Там есть монетный двор, где три года назад отчеканили три миллиона золотых и серебряных франков. Однако же провинция Сонора вовсе не богата.
Хорошо одетые господа, предупрежденные о нашем прибытии, приняли нас со всеми подобающими церемониями. Конечно, в нашу честь не произносили торжественных речей и нам не подносили на серебряном подносе ключи от города, но и без этого всего было предостаточно.
Хорошо одетые господа — это алькальд и городские судьи. Они устроили роскошный банкет в нашу честь, где нас угощали хересом со специальных виноградников, о которых я до сих пор храню превосходные воспоминания.
14 июня. Господа узники, карета на Гуаймас подана!.. Наше путешествие напоминает триумфальное шествие.
Во Франции с преступниками так не обращаются, будь это даже государственные преступники.
Мы с Жюльеном, ничего не понимая, благословляем вмешательство нашего превосходного врага полковника Батлера, благодаря которому мы так быстро продвигаемся к цели. Тридцать лье, отделяющие Эрмосильо от Гуаймаса, мы проехали менее чем за десять часов, хотя дороги здесь очень напоминают сибирские. Наша старая кибитка должна была бы уже сотни раз перевернуться на этих колдобинах. Но она на удивление прочна.
Вид Гуаймаса приводит в уныние. Зажатый в кольцо известняковых гор, перерезанных извилистыми ущельями, где произрастают тощая растительность и карликовые пальмы, город насчитывает шесть тысяч жителей и выглядит заброшенным. Только в порту оживленно, и это благодаря американцам, прибывающим сюда покупать кожи, гуано, медь и серебро.
Возможно, железная дорога повысит значение этого порта, и он станет одним из лучших на побережье Тихого океана, единственным крупным портом в Калифорнийском заливе.
В Гуаймасе нет воды. Источники находятся на окраинах, по дороге к Эрмосильо. Вода, извлекаемая при помощи нории — колес с черпаками, или, иначе, черпакового транспортера, разливается по бурдюкам и водоносами, именуемыми aquadores, доставляется на ослах в город. Эти колоритные типы, своего рода мексиканские овернцы, — индейцы яки.
16 июня. Едва познакомившись, мы уже прощаемся с Гуаймасом. Теперь мы проезжаем вереницу маленьких, ничем не примечательных городков, связанных между собой этой ужасной дорогой, которая с успехом могла бы соперничать с дорогами Западной Сибири.
Сначала мы движемся на восток и этого направления придерживаемся на протяжении восьмидесяти километров, чтобы потом, у венты Кокори, наконец выйти на тракт, пересекающий Мексику с северо-запада на юго-восток.
18 июня. Проехав венту Кокори, семнадцатого июня мы прибываем в Аламос, расположенный между реками Рио-Майо и Рио-Фуэрте. Этот город, насчитывающий шесть тысяч жителей, — уединенный, пропыленный и еще более пустынный, чем Гуаймас. Для европейца жизнь в местных домах из самана и в поистине иссушающем одиночестве скоро превратилась бы в сплошной кошмар.
От Аламоса до Синалоа, столицы одноименной провинции, — около тридцати пяти лье, если двигаться через Фуэрте. Переход тяжелый. Сопровождающие нас всадники утомились. Некоторые уже отстали, потому что на подставах не было сменных лошадей. Индейские пехотинцы спят в фургоне, словно медведи в берлоге.
К счастью, нам удалось прекрасно переночевать в Синалоа.
19 июня. До Кульякана осталось сорок лье. Воздух все больше накаляется, появились москиты.
Я узнал, что Кульякан — столица губернаторства и епископства Сонора, число ее жителей достигает десяти тысяч. Это мне нравится. Здесь так же, как в Эрмосильо, имеется монетный двор. Интересно, почему все-таки монету чеканят в Мексике? Задаю себе этот вопрос потому, что вижу вокруг неприкрытую нищету. Кому это выгодно?
21 июня. Мы еще узники, но с нами обращаются все лучше, все бережней. Власти городов, через которые мы проезжаем, прекрасно принимают нас. Незаметно мы доехали до Нориа. Пройдено еще сто сорок километров. Мы рассчитывали остановиться в Нориа, но, кажется, придется ехать до Масатлана.
Ничего не поделаешь!
В десяти километрах южнее Нориа Жюльен, который ежедневно наносит на карту пройденный путь, объявляет, что мы находимся в тропиках. Я как-то позабыл о познавательной стороне нашего путешествия и признаюсь, что сообщение Жюльена вызывает во мне бурю восторгов.
Невольно начинаю думать о том, что я всего лишь бывший чиновник из префектуры Сена, и вдруг — в тропиках!.. Я, Жак Арно!.. Не хвастаясь, могу сказать себе, что факт прибытия сюда по суше вызывает во мне чувство законной гордости.
Жюльен, догадавшийся о моих размышлениях, усмехается и начинает напевать песенку о маленьком кораблике, который никогда… никогда… никогда не был в плавании. Это правда. И однако, этому маленькому кораблику пришлось-таки бороздить моря и океаны!.. О, зачеркнем скорее слова «бороздить моря и океаны»: язык моряков может принести мне несчастье!
22 июня. Теперь, когда я пересек тропический пояс, что мне за дело до Масатлана, как две капли воды похожего на Гуаймас, — я даже не буду описывать его. Мне столь же безразличны Рио-Президио и почтовые станции с подставами в Росарио и Акапонете.
Завтра переправляемся на пароме через Рио-Сантьяго. Эту речную переправу, весьма продолжительную, было бы правильнее назвать морской, потому что Рио-Сантьяго — одна из самых крупных рек Мексики.
Но разве не пересек я уже тропический пояс, чтобы чего-то бояться!
Мы будем ночевать в Тепике. Оттуда всего лишь сто пятьдесят лье по прямой — и мы в Мехико!
23 июня. Все идет так, что лучше и не надо: еще никогда мы не путешествовали с такой легкостью.
Мы вступили в горную страну. Температура не столь высока, не очень жарко. Мы поднимаемся медленно, покинув наконец бесконечную зону обожженной земли, тянущуюся адским коридором по берегу Калифорнийского залива.
«Жаркая земля» надолго сменяется «теплой землей». Мы непрестанно поднимаемся. Находимся уже где-то на высоте двух тысяч метров, что составляет среднюю высоту обширнейшего центрального плато Мексики.
24 июня. Тепик проехали ночью. Невозможно на ходу получить представление о городе, основанном, как сказал Жюльен, в 1531 году Нуньо де Гусманом, одним из спутников Кортеса.
Наше путешествие становится менее познавательным, зато более быстрым.
Начальник полиции Тепика получил официальные указания относительно наших милостей. С преувеличенной вежливостью, свойственной всем мексиканцам без различия сословий, от кабальеро до босяка, этот чиновник заявил, что мы обязаны днем и ночью двигаться в Мехико.
Мы будем спать в дилижансе, переделанном по такому случаю в спальный салон путем добавления двух соломенных матрасов. А обедать — на почтовых станциях.
Но где, увы, столь желанные сейчас снега!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Хорошо одетые господа, предупрежденные о нашем прибытии, приняли нас со всеми подобающими церемониями. Конечно, в нашу честь не произносили торжественных речей и нам не подносили на серебряном подносе ключи от города, но и без этого всего было предостаточно.
Хорошо одетые господа — это алькальд и городские судьи. Они устроили роскошный банкет в нашу честь, где нас угощали хересом со специальных виноградников, о которых я до сих пор храню превосходные воспоминания.
14 июня. Господа узники, карета на Гуаймас подана!.. Наше путешествие напоминает триумфальное шествие.
Во Франции с преступниками так не обращаются, будь это даже государственные преступники.
Мы с Жюльеном, ничего не понимая, благословляем вмешательство нашего превосходного врага полковника Батлера, благодаря которому мы так быстро продвигаемся к цели. Тридцать лье, отделяющие Эрмосильо от Гуаймаса, мы проехали менее чем за десять часов, хотя дороги здесь очень напоминают сибирские. Наша старая кибитка должна была бы уже сотни раз перевернуться на этих колдобинах. Но она на удивление прочна.
Вид Гуаймаса приводит в уныние. Зажатый в кольцо известняковых гор, перерезанных извилистыми ущельями, где произрастают тощая растительность и карликовые пальмы, город насчитывает шесть тысяч жителей и выглядит заброшенным. Только в порту оживленно, и это благодаря американцам, прибывающим сюда покупать кожи, гуано, медь и серебро.
Возможно, железная дорога повысит значение этого порта, и он станет одним из лучших на побережье Тихого океана, единственным крупным портом в Калифорнийском заливе.
В Гуаймасе нет воды. Источники находятся на окраинах, по дороге к Эрмосильо. Вода, извлекаемая при помощи нории — колес с черпаками, или, иначе, черпакового транспортера, разливается по бурдюкам и водоносами, именуемыми aquadores, доставляется на ослах в город. Эти колоритные типы, своего рода мексиканские овернцы, — индейцы яки.
16 июня. Едва познакомившись, мы уже прощаемся с Гуаймасом. Теперь мы проезжаем вереницу маленьких, ничем не примечательных городков, связанных между собой этой ужасной дорогой, которая с успехом могла бы соперничать с дорогами Западной Сибири.
Сначала мы движемся на восток и этого направления придерживаемся на протяжении восьмидесяти километров, чтобы потом, у венты Кокори, наконец выйти на тракт, пересекающий Мексику с северо-запада на юго-восток.
18 июня. Проехав венту Кокори, семнадцатого июня мы прибываем в Аламос, расположенный между реками Рио-Майо и Рио-Фуэрте. Этот город, насчитывающий шесть тысяч жителей, — уединенный, пропыленный и еще более пустынный, чем Гуаймас. Для европейца жизнь в местных домах из самана и в поистине иссушающем одиночестве скоро превратилась бы в сплошной кошмар.
От Аламоса до Синалоа, столицы одноименной провинции, — около тридцати пяти лье, если двигаться через Фуэрте. Переход тяжелый. Сопровождающие нас всадники утомились. Некоторые уже отстали, потому что на подставах не было сменных лошадей. Индейские пехотинцы спят в фургоне, словно медведи в берлоге.
К счастью, нам удалось прекрасно переночевать в Синалоа.
19 июня. До Кульякана осталось сорок лье. Воздух все больше накаляется, появились москиты.
Я узнал, что Кульякан — столица губернаторства и епископства Сонора, число ее жителей достигает десяти тысяч. Это мне нравится. Здесь так же, как в Эрмосильо, имеется монетный двор. Интересно, почему все-таки монету чеканят в Мексике? Задаю себе этот вопрос потому, что вижу вокруг неприкрытую нищету. Кому это выгодно?
21 июня. Мы еще узники, но с нами обращаются все лучше, все бережней. Власти городов, через которые мы проезжаем, прекрасно принимают нас. Незаметно мы доехали до Нориа. Пройдено еще сто сорок километров. Мы рассчитывали остановиться в Нориа, но, кажется, придется ехать до Масатлана.
Ничего не поделаешь!
В десяти километрах южнее Нориа Жюльен, который ежедневно наносит на карту пройденный путь, объявляет, что мы находимся в тропиках. Я как-то позабыл о познавательной стороне нашего путешествия и признаюсь, что сообщение Жюльена вызывает во мне бурю восторгов.
Невольно начинаю думать о том, что я всего лишь бывший чиновник из префектуры Сена, и вдруг — в тропиках!.. Я, Жак Арно!.. Не хвастаясь, могу сказать себе, что факт прибытия сюда по суше вызывает во мне чувство законной гордости.
Жюльен, догадавшийся о моих размышлениях, усмехается и начинает напевать песенку о маленьком кораблике, который никогда… никогда… никогда не был в плавании. Это правда. И однако, этому маленькому кораблику пришлось-таки бороздить моря и океаны!.. О, зачеркнем скорее слова «бороздить моря и океаны»: язык моряков может принести мне несчастье!
22 июня. Теперь, когда я пересек тропический пояс, что мне за дело до Масатлана, как две капли воды похожего на Гуаймас, — я даже не буду описывать его. Мне столь же безразличны Рио-Президио и почтовые станции с подставами в Росарио и Акапонете.
Завтра переправляемся на пароме через Рио-Сантьяго. Эту речную переправу, весьма продолжительную, было бы правильнее назвать морской, потому что Рио-Сантьяго — одна из самых крупных рек Мексики.
Но разве не пересек я уже тропический пояс, чтобы чего-то бояться!
Мы будем ночевать в Тепике. Оттуда всего лишь сто пятьдесят лье по прямой — и мы в Мехико!
23 июня. Все идет так, что лучше и не надо: еще никогда мы не путешествовали с такой легкостью.
Мы вступили в горную страну. Температура не столь высока, не очень жарко. Мы поднимаемся медленно, покинув наконец бесконечную зону обожженной земли, тянущуюся адским коридором по берегу Калифорнийского залива.
«Жаркая земля» надолго сменяется «теплой землей». Мы непрестанно поднимаемся. Находимся уже где-то на высоте двух тысяч метров, что составляет среднюю высоту обширнейшего центрального плато Мексики.
24 июня. Тепик проехали ночью. Невозможно на ходу получить представление о городе, основанном, как сказал Жюльен, в 1531 году Нуньо де Гусманом, одним из спутников Кортеса.
Наше путешествие становится менее познавательным, зато более быстрым.
Начальник полиции Тепика получил официальные указания относительно наших милостей. С преувеличенной вежливостью, свойственной всем мексиканцам без различия сословий, от кабальеро до босяка, этот чиновник заявил, что мы обязаны днем и ночью двигаться в Мехико.
Мы будем спать в дилижансе, переделанном по такому случаю в спальный салон путем добавления двух соломенных матрасов. А обедать — на почтовых станциях.
Но где, увы, столь желанные сейчас снега!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169