Хоть бы он снова дотронулся до нее!
— Но послушайте меня. Если вы верите в Бога, вы должны осознать, что существует и план его творения. Возможно, он не так точен, как ваши рисунки к вышивкам, но, тем не менее, он существует. Нам следует придерживаться этой правды. — Он вновь замолчал. — И я не верю, что Бог наказывает за то, что ты иначе понимаешь этот план жизни. Бог добр. Все зло в человеке.
— Для меня все осталось прежним. Я не могу видеть Бога по-другому.
— Вы уже смотрите по-другому. — Она услышала, как он ложится, заворачиваясь в свои одеяла. — Вы попытаетесь удержаться от этого, но сомнение заползет в ваш мозг, минуя все преграды. Впустите мысль. Бог дал нам способность думать. Наверное, он хотел, чтобы мы ею воспользовались. — Он помолчал, прежде чем продолжить: — Вы не сделали ничего дурного. Если какой-то грех и был совершен, то это мой грех. И я единственный, кто будет наказан.
— Вряд ли, если ваши враги добьются своей цели.
— У них ничего не получится, — заявил он. — Спите. Мы должны тронуться в путь на рассвете.
Спать? Сможет ли она заснуть в эту ночь? В ее голове в ужасающем вихре мелькали троны со львами, знамена и отвергнутые богини. Даже такая невероятная мысль, что у Бога могут быть черты женщины, ее пугала так же, как и все остальное. Как рабыня, она всегда думала о Боге как о полновластном хозяине, имевшем право быть добрым или жестоким; а также о том, что Бог дал мужчине свою любовь и поддержку, а для женщины оставил лишь терпеливое снисхождение. Она сражалась за свободу, за то, чтобы ее ничто не связывало ни с одним хозяином, но ее мать учила ее принимать и почитать Бога из святого писания без сомнений и вопросов. И не имело значения, что Бог и Церковь позволили мужчине сделать это рабство вездесущим. Бог есть Бог. Его законы незыблемы.
Она должна выбросить подобные мысли из головы. Несмотря на совет Вэра, она не позволит ни одному его слову запасть ей в душу.
Однако все ее усилия оказались тщетны. Проваливаясь в беспокойное забытье, она видела золотые глаза, сверкающие на шелковом полотнище знамени.
— Это здесь. — Вэр остановился. — Майсеф лежит в нескольких милях вверх по этой горной тропе.
Кадар придержал лошадь и посмотрел вверх на гору.
— Ты уверен, Вэр?
— Да. У нас нет выбора. — Он оглянулся через плечо. — Я видел клубы пыли на горизонте за нами, когда мы последний раз останавливались, чтобы напоить лошадей.
Tea со страхом посмотрела на него.
— Почему вы ничего нам не сказали?
— Зачем? Чтобы и вы так же стали беспокоиться, как и я? Это ни к чему.
Да, Вэр никогда не перекладывал на других свою ношу, если мог нести ее один.
— Я бы предпочла знать.
Он пожал плечами и взглянул на Кадара.
— Поезжай первым. Они тебя знают.
— Будем надеяться, что у Старца остались и старые слуги. — Кадар пришпорил лошадь, объезжая их по тропе. — Что ж, следуйте за мной.
— Вы думаете, Кемал не двинется дальше этого места? — спросила Tea, глядя через плечо на Вэра. Не клубы ли пыли вдалеке?
— Это зависит от того, насколько он ценит свою голову выше своей чести, — сказал Вэр. — Я думаю, что он последует за нами… до первой встречи со слугами Старца. Возможно, это отобьет у него охоту дальше преследовать нас.
Взгляд Tea метнулся к Селин, направившей свою лошадь следом за Кадаром вверх по тропе.
— Я бы не хотела подвергать ее опасности. Не могли бы мы спрятать ее здесь, у подножия горы.
— Оставить ее здесь? — Вэр покачал головой. — Ничего не выйдет, если только мы не привяжем ее к дереву. Но тогда она окажется совершенно беспомощной, если Кемал найдет ее. Нет, с нами в горах ей будет безопаснее.
Гора совсем не казалась Tea местом, обладающим хоть какими-то признаками надежного укрытия. Она вздымалась темной, мрачной глыбой и таила в себе угрозу. Девушка зябко передернула плечами. Это все ее воображение. Гора совершенно такая же, как и все остальные.
Но в других горах за деревьями и скалами не скрывались ассасины.
— Мы не могли бы ехать быстрее?
— Нет, пока в этом не будет необходимости. Лошади устали, а нам, возможно, придется совершить резкий бросок вперед.
— А разве кони Кемала не устали?
— Возможно. Если только он не взял свежих для смены.
Она даже не подумала о такой возможности.
— А почему этот Синан не станет помогать Кемалу? Разве он не последователь Саладина?
— Он ненавидит султана.
— Ну, тогда почему бы ему не приветствовать, тамплиеров, если они последуют за нами?
— Он ненавидит и франков тоже.
— Тогда кому же он предан в этом мире?
— Своей собственной секте, ассасинам. Он совершенно независимый правитель здесь, в горах. И он с большим удовольствием наблюдает, как сарацины и франки уничтожают друг друга. — Он помолчал, затем добавил: — Если они не досаждают ему.
— А если потревожат?
— Был момент, когда Саладин решил покончить с ассасинами. Он привел сюда армию и осадил Майсеф. Синана в тот момент не оказалось в его резиденции, и им не составило бы большого труда захватить его, когда он возвращался на защиту своей крепости. Но по какой-то причине они этого не сделали. И с этого момента каждую ночь Саладина стали мучить жуткие ночные кошмары. Он даже боялся спать. Его силы быстро истощались. Изможденный, замученный, он стал бояться собственной тени. Однажды ночью он проснулся и обнаружил возле своей постели несколько горячих лепешек, которые, как известно, пекут только ассасины, кинжал с отравленным лезвием и бумагу с угрожающим посланием в стихах. Султан был убежден, что это сам Старец с гор приходил к нему в шатер. Его нервы окончательно сдали, и он отправил посланника к Синану, умоляя простить его за его грехи и позволить ему убраться восвояси с гор. Он обещал оставить ассасинов на веки вечные в покое. — Вэр ехидно улыбнулся. — Конечно, Синан великодушно простил его.
Tea нашла в этом повествовании мрачное очарование.
— Как же мог ассасин пробраться в шатер к такому властелину? Ведь его, должно быть, окружала вся его армия.
— Спроси у Кадара. Умение всюду проникать — одно из обязательных правил, которым обучают всех воинов Синана.
Ее взгляд проследовал к Кадару.
— А ответит ли он мне, если я спрошу об этом?
— Скорее всего нет. Он предпочитает не рассказывать о том времени, которое он провел с Синаном.
Она тотчас же вспомнила слова Кадара:
«Можно научиться ходить по темным тропам, но если зайти по ним слишком далеко, можно себя потерять».
Она внезапно ясно поняла, что не хочет ничего знать об этих темных тропах. Если она узнает, то неизвестно, сможет ли когда-нибудь относиться к Кадару так же, как и сейчас. И она спросила о другом.
— Стражу, наверное, подкупили, что она оказалась настолько слепой, чтобы не заметить, как ассасин проскользнул в шатер к Саладину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Но послушайте меня. Если вы верите в Бога, вы должны осознать, что существует и план его творения. Возможно, он не так точен, как ваши рисунки к вышивкам, но, тем не менее, он существует. Нам следует придерживаться этой правды. — Он вновь замолчал. — И я не верю, что Бог наказывает за то, что ты иначе понимаешь этот план жизни. Бог добр. Все зло в человеке.
— Для меня все осталось прежним. Я не могу видеть Бога по-другому.
— Вы уже смотрите по-другому. — Она услышала, как он ложится, заворачиваясь в свои одеяла. — Вы попытаетесь удержаться от этого, но сомнение заползет в ваш мозг, минуя все преграды. Впустите мысль. Бог дал нам способность думать. Наверное, он хотел, чтобы мы ею воспользовались. — Он помолчал, прежде чем продолжить: — Вы не сделали ничего дурного. Если какой-то грех и был совершен, то это мой грех. И я единственный, кто будет наказан.
— Вряд ли, если ваши враги добьются своей цели.
— У них ничего не получится, — заявил он. — Спите. Мы должны тронуться в путь на рассвете.
Спать? Сможет ли она заснуть в эту ночь? В ее голове в ужасающем вихре мелькали троны со львами, знамена и отвергнутые богини. Даже такая невероятная мысль, что у Бога могут быть черты женщины, ее пугала так же, как и все остальное. Как рабыня, она всегда думала о Боге как о полновластном хозяине, имевшем право быть добрым или жестоким; а также о том, что Бог дал мужчине свою любовь и поддержку, а для женщины оставил лишь терпеливое снисхождение. Она сражалась за свободу, за то, чтобы ее ничто не связывало ни с одним хозяином, но ее мать учила ее принимать и почитать Бога из святого писания без сомнений и вопросов. И не имело значения, что Бог и Церковь позволили мужчине сделать это рабство вездесущим. Бог есть Бог. Его законы незыблемы.
Она должна выбросить подобные мысли из головы. Несмотря на совет Вэра, она не позволит ни одному его слову запасть ей в душу.
Однако все ее усилия оказались тщетны. Проваливаясь в беспокойное забытье, она видела золотые глаза, сверкающие на шелковом полотнище знамени.
— Это здесь. — Вэр остановился. — Майсеф лежит в нескольких милях вверх по этой горной тропе.
Кадар придержал лошадь и посмотрел вверх на гору.
— Ты уверен, Вэр?
— Да. У нас нет выбора. — Он оглянулся через плечо. — Я видел клубы пыли на горизонте за нами, когда мы последний раз останавливались, чтобы напоить лошадей.
Tea со страхом посмотрела на него.
— Почему вы ничего нам не сказали?
— Зачем? Чтобы и вы так же стали беспокоиться, как и я? Это ни к чему.
Да, Вэр никогда не перекладывал на других свою ношу, если мог нести ее один.
— Я бы предпочла знать.
Он пожал плечами и взглянул на Кадара.
— Поезжай первым. Они тебя знают.
— Будем надеяться, что у Старца остались и старые слуги. — Кадар пришпорил лошадь, объезжая их по тропе. — Что ж, следуйте за мной.
— Вы думаете, Кемал не двинется дальше этого места? — спросила Tea, глядя через плечо на Вэра. Не клубы ли пыли вдалеке?
— Это зависит от того, насколько он ценит свою голову выше своей чести, — сказал Вэр. — Я думаю, что он последует за нами… до первой встречи со слугами Старца. Возможно, это отобьет у него охоту дальше преследовать нас.
Взгляд Tea метнулся к Селин, направившей свою лошадь следом за Кадаром вверх по тропе.
— Я бы не хотела подвергать ее опасности. Не могли бы мы спрятать ее здесь, у подножия горы.
— Оставить ее здесь? — Вэр покачал головой. — Ничего не выйдет, если только мы не привяжем ее к дереву. Но тогда она окажется совершенно беспомощной, если Кемал найдет ее. Нет, с нами в горах ей будет безопаснее.
Гора совсем не казалась Tea местом, обладающим хоть какими-то признаками надежного укрытия. Она вздымалась темной, мрачной глыбой и таила в себе угрозу. Девушка зябко передернула плечами. Это все ее воображение. Гора совершенно такая же, как и все остальные.
Но в других горах за деревьями и скалами не скрывались ассасины.
— Мы не могли бы ехать быстрее?
— Нет, пока в этом не будет необходимости. Лошади устали, а нам, возможно, придется совершить резкий бросок вперед.
— А разве кони Кемала не устали?
— Возможно. Если только он не взял свежих для смены.
Она даже не подумала о такой возможности.
— А почему этот Синан не станет помогать Кемалу? Разве он не последователь Саладина?
— Он ненавидит султана.
— Ну, тогда почему бы ему не приветствовать, тамплиеров, если они последуют за нами?
— Он ненавидит и франков тоже.
— Тогда кому же он предан в этом мире?
— Своей собственной секте, ассасинам. Он совершенно независимый правитель здесь, в горах. И он с большим удовольствием наблюдает, как сарацины и франки уничтожают друг друга. — Он помолчал, затем добавил: — Если они не досаждают ему.
— А если потревожат?
— Был момент, когда Саладин решил покончить с ассасинами. Он привел сюда армию и осадил Майсеф. Синана в тот момент не оказалось в его резиденции, и им не составило бы большого труда захватить его, когда он возвращался на защиту своей крепости. Но по какой-то причине они этого не сделали. И с этого момента каждую ночь Саладина стали мучить жуткие ночные кошмары. Он даже боялся спать. Его силы быстро истощались. Изможденный, замученный, он стал бояться собственной тени. Однажды ночью он проснулся и обнаружил возле своей постели несколько горячих лепешек, которые, как известно, пекут только ассасины, кинжал с отравленным лезвием и бумагу с угрожающим посланием в стихах. Султан был убежден, что это сам Старец с гор приходил к нему в шатер. Его нервы окончательно сдали, и он отправил посланника к Синану, умоляя простить его за его грехи и позволить ему убраться восвояси с гор. Он обещал оставить ассасинов на веки вечные в покое. — Вэр ехидно улыбнулся. — Конечно, Синан великодушно простил его.
Tea нашла в этом повествовании мрачное очарование.
— Как же мог ассасин пробраться в шатер к такому властелину? Ведь его, должно быть, окружала вся его армия.
— Спроси у Кадара. Умение всюду проникать — одно из обязательных правил, которым обучают всех воинов Синана.
Ее взгляд проследовал к Кадару.
— А ответит ли он мне, если я спрошу об этом?
— Скорее всего нет. Он предпочитает не рассказывать о том времени, которое он провел с Синаном.
Она тотчас же вспомнила слова Кадара:
«Можно научиться ходить по темным тропам, но если зайти по ним слишком далеко, можно себя потерять».
Она внезапно ясно поняла, что не хочет ничего знать об этих темных тропах. Если она узнает, то неизвестно, сможет ли когда-нибудь относиться к Кадару так же, как и сейчас. И она спросила о другом.
— Стражу, наверное, подкупили, что она оказалась настолько слепой, чтобы не заметить, как ассасин проскользнул в шатер к Саладину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101