Его бедра двигались с дикой силой. — Я хочу тебя. Я хочу всю тебя.
Его желание охватило их обоих с такой силой, что она чувствовала его боль.
— Все хорошо. Тебе не надо ждать…
— Нет. Надо. — Он просунул руку между ними и ласкал ее, гладил, прижимал… — Иди же…
Она часто и тяжело дышала, слезы заливали глаза, она так старалась дать ему то, что он хотел. Она пыталась двигать бедрами, но почти не могла пошевелиться, только принимала его, и принимала, и принимала…
В миг, когда ее наслаждение стало непереносимым, сильнее всего на свете, она почувствовала, что взлетает к небесам. Мгновением позже услышала его низкий утробный стон и почувствовала, что он оставил ее.
Он прижался головой к ее голове, грудь его часто вздымалась, он пытался успокоить свое судорожное дыхание.
— Оказывается… гораздо легче, когда думаешь только о своем удовольствии. Это… чуть не убило меня.
Она также едва могла говорить, лишь ждала, пока к ней вернутся силы.
Он опустил ее на землю и лег возле. Долгое время он молчал.
— Ты права, — наконец сказал он. — Утро и правда восхитительное.
Она усмехнулась.
— Я счастлива, что ты наконец это заметил.
Он расплел косу и распустил ее волосы.
— Я пытался не оставить в тебе своего семени, — прошептал он. — Каждый раз я клянусь, что удержусь, но я не могу… ничего не могу с собой поделать. Прости меня.
— Немного поздновато для подобного ограничения. Когда я пришла к тебе в первый раз, я сказала, что готова принять Божью волю в этом деле. Я ведь знаю, что ты хотел бы получить от меня.
— Но я уже не хочу ребенка. Нет, если это будет означать, что… Ты должна помочь мне. Помоги мне оставить тебя, пока еще не слишком поздно.
Он не изменил своего намерения. Он не заговаривал больше о ребенке, но временами, во сне, протягивал к ней руку и гладил по животу, словно она уже носила в своем чреве его сына, этого он жаждал всегда.
— Пусть Бог решает.
Он покачал головой.
— Бог, как мне кажется, не слишком о нас заботится. Ты должна помочь мне.
— Быть может, решение уже от нас не зависит. Возможно, я уже ношу ребенка. Мы вернемся к этому разговору снова, когда пройдет время. А теперь, помолчи и позволь мне наслаждаться этим чудесным солнечным днем.
Она лежала, нежась в теплых лучах солнца, лениво размышляя, что ей стоило бы все-таки прикрыть свое обнаженное тело, но ее охватила такая восхитительная истома, что двигаться не хотелось. День был чудесным, их окружала такая красота и покой, что она не чувствовала стыда от их близости, такой естественной и прекрасной, как безоблачное, синее небо у них над головой.
Возможно, даже слишком прекрасной. Но нет, она не станет сейчас ни о чем беспокоиться и портить эти восхитительные минуты. Она примет все с благодарностью и полностью насладится этим, сколько бы оно ни продолжалось.
Сколько бы ни продолжалось, повторила она мысленно. Tea машинально перевела взгляд на горы, туда, где скрывался и выжидал человек, которого обязали положить конец всем этом радостям.
— Кто такой Ваден?
В первое мгновение она решила, что он не собирается отвечать ей.
— Ты знаешь, кто он. Это человек, который хочет убить меня. — Он помолчал. — И тебя.
— Но он не тронул нас, когда у него была такая возможность.
— Просто не пришло время. Он не хочет умирать сам.
— Ваден? Откуда он появился здесь?
Он повернулся на бок и посмотрел на нее.
— Почему ты так интересуешься им?
Она чувствовала какую-то связь между этими двумя мужчинами. Странно, Ваден угрожает ему, и Вэр не осуждает его.
— Тебе совершенно непонятно, почему я хочу узнать все, что можно о человеке, который, как ты говоришь, собирается убить меня?
— Только, если не увидит другого выхода, — быстро сказал он.
Вот, опять. Вэр явно оправдывал его.
— Он был твоим другом?
Вэр посмотрел на горы.
— Больше, чем другом. Он был моим братом по Ордену.
— Тогда почему же он не помог тебе бежать?
— Его тогда послали с миссией в Италию.
— А если бы был, он бы помог тебе?
— Не уверен. Я никогда не знал, что сделал бы Ваден в том или другом случае. Он то импульсивен, то расчетлив. Ваден сложный человек.
Она слушала Бэра и не верила своим ушам — в его голосе ни обиды, ни насмешки.
— Верность и дружба — это очень просто.
— Ты не понимаешь.
— Нет. Не понимаю, что это за друзья, которые пытаются тебя убить.
— Это выше дружбы. Орден — все для Ваде-на. Я как-то пытался пошутить с ним на эту тему.
— Ваден рассердился?
Он покачал головой.
— Но он верит в Орден. Ему он необходим.
— Почему?
— Возможно, у него это единственная привязанность в этом мире, у него нет корней. Я думаю, он незаконнорожденный.
— Ты только предполагаешь?
— Он никогда не говорил об этом. — Вэр провел губами по ее плечу. — А после того, как его приняли в Орден, Великий Магистр запретил кому-либо расспрашивать его. Он стал просто Ваден из ниоткуда.
— Странно.
— Да, особенно, если учесть, что для вступления в Орден необходимы два условия: законное имя и рыцарское достоинство. Не думаю, что у Вадена оказалось хотя бы что-нибудь одно.
— Тогда почему его приняли?
Он пожал плечами.
— Не представляю. Он великий воин. Возможно, им был нужен его меч.
— И ты не поинтересовался? Только не говори мне, что спрашивать запрещалось. Не думаю, что ты так послушно выполнял приказ и не задавал ему вопросов.
— У нас у всех имелись свои тайные причины стать тамплиерами, поэтому мы щадили друг друга. Лезть с расспросами считалось бестактностью, вмешательством в личные дела.
Она не могла принять такого объяснения.
— Но если он был твоим другом, выяснить, почему он попал туда, значило бы — помочь ему.
Выражение его лица стало непроницаемым, он вновь замкнулся в себе.
— Знание некоторых тайн может нанести непоправимый вред.
Он уже говорил не о Вадене, поняла она, он имел в виду то, что увидел в пещерах под Храмом.
— Никакие секреты не стоят того, что случилось в Джеде.
— Тамплиеры думают иначе.
— А что считаешь ты?
Он наклонился к ее уху.
— Только то, что у тебя самая божественная грудь и самые красивые волосы, какие я когда-либо видел. Во время игры в шахматы я любил наблюдать, как они светятся, как вспыхивает в них пламень огня от камина, и представлять, что я обвязываю их вокруг себя, чувствую их на своем теле и проникаю в тебя все глубже…
Он увиливал от ответа и пытался отвлечь ее.
— Так что считаешь ты? — настойчиво повторила она свой вопрос.
— Нет. — Он спрятал лицо в ее волосах, рассыпанных по плечам. — Боже мой, нет. — Его голос звучал приглушенно. — Временами я чувствовал, что схожу с ума от их тайн. Когда я впервые обнаружил, что сокрыто в пещерах, я был раздавлен — сначала чувством вины, а затем — гнева. Они слыли моими братьями, моей семьей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Его желание охватило их обоих с такой силой, что она чувствовала его боль.
— Все хорошо. Тебе не надо ждать…
— Нет. Надо. — Он просунул руку между ними и ласкал ее, гладил, прижимал… — Иди же…
Она часто и тяжело дышала, слезы заливали глаза, она так старалась дать ему то, что он хотел. Она пыталась двигать бедрами, но почти не могла пошевелиться, только принимала его, и принимала, и принимала…
В миг, когда ее наслаждение стало непереносимым, сильнее всего на свете, она почувствовала, что взлетает к небесам. Мгновением позже услышала его низкий утробный стон и почувствовала, что он оставил ее.
Он прижался головой к ее голове, грудь его часто вздымалась, он пытался успокоить свое судорожное дыхание.
— Оказывается… гораздо легче, когда думаешь только о своем удовольствии. Это… чуть не убило меня.
Она также едва могла говорить, лишь ждала, пока к ней вернутся силы.
Он опустил ее на землю и лег возле. Долгое время он молчал.
— Ты права, — наконец сказал он. — Утро и правда восхитительное.
Она усмехнулась.
— Я счастлива, что ты наконец это заметил.
Он расплел косу и распустил ее волосы.
— Я пытался не оставить в тебе своего семени, — прошептал он. — Каждый раз я клянусь, что удержусь, но я не могу… ничего не могу с собой поделать. Прости меня.
— Немного поздновато для подобного ограничения. Когда я пришла к тебе в первый раз, я сказала, что готова принять Божью волю в этом деле. Я ведь знаю, что ты хотел бы получить от меня.
— Но я уже не хочу ребенка. Нет, если это будет означать, что… Ты должна помочь мне. Помоги мне оставить тебя, пока еще не слишком поздно.
Он не изменил своего намерения. Он не заговаривал больше о ребенке, но временами, во сне, протягивал к ней руку и гладил по животу, словно она уже носила в своем чреве его сына, этого он жаждал всегда.
— Пусть Бог решает.
Он покачал головой.
— Бог, как мне кажется, не слишком о нас заботится. Ты должна помочь мне.
— Быть может, решение уже от нас не зависит. Возможно, я уже ношу ребенка. Мы вернемся к этому разговору снова, когда пройдет время. А теперь, помолчи и позволь мне наслаждаться этим чудесным солнечным днем.
Она лежала, нежась в теплых лучах солнца, лениво размышляя, что ей стоило бы все-таки прикрыть свое обнаженное тело, но ее охватила такая восхитительная истома, что двигаться не хотелось. День был чудесным, их окружала такая красота и покой, что она не чувствовала стыда от их близости, такой естественной и прекрасной, как безоблачное, синее небо у них над головой.
Возможно, даже слишком прекрасной. Но нет, она не станет сейчас ни о чем беспокоиться и портить эти восхитительные минуты. Она примет все с благодарностью и полностью насладится этим, сколько бы оно ни продолжалось.
Сколько бы ни продолжалось, повторила она мысленно. Tea машинально перевела взгляд на горы, туда, где скрывался и выжидал человек, которого обязали положить конец всем этом радостям.
— Кто такой Ваден?
В первое мгновение она решила, что он не собирается отвечать ей.
— Ты знаешь, кто он. Это человек, который хочет убить меня. — Он помолчал. — И тебя.
— Но он не тронул нас, когда у него была такая возможность.
— Просто не пришло время. Он не хочет умирать сам.
— Ваден? Откуда он появился здесь?
Он повернулся на бок и посмотрел на нее.
— Почему ты так интересуешься им?
Она чувствовала какую-то связь между этими двумя мужчинами. Странно, Ваден угрожает ему, и Вэр не осуждает его.
— Тебе совершенно непонятно, почему я хочу узнать все, что можно о человеке, который, как ты говоришь, собирается убить меня?
— Только, если не увидит другого выхода, — быстро сказал он.
Вот, опять. Вэр явно оправдывал его.
— Он был твоим другом?
Вэр посмотрел на горы.
— Больше, чем другом. Он был моим братом по Ордену.
— Тогда почему же он не помог тебе бежать?
— Его тогда послали с миссией в Италию.
— А если бы был, он бы помог тебе?
— Не уверен. Я никогда не знал, что сделал бы Ваден в том или другом случае. Он то импульсивен, то расчетлив. Ваден сложный человек.
Она слушала Бэра и не верила своим ушам — в его голосе ни обиды, ни насмешки.
— Верность и дружба — это очень просто.
— Ты не понимаешь.
— Нет. Не понимаю, что это за друзья, которые пытаются тебя убить.
— Это выше дружбы. Орден — все для Ваде-на. Я как-то пытался пошутить с ним на эту тему.
— Ваден рассердился?
Он покачал головой.
— Но он верит в Орден. Ему он необходим.
— Почему?
— Возможно, у него это единственная привязанность в этом мире, у него нет корней. Я думаю, он незаконнорожденный.
— Ты только предполагаешь?
— Он никогда не говорил об этом. — Вэр провел губами по ее плечу. — А после того, как его приняли в Орден, Великий Магистр запретил кому-либо расспрашивать его. Он стал просто Ваден из ниоткуда.
— Странно.
— Да, особенно, если учесть, что для вступления в Орден необходимы два условия: законное имя и рыцарское достоинство. Не думаю, что у Вадена оказалось хотя бы что-нибудь одно.
— Тогда почему его приняли?
Он пожал плечами.
— Не представляю. Он великий воин. Возможно, им был нужен его меч.
— И ты не поинтересовался? Только не говори мне, что спрашивать запрещалось. Не думаю, что ты так послушно выполнял приказ и не задавал ему вопросов.
— У нас у всех имелись свои тайные причины стать тамплиерами, поэтому мы щадили друг друга. Лезть с расспросами считалось бестактностью, вмешательством в личные дела.
Она не могла принять такого объяснения.
— Но если он был твоим другом, выяснить, почему он попал туда, значило бы — помочь ему.
Выражение его лица стало непроницаемым, он вновь замкнулся в себе.
— Знание некоторых тайн может нанести непоправимый вред.
Он уже говорил не о Вадене, поняла она, он имел в виду то, что увидел в пещерах под Храмом.
— Никакие секреты не стоят того, что случилось в Джеде.
— Тамплиеры думают иначе.
— А что считаешь ты?
Он наклонился к ее уху.
— Только то, что у тебя самая божественная грудь и самые красивые волосы, какие я когда-либо видел. Во время игры в шахматы я любил наблюдать, как они светятся, как вспыхивает в них пламень огня от камина, и представлять, что я обвязываю их вокруг себя, чувствую их на своем теле и проникаю в тебя все глубже…
Он увиливал от ответа и пытался отвлечь ее.
— Так что считаешь ты? — настойчиво повторила она свой вопрос.
— Нет. — Он спрятал лицо в ее волосах, рассыпанных по плечам. — Боже мой, нет. — Его голос звучал приглушенно. — Временами я чувствовал, что схожу с ума от их тайн. Когда я впервые обнаружил, что сокрыто в пещерах, я был раздавлен — сначала чувством вины, а затем — гнева. Они слыли моими братьями, моей семьей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101