Увидев, в каком я состоянии, они сразу посадили меня в машину. Полицейские машины были мобилизованы подбирать людей, которые бродили, шатаясь, около станций метро, поскольку не хватало неотложек.
Прежде чем меня подобрала полицейская машина, думаю, я прошел метров двести и уже был недалеко от фирмы.
Меня сильно качало, и дорога выглядела коричневой, но я только думал, что все это очень странно и не понимал всей серьезности своего положения, а изо всех сил старался дойти до работы. Сейчас я даже восхищаюсь собой, что смог столько пройти.
Тем не менее, когда я увидел полицейскую машину, то почувствовал: нет, больше я не могу. «Не поможет ли мне кто-нибудь?» — мысленно умолял я. Даже появлялось желание сесть или упасть прямо здесь на землю. И меня не покидала мысль, что все это происходит из-за того, что я не надел пальто. Оттого что было холодно, я заставлял себя держаться на ногах. Странное это существо, человек. В такой чрезвычайной ситуации все мысли — только о пальто.
Я был уверен в своем здоровье, никогда не болел и ни разу не пропускал работу. Поэтому для меня стало огромным шоком, что мне так плохо из-за того, что я вышел одетым не по сезону.
Это верно, в подобных ситуациях люди, не особенно уверенные в своем здоровье, вероятно, проявят больше осторожности. В то же время те, кто считает себя полностью здоровыми, могут потерять ощущение опасности.
Да, это так. «Странно, почему со мной это произошло?» — думал я. Это все из-за пальто. Но когда меня посадили в полицейскую машину, там уже было 7-8 человек. Все в ужасном состоянии. Один высунул голову в окно, и его тошнило. Была молодая пара. Женщина лежала на боку, дыхание у нее было прерывистым, мужчина утешал ее: все будет хорошо, хорошо. Ужас. Я хоть мог сидеть. И только тут я впервые осознал, что случилось что-то ужасное.
Мне кажется, я вам сейчас рассказываю то, что сам помню, но, может, это и не совсем так. Пробелы в памяти я, возможно, дополняю чужими рассказами, которые слышал позже. В больнице мы обсуждали происшествие, поэтому трудно отличить то, чему я сам был свидетелем, от того, что слышал от других, да и память стала хуже. Но я отчетливо помню фигуру молодого мужчины, который орал и буйствовал на платформе Кодэмматё, когда наш поезд к ней подходил. Когда я в больнице рассказал об этом полицейским, они сказали, что это был один из пострадавших. А я думал, не преступник ли тот человек.
Осмотрев мои глаза в Центральном госпитале сил самообороны в Сэтагая, врачи мне сказали, что из всех пострадавших у меня глаза — в самом плохом состоянии. Зрачки стали меньше 1 мм. Даже на третий день в госпитале я не мог дольше секунды смотреть на большие заголовки в газетах. Сразу кружилась голова, и приходилось отводить глаза. На третий день после инцидента у меня сняли капельницу, и я мог принимать пищу. Но ведь нужно смотреть, что ешь, а у меня при этом глаза начинали болеть снова. Поэтому приходилось есть, отведя взгляд в сторону. Через неделю меня выписали из госпиталя, и я вышел на работу. Однако читать мог лишь десять секунд, поэтому примерно месяц моя работа состояла в том, что я ставил печать. В течение месяца к 3-4 часам дня я так уставал, что приходилось отпрашиваться. Иногда по нескольку дней в неделю не выходил на работу.
Сейчас уже работаю полную неделю, однако легко устаю. Раньше я часто выезжал по делам фирмы в командировки в Кобэ, на Сикоку и Кюсю, а сейчас уже не могу. Полностью прекратил. Раньше я сам вызывался в поездки, а сейчас приходится просить, чтобы поехал кто-нибудь другой. Исчезла выносливость, и сильно устаю за поездку на работу. Такого раньше не было.
Тем не менее, мне скоро на пенсию по возрасту, и фирма в какой-то степени смотрит на это сквозь пальцы и относится ко мне по-доброму. За это я ей очень благодарен. Однако ужасно положение тех, у кого плохо с работой, кто в тяжелом физическом состоянии. Государство должно серьезнее подумать об этих людях, и хотелось бы, чтобы оно одинаково относилось ко всем пострадавшим от зарина. Я говорю не о себе, а хочу поднять голос в защиту этих людей.
Зрение правого глаза село у меня наполовину. Но я не хочу думать, что причина этого в зарине. Я не хочу этого признавать. Такое признание будет означать поражение перед этими преступниками. Поэтому я перестал так думать. Основная причина — мой возраст.
Я громко храплю, и если рано ложусь спать, доставляю другим массу неприятностей. Поэтому я выхожу в коридор и убиваю время, слушая разговорные записи корейского языка. Когда все засыпают, тогда и я ложусь. На следующее утро все довольны, что хорошо заснули. На самом деле все всё знают.
Благодаря этому я могу успешно изучать корейский язык. Поскольку зрение никуда не годится, а работает только голова, слушаю учебные кассеты. Хоть какая-то польза от инцидента. В корейском языке есть такая поговорка: «Человек, которого избили (мадзюнному), спит, вытянувшись. Человек, который избил (тэрунному), спит, скрючившись». Иными словами, тому, кого избили, больно, а душа болит у того, кто избил. Конечно, если это сказать тем, кто страдает от тяжелых последствий, он, наверное, рассердится. У всех разное положение и разная точка зрения. Однако если это сказать, не опасаясь, что тебя неверно поймут, то, я считаю, это правильно. Какое-то время я считал их негодяями, но сейчас многое начинает казаться немного более объективным.
До сих пор я работал как сотрудник фирмы, однако теперь, мне кажется, пора пересмотреть, как жить дальше, уже в своем ритме. Весь этот год я был вынужден много думать, как построить дальнейшую жизнь, используя выпавшую возможность посмотреть на себя под другим углом. Думаю, и это — положительное следствие имевших место событий.
Я не могу отчетливо понять, что они совершили.
Тосимицу Хаями (31 год)
Хаями-сан работает в оптовой фирме, которая находится в Нингётё и занимается оптовыми операциями по купле-продаже сырья для производства продуктов питания. Покупая оптом у торговых фирм первичное сырье для производства сахара и картофельной муки, его фирма продает его розничным торговцам, выполняя таким образом посреднические функции. Она также занимается куплей-продажей риса и сахара.
Однако сам Хаями-сан не участвует в физической купле-продаже, поскольку работает в отделе, который торгует фьючерсами. Приняв от клиента денежный депозит, он внимательно следит за биржевым курсом и в зависимости от него, не видя самого товара, по телефону заключает сделку. Иногда стоимость ее превышает сто миллионов иен.
В деловом мире тех, кто занимается подобными операциями, довольно легко узнать, если посмотреть в их глаза — они в постоянном напряжении. Хаяма-сам — человек уравновешенный, поэтому его глаза свидетельствуют о его внутреннем спокойствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Прежде чем меня подобрала полицейская машина, думаю, я прошел метров двести и уже был недалеко от фирмы.
Меня сильно качало, и дорога выглядела коричневой, но я только думал, что все это очень странно и не понимал всей серьезности своего положения, а изо всех сил старался дойти до работы. Сейчас я даже восхищаюсь собой, что смог столько пройти.
Тем не менее, когда я увидел полицейскую машину, то почувствовал: нет, больше я не могу. «Не поможет ли мне кто-нибудь?» — мысленно умолял я. Даже появлялось желание сесть или упасть прямо здесь на землю. И меня не покидала мысль, что все это происходит из-за того, что я не надел пальто. Оттого что было холодно, я заставлял себя держаться на ногах. Странное это существо, человек. В такой чрезвычайной ситуации все мысли — только о пальто.
Я был уверен в своем здоровье, никогда не болел и ни разу не пропускал работу. Поэтому для меня стало огромным шоком, что мне так плохо из-за того, что я вышел одетым не по сезону.
Это верно, в подобных ситуациях люди, не особенно уверенные в своем здоровье, вероятно, проявят больше осторожности. В то же время те, кто считает себя полностью здоровыми, могут потерять ощущение опасности.
Да, это так. «Странно, почему со мной это произошло?» — думал я. Это все из-за пальто. Но когда меня посадили в полицейскую машину, там уже было 7-8 человек. Все в ужасном состоянии. Один высунул голову в окно, и его тошнило. Была молодая пара. Женщина лежала на боку, дыхание у нее было прерывистым, мужчина утешал ее: все будет хорошо, хорошо. Ужас. Я хоть мог сидеть. И только тут я впервые осознал, что случилось что-то ужасное.
Мне кажется, я вам сейчас рассказываю то, что сам помню, но, может, это и не совсем так. Пробелы в памяти я, возможно, дополняю чужими рассказами, которые слышал позже. В больнице мы обсуждали происшествие, поэтому трудно отличить то, чему я сам был свидетелем, от того, что слышал от других, да и память стала хуже. Но я отчетливо помню фигуру молодого мужчины, который орал и буйствовал на платформе Кодэмматё, когда наш поезд к ней подходил. Когда я в больнице рассказал об этом полицейским, они сказали, что это был один из пострадавших. А я думал, не преступник ли тот человек.
Осмотрев мои глаза в Центральном госпитале сил самообороны в Сэтагая, врачи мне сказали, что из всех пострадавших у меня глаза — в самом плохом состоянии. Зрачки стали меньше 1 мм. Даже на третий день в госпитале я не мог дольше секунды смотреть на большие заголовки в газетах. Сразу кружилась голова, и приходилось отводить глаза. На третий день после инцидента у меня сняли капельницу, и я мог принимать пищу. Но ведь нужно смотреть, что ешь, а у меня при этом глаза начинали болеть снова. Поэтому приходилось есть, отведя взгляд в сторону. Через неделю меня выписали из госпиталя, и я вышел на работу. Однако читать мог лишь десять секунд, поэтому примерно месяц моя работа состояла в том, что я ставил печать. В течение месяца к 3-4 часам дня я так уставал, что приходилось отпрашиваться. Иногда по нескольку дней в неделю не выходил на работу.
Сейчас уже работаю полную неделю, однако легко устаю. Раньше я часто выезжал по делам фирмы в командировки в Кобэ, на Сикоку и Кюсю, а сейчас уже не могу. Полностью прекратил. Раньше я сам вызывался в поездки, а сейчас приходится просить, чтобы поехал кто-нибудь другой. Исчезла выносливость, и сильно устаю за поездку на работу. Такого раньше не было.
Тем не менее, мне скоро на пенсию по возрасту, и фирма в какой-то степени смотрит на это сквозь пальцы и относится ко мне по-доброму. За это я ей очень благодарен. Однако ужасно положение тех, у кого плохо с работой, кто в тяжелом физическом состоянии. Государство должно серьезнее подумать об этих людях, и хотелось бы, чтобы оно одинаково относилось ко всем пострадавшим от зарина. Я говорю не о себе, а хочу поднять голос в защиту этих людей.
Зрение правого глаза село у меня наполовину. Но я не хочу думать, что причина этого в зарине. Я не хочу этого признавать. Такое признание будет означать поражение перед этими преступниками. Поэтому я перестал так думать. Основная причина — мой возраст.
Я громко храплю, и если рано ложусь спать, доставляю другим массу неприятностей. Поэтому я выхожу в коридор и убиваю время, слушая разговорные записи корейского языка. Когда все засыпают, тогда и я ложусь. На следующее утро все довольны, что хорошо заснули. На самом деле все всё знают.
Благодаря этому я могу успешно изучать корейский язык. Поскольку зрение никуда не годится, а работает только голова, слушаю учебные кассеты. Хоть какая-то польза от инцидента. В корейском языке есть такая поговорка: «Человек, которого избили (мадзюнному), спит, вытянувшись. Человек, который избил (тэрунному), спит, скрючившись». Иными словами, тому, кого избили, больно, а душа болит у того, кто избил. Конечно, если это сказать тем, кто страдает от тяжелых последствий, он, наверное, рассердится. У всех разное положение и разная точка зрения. Однако если это сказать, не опасаясь, что тебя неверно поймут, то, я считаю, это правильно. Какое-то время я считал их негодяями, но сейчас многое начинает казаться немного более объективным.
До сих пор я работал как сотрудник фирмы, однако теперь, мне кажется, пора пересмотреть, как жить дальше, уже в своем ритме. Весь этот год я был вынужден много думать, как построить дальнейшую жизнь, используя выпавшую возможность посмотреть на себя под другим углом. Думаю, и это — положительное следствие имевших место событий.
Я не могу отчетливо понять, что они совершили.
Тосимицу Хаями (31 год)
Хаями-сан работает в оптовой фирме, которая находится в Нингётё и занимается оптовыми операциями по купле-продаже сырья для производства продуктов питания. Покупая оптом у торговых фирм первичное сырье для производства сахара и картофельной муки, его фирма продает его розничным торговцам, выполняя таким образом посреднические функции. Она также занимается куплей-продажей риса и сахара.
Однако сам Хаями-сан не участвует в физической купле-продаже, поскольку работает в отделе, который торгует фьючерсами. Приняв от клиента денежный депозит, он внимательно следит за биржевым курсом и в зависимости от него, не видя самого товара, по телефону заключает сделку. Иногда стоимость ее превышает сто миллионов иен.
В деловом мире тех, кто занимается подобными операциями, довольно легко узнать, если посмотреть в их глаза — они в постоянном напряжении. Хаяма-сам — человек уравновешенный, поэтому его глаза свидетельствуют о его внутреннем спокойствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131