Ты запомнишь мои слова. – А потом добавил: – Не забывай, что я врач и что я очень много знаю о гипнозе. Но если тебя это не интересует...
Я повернулся и сказал:
– Ты это серьезно?
– Совершенно серьезно. – Пол поднялся и продолжил: – Давай пойдем ко мне!
Когда мы вошли в его комнату, он указал мне на стул, а сам сел напротив меня.
– Если мне удастся загипнотизировать тебя, ты вспомнишь каждое слово, которое было сказано всеми участниками, и, причем, намного яснее, как если бы ты не был под гипнозом. Ты услышишь каждое слово, почувствуешь каждое движение.
– Я не верю ни одному твоему слову.
– Другого я и не надеялся услышать, но ты ничего не потеряешь, если отдашься мне минут на пять, договорились?
– Ну...
– Ты должен выражаться ясно, Шелл. В США запрещено гипнотизировать людей без их согласия. И такого постановления не было бы, если бы на гипноз смотрели, как на детскую игру. Ты не думаешь?
Я посмотрел на часы. Было четыре минуты одиннадцатого.
– Ладно, валяй! – согласился я. – Валяй, валяй! – сказал я Полу. – Начинай свой великий эксперимент.
– Начинать? – спросил Пол. – Да я уже начал и кончил.
– Ты хочешь сказать, что уже загипнотизировал меня?
– Да.
Рядом стоял маленький магнитофон, а рядом со мной находился микрофон.
– Ты отличный медиум, – сказал Пол и рассмеялся.
Я взглянул на часы. Была половина одиннадцатого. Действительно прошло двадцать восемь минут, а мне они показались считанными секундами.
– Хочешь послушать? – спросил Пол. – Я записал каждое твое слово:
"... – О, боже ты мой! Я думаю, ты его убил!
– Нет, он еще не мертв, Флипо. Я его не окончательно отделал. Поднимите-ка его, я влеплю ему еще раз. Я покажу этому выродку... Ведь он хотел меня этим проклятым лазерным лучом...
– Нет, стой! Он не должен выглядеть слишком плохо, когда его найдут.
– Почему нет, Эйс? Мы же можем его убить или нет?
– Да, конечно, но это должно выглядеть, как будто он убит в перестрелке, Флипо. Кроме того, нам надо убираться отсюда. Лекки, должно быть, совсем сошел с ума, послав нас сюда. Блютгетт, подними его. Счастливчик, подгони машину к черному ходу. Флипо, смотри, чтобы никто не пришел..."
И пока я слушал свой голос на магнитофоне, я казался себе артистом, выступающим сразу в четырех ролях. Потом я буквально почувствовал, как меня подняли, и услышал шум подъезжающей машины. Потом увидел, как меня бросили между сидениями.
"... – Почему нам его просто не прикончить и не выбросить?
– Следи за дорогой, Счастливчик! У меня нет желания оказаться в кювете. Лекки сказал, что мы должны выждать, пока не будем в пяти-шести милях от Виллы.
– Почему?
– Потому что так сказал Лекки, Счастливчик. Уитон что-то запланировал. Нужно сделать так, чтобы его нашли только через несколько дней, чтобы не узнали, когда его убили. А Уитон потом скажет, что его убили в тот вечер, когда он продырявил Франкенштейна.
– Эйс, ты должен называть его Фрэнки.
– Я и говорю: Фрэнки. Прости меня, Блютгетт. Просто сорвалось с языка..."
Я усмехнулся. Даже его компаньоны не очень-то хотели связываться с Блютгеттом.
"... – А что если это не удастся? Ведь вы же знаете, что у Скотта есть друзья среди копов Лос-Анджелеса.
– Ну и что, Счастливчик? Тогда мы все спрячемся у Кинга, пока история не порастет травой. Там столько выпивки, что мы сможем выдержать несколько месяцев. И консервов там в подвале хоть отбавляй, так что с нами ничего не случится. И куколка будет с нами... Представляете, ребятки, мы одни с куколкой.
– Я уже с нетерпением жду этого, Эйс. Если Лекки скажет, что мы должны убить ее, то ему будет безразлично, что мы сперва с ней сделаем, до того, как убьем.
– Я тоже с нетерпением жду этого, Эйс..."
Я скривил лицо от боли. Разговор о том, что они сделают с куколкой, прежде чем убьют ее, длился еще некоторое время. Я закусил губы и посмотрел в окно. Дождь все шел. Магнитофон замолчал, а я в своем мозгу мысленно проделывал эту поездку, причем так ясно, словно она происходила прямо сейчас. Я казался человеком, только что рожденным, птицей Феникс, воскресшей из пепла. Я украдкой посмотрел на Пола Энсона и, сознаюсь честно, друзья, стало мне немного страшно.
"... – О'кей, Счастливчик, сворачивай направо! Мы уже достаточно далеко отъехали. Блютгетт, вытаскивай его!
– Почему здесь? Почему не отвезти его на площадку для гольфа?
– Потому что это слишком близко от Виллы и там есть народ. А здесь нас никто не услышит. Давай, вытаскивай его, мы всадим в него пулю, а потом отвезем на площадку для гольфа.
Я почувствовал на себе руки Блютгетта, почувствовал, как меня подняли, и услышал, как Счастливчик удивленно спросил:
– А какая у тебя пушка, Эйс? С коротким стволом? Она похожа на пушку Скотта.
– Ты что, спятил? И давай быстрее, нечего рассусоливать!
И пока я чувствовал, как Блютгетт выволакивал меня из машины, у меня словно пелена спала с глаз. Пушка, которую Эйс держал в руке, действительно была моей, а так как мафиози должны были рассчитаться и со Счастливчиком, то они собирались убить сразу двух зайцев. Видимо, Райан заподозрил неладное. Он должен был меня убить здесь, а Эйс рассчитается со Счастливчиком и сунет мне в руку мой пистолет, чтобы лейтенант Уитон мог вынести вердикт: Скотт и Райан убили друг друга.
Я неподвижно лежал на земле, но чувствовал, как ко мне возвращается жизнь. Я подтянул ноги. Может быть, у меня и не было шанса выкарабкаться отсюда, но попытаться надо было.
– Я все еще не понимаю, почему именно я должен убить Скотта? – услышал я голос Счастливчика. – Если бы по крайней мере Франкенштейн...
– Дьявол тебя возьми, Счастливчик, ты должен говорить Фрэнки! Я тебе сотни раз говорил...
– Дай мне посмотреть на пушку, Эйс! Готов поспорить, что это пушка Скотта...
– Несчастный трус! Что, в штаны наделал? Боишься убить Скотта, который тебя в Лос-Анджелесе...
– Дай посмотреть! Вы что же, меня за такого дурака считаете, как Франкенштейн...
– Фрэнки! Черт бы тебя побрал, его звали Фрэнки! С меня достаточно... В этот момент я шевельнулся, спотыкнулся, снова упал, опять поднялся, почувствовав на себе дождь и грязь, в которую я соскальзывал. Позади меня – выстрелы, ругательства, крики...
Я побежал дальше. Казалось, что я только и делаю, что бегу, спотыкаюсь и падаю, встаю, бегу и падаю. В голове моей сверкала молния и грохотал гром, вокруг меня – полная темнота. Я все бежал и бежал целую вечность, пока, наконец, не упал в изнеможении в грязь, а дождь продолжал барабанить по моей спине..."
Прошло, наверное, минут десять, в которые я напряженно думал. Одна мысль сменяла другую, другая – третью, пока они, наконец, не были прерваны Полом Энсоном.
– Ну как, хорошее доказательство? – спросил он.
– Ничего, Пол. Совершенно ничего. Любой защитник разорвет это обвинение, которое будет опираться на эту запись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Я повернулся и сказал:
– Ты это серьезно?
– Совершенно серьезно. – Пол поднялся и продолжил: – Давай пойдем ко мне!
Когда мы вошли в его комнату, он указал мне на стул, а сам сел напротив меня.
– Если мне удастся загипнотизировать тебя, ты вспомнишь каждое слово, которое было сказано всеми участниками, и, причем, намного яснее, как если бы ты не был под гипнозом. Ты услышишь каждое слово, почувствуешь каждое движение.
– Я не верю ни одному твоему слову.
– Другого я и не надеялся услышать, но ты ничего не потеряешь, если отдашься мне минут на пять, договорились?
– Ну...
– Ты должен выражаться ясно, Шелл. В США запрещено гипнотизировать людей без их согласия. И такого постановления не было бы, если бы на гипноз смотрели, как на детскую игру. Ты не думаешь?
Я посмотрел на часы. Было четыре минуты одиннадцатого.
– Ладно, валяй! – согласился я. – Валяй, валяй! – сказал я Полу. – Начинай свой великий эксперимент.
– Начинать? – спросил Пол. – Да я уже начал и кончил.
– Ты хочешь сказать, что уже загипнотизировал меня?
– Да.
Рядом стоял маленький магнитофон, а рядом со мной находился микрофон.
– Ты отличный медиум, – сказал Пол и рассмеялся.
Я взглянул на часы. Была половина одиннадцатого. Действительно прошло двадцать восемь минут, а мне они показались считанными секундами.
– Хочешь послушать? – спросил Пол. – Я записал каждое твое слово:
"... – О, боже ты мой! Я думаю, ты его убил!
– Нет, он еще не мертв, Флипо. Я его не окончательно отделал. Поднимите-ка его, я влеплю ему еще раз. Я покажу этому выродку... Ведь он хотел меня этим проклятым лазерным лучом...
– Нет, стой! Он не должен выглядеть слишком плохо, когда его найдут.
– Почему нет, Эйс? Мы же можем его убить или нет?
– Да, конечно, но это должно выглядеть, как будто он убит в перестрелке, Флипо. Кроме того, нам надо убираться отсюда. Лекки, должно быть, совсем сошел с ума, послав нас сюда. Блютгетт, подними его. Счастливчик, подгони машину к черному ходу. Флипо, смотри, чтобы никто не пришел..."
И пока я слушал свой голос на магнитофоне, я казался себе артистом, выступающим сразу в четырех ролях. Потом я буквально почувствовал, как меня подняли, и услышал шум подъезжающей машины. Потом увидел, как меня бросили между сидениями.
"... – Почему нам его просто не прикончить и не выбросить?
– Следи за дорогой, Счастливчик! У меня нет желания оказаться в кювете. Лекки сказал, что мы должны выждать, пока не будем в пяти-шести милях от Виллы.
– Почему?
– Потому что так сказал Лекки, Счастливчик. Уитон что-то запланировал. Нужно сделать так, чтобы его нашли только через несколько дней, чтобы не узнали, когда его убили. А Уитон потом скажет, что его убили в тот вечер, когда он продырявил Франкенштейна.
– Эйс, ты должен называть его Фрэнки.
– Я и говорю: Фрэнки. Прости меня, Блютгетт. Просто сорвалось с языка..."
Я усмехнулся. Даже его компаньоны не очень-то хотели связываться с Блютгеттом.
"... – А что если это не удастся? Ведь вы же знаете, что у Скотта есть друзья среди копов Лос-Анджелеса.
– Ну и что, Счастливчик? Тогда мы все спрячемся у Кинга, пока история не порастет травой. Там столько выпивки, что мы сможем выдержать несколько месяцев. И консервов там в подвале хоть отбавляй, так что с нами ничего не случится. И куколка будет с нами... Представляете, ребятки, мы одни с куколкой.
– Я уже с нетерпением жду этого, Эйс. Если Лекки скажет, что мы должны убить ее, то ему будет безразлично, что мы сперва с ней сделаем, до того, как убьем.
– Я тоже с нетерпением жду этого, Эйс..."
Я скривил лицо от боли. Разговор о том, что они сделают с куколкой, прежде чем убьют ее, длился еще некоторое время. Я закусил губы и посмотрел в окно. Дождь все шел. Магнитофон замолчал, а я в своем мозгу мысленно проделывал эту поездку, причем так ясно, словно она происходила прямо сейчас. Я казался человеком, только что рожденным, птицей Феникс, воскресшей из пепла. Я украдкой посмотрел на Пола Энсона и, сознаюсь честно, друзья, стало мне немного страшно.
"... – О'кей, Счастливчик, сворачивай направо! Мы уже достаточно далеко отъехали. Блютгетт, вытаскивай его!
– Почему здесь? Почему не отвезти его на площадку для гольфа?
– Потому что это слишком близко от Виллы и там есть народ. А здесь нас никто не услышит. Давай, вытаскивай его, мы всадим в него пулю, а потом отвезем на площадку для гольфа.
Я почувствовал на себе руки Блютгетта, почувствовал, как меня подняли, и услышал, как Счастливчик удивленно спросил:
– А какая у тебя пушка, Эйс? С коротким стволом? Она похожа на пушку Скотта.
– Ты что, спятил? И давай быстрее, нечего рассусоливать!
И пока я чувствовал, как Блютгетт выволакивал меня из машины, у меня словно пелена спала с глаз. Пушка, которую Эйс держал в руке, действительно была моей, а так как мафиози должны были рассчитаться и со Счастливчиком, то они собирались убить сразу двух зайцев. Видимо, Райан заподозрил неладное. Он должен был меня убить здесь, а Эйс рассчитается со Счастливчиком и сунет мне в руку мой пистолет, чтобы лейтенант Уитон мог вынести вердикт: Скотт и Райан убили друг друга.
Я неподвижно лежал на земле, но чувствовал, как ко мне возвращается жизнь. Я подтянул ноги. Может быть, у меня и не было шанса выкарабкаться отсюда, но попытаться надо было.
– Я все еще не понимаю, почему именно я должен убить Скотта? – услышал я голос Счастливчика. – Если бы по крайней мере Франкенштейн...
– Дьявол тебя возьми, Счастливчик, ты должен говорить Фрэнки! Я тебе сотни раз говорил...
– Дай мне посмотреть на пушку, Эйс! Готов поспорить, что это пушка Скотта...
– Несчастный трус! Что, в штаны наделал? Боишься убить Скотта, который тебя в Лос-Анджелесе...
– Дай посмотреть! Вы что же, меня за такого дурака считаете, как Франкенштейн...
– Фрэнки! Черт бы тебя побрал, его звали Фрэнки! С меня достаточно... В этот момент я шевельнулся, спотыкнулся, снова упал, опять поднялся, почувствовав на себе дождь и грязь, в которую я соскальзывал. Позади меня – выстрелы, ругательства, крики...
Я побежал дальше. Казалось, что я только и делаю, что бегу, спотыкаюсь и падаю, встаю, бегу и падаю. В голове моей сверкала молния и грохотал гром, вокруг меня – полная темнота. Я все бежал и бежал целую вечность, пока, наконец, не упал в изнеможении в грязь, а дождь продолжал барабанить по моей спине..."
Прошло, наверное, минут десять, в которые я напряженно думал. Одна мысль сменяла другую, другая – третью, пока они, наконец, не были прерваны Полом Энсоном.
– Ну как, хорошее доказательство? – спросил он.
– Ничего, Пол. Совершенно ничего. Любой защитник разорвет это обвинение, которое будет опираться на эту запись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31