. Она сняла сандалии, и мы оба стояли босиком. Бежевые трусики сползли.
Я взял бинокль, и мы по очереди смотрели на залив, на лодки, заболоченные земли, которые в мои детские годы называли просто болотом, на небо. Я пил уже пятое пиво, и она держалась наравне со мной. Мне нравятся такие женщины. Она уже была слегка навеселе, но сохраняла ясную голову и твердый голос.
– Хотите осмотреть дом? – спросил я.
– Конечно.
Первая остановка произошла на втором этаже в моей спальне, это была и последняя остановка.
Эмма действительно сбросила свой скудный наряд за три секунды. Прекрасный загар, упругое тело, все было при ней в точности, как я и представлял.
К этому моменту я все еще расстегивал рубашку. Она наблюдала, как я раздеваюсь, и разглядывала прикрепленную к ноге кобуру с револьвером.
Многих женщин не интересуют вооруженные мужчины.
– Мне положено носить это по закону, – сказал я. Это было правдой в отношении Нью-Йорка, здесь же это было не обязательно.
– Фредрик тоже носит оружие, – сказала Эмма.
– Интересно.
К этому моменту на мне уже ничего не было, она подошла и дотронулась до моей груди.
– Это ожог?
– Нет, дырка от пули. – Я повернулся к ней спиной. – Видите, вот где она вышла.
– О Боже!
– Всего лишь поверхностная рана. А вот посмотрите на эту. – Я показал ей место, где пуля вошла в нижнюю часть живота, снова повернулся спиной и продемонстрировал выходное отверстие на ягодице. Рана на левой ноге оказалась менее интересной.
– Вас же могли убить! – воскликнула она.
Я пожал плечами.
– Пустяки, мадам.
Я был счастлив, что приходящая работница сменила постельное белье, что в тумбочке находились презервативы и мой детородный орган откликался на имя Эмма Уайтстоун. Я отключил телефон.
Я встал на колени рядом с кроватью, чтобы прочитать молитву. Эмма забралась в постель и обвила мою шею своими длинными ногами.
Словом, если не вдаваться в подробности, у нас все получилось неплохо. Сон застал нас в объятиях друг друга. Она чувствовала себя хорошо и не храпела.
* * *
Когда я проснулся, солнечный свет угасал в окне, Эмма спала на боку, свернувшись калачиком. У меня появилось ощущение, что следует подумать о более серьезных делах, нежели секс после полудня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Снова резкий звук в ушах. Если Пол Стивенс наводил смертельную скуку своим компьютерным голосом, то Эмма Уайтстоун заворожила меня придыханиями, с которыми она произносила некоторые слова, не говоря уже о серо-зеленых глазах. В любом случае результат получился тот же – я услышал нечто, замедлившее реакцию моего почти всегда бодрствующего мозга. Я прислушивался, ожидая, что она скажет это еще раз, все равно что, и пытался вспомнить, что же она такого сказала и почему мне это показалось важным. Напрасно. На этот раз я чувствовал это клетками своего мозга и был уверен, что скоро все прояснится.
Мы не заметили, что стрелка часов вплотную приблизилась к трем, и официант стал проявлять признаки нервозности. Терпеть не могу, когда в плавное течение событий вмешиваются женские юбки. Бесспорно, первые трое суток любого расследования являются решающими. Однако мужчине приходится реагировать на определенные биологические позывы, а мои становились все сильнее.
– Когда у вас найдется время, можем покататься на моем катере, – сказал я.
– У вас есть катер?
Честно говоря, у меня его не было, следовательно, я взял не совсем верный курс. Но у меня была собственность в районе порта и пристань, и потом можно сказать, что катер ушел на дно.
– Я остановился в доме своего дяди. Это в районе порта.
– В районе порта?
– Верно. Поехали.
Мы проезжали через район ферм и виноградников.
– Осень здесь скучная и тянется долго, – сказала Эмма. – В садах полно фруктов, и большинство овощей еще не убрано. В Новой Англии ко Дню благодарения случаются снегопады, а здесь в это время мы собираем урожай. Я болтаю без умолку?
– Нет. Ваши слова рисуют чудесную картину.
– Спасибо.
Мне почудилось, что уже пройдена первая лестничная площадка на пути к спальне.
В основном же мы вели себя непринужденно и весело, как люди, которые немного нервничают, зная, что все завершится постелью.
Мы приближались к длинному подъезду большого викторианского дома.
– "Большая накрашенная леди", – сказала Эмма.
– Где?
– Дом. Мы так называем старые викторианские дома.
– А! Верно. Между прочим, моя тетя когда-то была членом исторического общества Пеконика. Ее звали Джун Боннер.
– Знакомое имя.
– Она знала Маргарет Уили. Моя тетя родилась здесь, поэтому она и уговорила дядю Гарри приобрести этот дом.
– Как ее девичья фамилия?
– Не помню – может быть, Уайтспунгемптоншир.
– Вы смеетесь надо мной?
– Вовсе нет, мадам.
– Выясните девичью фамилию своей тети.
– Хорошо. – Я остановился перед «накрашенной леди».
– Если она из старинной семьи, я могу найти ее фамилию. У нас на всех достаточно много информации.
– Да? Много семейных тайн?
– Встречаются.
– Может быть, Джун из семьи, в которой занимались конокрадством и проституцией?
– Возможно. В моей родословной таких много.
Я рассмеялся.
– Может быть, ее и моя семья имеют родственные связи. Мы оба, возможно, тоже связаны.
– Не исключено. – Мысленно я стоял на верхней площадке в десяти футах от двери спальни. В самом деле я еще сидел в джипе.
– Вот мы и приехали, – сообщил я, выходя из машины.
Она тоже вышла и смотрела на дом.
– И это ее дом? – спросила Эмма.
– Был. Она умерла. Дядя Гарри хочет, чтобы я купил его.
– Он слишком большой для одного человека.
– Могу разделить его пополам.
Ладно, скорее в дом, надо обойти первый этаж, послушать автоответчик, там, конечно, ничего нет, затем на кухню выпить пива и на заднее крыльцо, где ждут два плетеных кресла.
– Я люблю смотреть на море, – сказала она.
– Это место как раз создано для этого. Я сижу здесь уже несколько месяцев.
– Когда вам надо возвращаться на работу?
– Точно не знаю. Во вторник мне идти к врачу.
– Как получилось, что вы занялись этим делом?
– Начальник Максвелл.
– Я не вижу вашего катера.
Я посмотрел в сторону запущенной пристани.
– А! Он, должно быть, потонул.
– Потонул?
– Ах да, вспомнил. Он в ремонте.
– А что у вас есть?
– Китобойное судно.
– Вы умеете управлять лодкой?
– Вы хотите сказать, парусной лодкой?
– Да. Парусной лодкой.
– Нет. Я интересуюсь моторными катерами. А вы управляете парусной лодкой?
– Немного.
И так далее и тому подобное.
Я снял пиджак, обувь и засучил рукава. Она сняла сандалии, и мы оба стояли босиком. Бежевые трусики сползли.
Я взял бинокль, и мы по очереди смотрели на залив, на лодки, заболоченные земли, которые в мои детские годы называли просто болотом, на небо. Я пил уже пятое пиво, и она держалась наравне со мной. Мне нравятся такие женщины. Она уже была слегка навеселе, но сохраняла ясную голову и твердый голос.
– Хотите осмотреть дом? – спросил я.
– Конечно.
Первая остановка произошла на втором этаже в моей спальне, это была и последняя остановка.
Эмма действительно сбросила свой скудный наряд за три секунды. Прекрасный загар, упругое тело, все было при ней в точности, как я и представлял.
К этому моменту я все еще расстегивал рубашку. Она наблюдала, как я раздеваюсь, и разглядывала прикрепленную к ноге кобуру с револьвером.
Многих женщин не интересуют вооруженные мужчины.
– Мне положено носить это по закону, – сказал я. Это было правдой в отношении Нью-Йорка, здесь же это было не обязательно.
– Фредрик тоже носит оружие, – сказала Эмма.
– Интересно.
К этому моменту на мне уже ничего не было, она подошла и дотронулась до моей груди.
– Это ожог?
– Нет, дырка от пули. – Я повернулся к ней спиной. – Видите, вот где она вышла.
– О Боже!
– Всего лишь поверхностная рана. А вот посмотрите на эту. – Я показал ей место, где пуля вошла в нижнюю часть живота, снова повернулся спиной и продемонстрировал выходное отверстие на ягодице. Рана на левой ноге оказалась менее интересной.
– Вас же могли убить! – воскликнула она.
Я пожал плечами.
– Пустяки, мадам.
Я был счастлив, что приходящая работница сменила постельное белье, что в тумбочке находились презервативы и мой детородный орган откликался на имя Эмма Уайтстоун. Я отключил телефон.
Я встал на колени рядом с кроватью, чтобы прочитать молитву. Эмма забралась в постель и обвила мою шею своими длинными ногами.
Словом, если не вдаваться в подробности, у нас все получилось неплохо. Сон застал нас в объятиях друг друга. Она чувствовала себя хорошо и не храпела.
* * *
Когда я проснулся, солнечный свет угасал в окне, Эмма спала на боку, свернувшись калачиком. У меня появилось ощущение, что следует подумать о более серьезных делах, нежели секс после полудня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110