— Как вы добры.
Она старалась отвести взгляд от его обнаженного тела.
— Не будет ли вам более удобно разговаривать, если вы оденетесь?
— Нет. — Он отпил еще вина. — Почему ты не спишь? Кадар будет расстроен, ты теряешь силы.
— Я не могла спать, мне надо было вас увидеть.
— И в то же время ты утверждаешь, что не хочешь провести со мной ночь.
Она постаралась подавить раздражение.
— Женщины существуют не только для этого.
Он вновь откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее из-под полуопущенных век.
— Не все, согласен. Но ты как раз очень подходишь. — Нахмурившись, он взглянул на ее косу, перекинутую через плечо. — Мне не нравится, что твои волосы связаны. Я хочу, чтобы ты распустила их, как днем.
Она вспыхнула, вспомнив всю эту сцену наверху.
— Я всегда ношу волосы именно так.
— Распусти их.
— Они останутся так, как мне нравится.
— Если ты хочешь, чтобы я выслушал тебя, расплети косу.
Она стиснула зубы в раздражении. В конце концов, это требование вызвано скорее плохим настроением, чем деспотизмом. Он вел себя, словно маленький мальчик, которому отказано в невинном удовольствии. Она расплела косу и встряхнула головой, волосы свободно расплескались, по плечам.
Он одобрительно кивнул.
— Очень хорошо. — Он перевел взгляд на ее белое платье, и она сжалась от тревоги.
Но он только заметил:
— Ужасно. Ты в нем утонула.
Понятно, что именно этого и хотела Жасмин, но платье ее вполне устраивало, и она не возражала.
— Оно чистое и опрятное.
— Ты бы выглядела лучше без…
— Я пришла просить об одолжении, — быстро сказала она, пытаясь увести его с того опасного направления, которое принял их разговор.
— Я их не оказываю. Попроси Кадара.
— Я обращаюсь к вам. У меня нет выбора. Это надо сделать немедленно, иначе…
— У меня кончилось вино. — Он встал и подошел к столу, на котором стоял кувшин. — Продолжай, я слушаю. Я говорил тебе, что у тебя очень приятный голос? Как мед…
Она не могла отвести от него взгляда. Странно, как такой огромный мужчина мог двигаться так грациозно, подобно большому дикому зверю. Если он и животное, то великолепное. С гривой буйных волос, рассыпанных по плечам, со следами шрамов, он напоминал ей льва. У него были мощные бедра и икры, мускулистый живот и гладкие ягодицы. Треугольник черных волос покрывал широкую мощную грудь.
Он взглянул на нее, наливая себе вино в бокал.
— Ну, так говорил или нет?
Понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, о чем он спрашивает ее. Что-то о голосе.
— Нет, вы сравнили меня с осой.
— Что ж, как знать, насколько это больно — быть укушенным осой? Быть может, это — сладость меда и смертельная мука. — Он поставил на место кувшин и повернулся к ней. — Как ты думаешь?
— Думаю, мне не захочется быть укушенной только для того, чтобы узнать, каково это.
Он вернулся на свое место и сел.
— Так же, как и мне. Временами, когда до смерти устаю, я думаю, что неплохо бы отдохнуть в вечном покое. — Внезапно бесшабашная улыбка сверкнула на его лице. — Но так как я сомневаюсь, что возможен отдых в преисподней, то меня туда можно загнать только силой.
Она уставилась на него в полном изумлении.
— Разве вы не уверены, что попадете на небеса? Вы солдат, а папа обещал всем крестоносцам отпущение всех грехов и Божью милость.
— А за это они вырежут всех сарацин и отправят награбленную добычу в Рим. — Он отпил вино из бокала. — Знаете ли, я даже не могу вспомнить, сколько людей я загубил за свою жизнь. Однажды, когда я был пьян, я попытался всех пересчитать, но их оказалось слишком много. Мне почему-то кажется, что Бог не столь всепрощающ, как папа. — Он повел плечами, словно сбрасывая тяжелую ношу, и быстро допил вино. — Поэтому я должен радоваться, пока еще живу на этой земле.
Почему ей стало грустно за него? Он был грубияном и варваром, который заботился только о своих собственных нуждах. Усталость и печаль, которые она увидела, были, возможно, результатом выпитого им вина. И все же она заговорила с ним мягче:
— Я уверена, вы ошибаетесь. Бог всех простит.
Он резко раскрыл глаза.
— И он простит Хассана за убийство вашего отца?
Она напряглась и не ответила.
— Кадар думает, что ты лжешь. Так, Tea из Димаса?
Она мгновение помедлила, затем сказала:
— Да.
Он пожал плечами.
— Это не имеет значения. Все лгут. Конрад поцелует меня завтра как брата, а на следующий день пронзит мне сердце кинжалом. Поцелуй Иуды.
— Я никогда не лгу. — Она поправилась: — Только если не остается выбора. А что Кадар?
— Кадар не лжет. — Он потер виски. — У меня начинает болеть голова. Обычно это бывает лишь на следующий день. Если ты собираешься о чем-то просить, то лучше сделай это сейчас. У меня резко портится характер, когда я страдаю.
Его характер и так был достаточно скверным.
— Но какой смысл просить? Ведь вы сказали, что не станете ничего делать.
— Проклятие! — Он гневно взглянул на нее. — Проси!
— Моим червям нужны листья, — выпалила она.
Он уставился на нее в полном изумлении, затем откинул голову и расхохотался.
— Листья?
— Совсем не смешно. С собой я взяла еще целый сверток, но мне пришлось бросить его, когда я бежала от бандитов. Я полагала, что у меня еще есть достаточно листьев в корзине, но там осталось всего несколько и… Перестаньте смеяться.
— Я не могу. — Он потряс головой, его губы все еще растягивал едва сдерживаемый смех. — Отпусти несчастных созданий и позволь им искать свои собственные листья.
— Я не могу освободить их. Они мне нужны. — Она прошла вперед, сжав руки. — Это шелковичные черви. Когда я приеду в Дамаск, я использую их, чтобы делать шелк для моих вышивок. Возможно, я даже смогу часть продать.
— Шелк… Так вот что ты делала в Константинополе?
Она кивнула.
— Великолепный шелк. Я вышивальщица одного из лучших шелковых домов в городе. И я также помогала выращивать шелк. — Она помолчала. — Я прошу об одолжении, но я в состоянии заплатить. Когда у меня будет свой собственный Дом шелка, я смогу сделать все, что вы захотите. У меня талант, а мои работы всегда охотно раскупались.
— Что ты хочешь?
— Завтра мне надо добраться до дальних холмов и поискать деревья шелковицы.
— Шелковицы? А никакие другие не подходят?
— Нет. Это то, что они обычно едят. — Раз он слушает, есть надежда убедить его. — Я говорила с торговцем, и он сказал, что они растут на всем протяжении от Китая до этих мест. В Константинополе мы использовали листья черной шелковицы, но здесь должна быть белая, что даже лучше.
— Само дерево белое?
— Нет, только плоды, но после того как дерево отцветет.
— А что если оно не цветет? — спросил он сухо.
— У него листья зубчатой формы. Я узнаю его. — Она перевела дыхание. — Вы позволите мне?
Он опустил голову и закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101