Ей будет стыдно смотреть тебе в глаза. Она скажет мне, что тебе нужно уехать, и я не стану спорить. Я выкину тебя из дома. – Про Эмму он не заикнулся, но под конец, словно давая Джеку возможность выбора, спросил: – Ты этого хочешь?
* * *
Орис Белмонт был типичным старателем-одиночкой, которому повезло.
К тому времени, как он приехал в Оклахому, на месторождении Гленн-Пул уже пробурили двенадцать тысяч скважин. Скважины качали нефть. Орис приехал в Сепульпу к Алексу, дяде жены. Алекса Рони на приисках все звали Коротышкой. Он купил лицензию на добычу полезных ископаемых на земле индейцев племени крик. Землю скупил по три доллара за акр до того, как в районе начался нефтяной бум. К тому времени, как в Гленн-Пул нашли нефть, Коротышка обнищал, и ему не на что было пробурить хотя бы одну пробную скважину. Однажды он напился, угнал цистерну сырой нефти и загнал ее в грязь. Следующие четыре года провел в тюрьме Макалестер. После освобождения Коротышка позвонил Орису Белмонту. Орис приехал из Индианы, привез купленную по дешевке списанную буровую технику: трубы, компрессоры, два паровых котла и шестнадцать тысяч долларов, которые удалось скопить за двадцать лет тяжелой работы бурильщиком. Под ногтями осталась несмываемая черная кайма.
Они пробурили две скважины – «Коротышка-1» и «Коротышка-2». Обе оказались без нефти. Удача явно отвернулась от старого дядюшки. Тогда они решили попытать счастья где-нибудь поблизости от скважины номер два. Коротышка поднялся на вышку оглядеться. По верху, футах в шестидесяти над скважиной, шел узкий балкон. Коротышка не успел обвязаться ремнем, потерял равновесие и рухнул с шестидесяти футов на пол буровой установки. От него разило кукурузным виски. Орис всегда боялся, что дядюшка свалится с высоты или что-нибудь свалится ему на голову.
Орис не понимал, почему скважины оказались сухими. На их земле, на всех восьми тысячах акров, скважин было не более двадцати, две из них принадлежали ему. Со злости Орис сменил название их компании с «Пчелка ойл энд гас» (они мечтали, когда разбогатеют, сделать своим символом пчелку из мультфильма) на «КН ойл энд гас», где буквы «КН» обозначали: «Конец неудачам». Целый год работал простым бурильщиком, чтобы возместить убытки. И вот пробурил «Эмму-1», названную в честь новорожденной дочки, которую видел два раза за четыре года, – и оттуда забила нефть, которой, казалось, не будет конца.
Жена Ориса родилась в Итоне, в штате Индиана, там они и познакомились. Он тогда работал на месторождении Трентон. Орис и Дорис... Он был уверен, что они созданы друг для друга. Когда пришел вызов от дяди из Оклахомы, Дорис должна была родить третьего ребенка – считая Ориса-младшего, который умер в младенчестве от дифтерии. Поэтому Дорис и их малолетний сынишка Джек остались в Итоне с овдовевшей матерью Дорис. Эмма родилась, когда Орис бурил сухие скважины.
Когда забил фонтан на «Эмме-1», благослови ее Бог, Орис перебрался из пансиона, в котором снимал комнату, в отель «Сент-Джеймс» в Сепульпе. Он пробурил «Эмму-2», дождался, когда из скважины забьет нефть, и только потом позвонил Дорис.
– Солнышко, угадай, что случилось? – тихо спросил он.
Дорис ответила:
– Если и последние скважины сухие, я от тебя ухожу. Я уеду, а с детьми побудет мама. Они и так на ней, мама балует их до черта. Говорит, Эмма будет нервной, потому что я не умею с ней обращаться, мне не хватает терпения. Откуда же мне взять терпение, если она постоянно висит у меня на шее? Знаешь, как она разговаривает с Эммой? «Соси, маленькая сучка!» Вот как она ее называет. «Соси больше, ори громче!»
– Солнышко, послушай меня, – попросил Орис. – За время нашего разговора мы разбогатели еще на несколько долларов.
Дорис собиралась многое высказать мужу, но в тот момент она как раз переводила дух и расслышала его слова. Она выросла на ферме и всю жизнь была худая, но жилистая и не боялась работы; у нее было хорошенькое личико, ровные белые зубы. Дорис читала иллюстрированные журналы и почтительно относилась к мужу. По субботам брила его, подстригала ему волосы и вислые усы. Потом брила себе ноги и подмышки, а он неотрывно смотрел на нее, все сильнее распаляясь, и кривил в улыбке губы. Сейчас Дорис было тридцать четыре года. Муж-бурильщик был старше ее на десять лет. По субботам они мылись: готовились к очередной неделе грязной работы. Она еще не выплеснула злость до конца и успела добавить:
– Скоро пять лет, как ты не видел Джека!
– Я приезжал домой на Рождество.
– Два раза по два дня за пять лет. Он настоящий разбойник, дьявол в коротких штанишках. Мне не удается с ним справиться. Эмма... ее ты видел только на фотографиях. А мама сводит меня с ума. Если ты сейчас же не пришлешь денег на билеты на поезд, я от тебя уйду. Можешь приехать и забрать детей, которых ты даже не знаешь.
Когда Дорис высказалась до конца, до нее вдруг дошло.
– Так мы богаты?
– Девятьсот баррелей в день из двух скважин, – ответил Орис, – а мы собираемся бурить еще. «Эмму-2» пришлось рвать динамитом, нам попалась скальная порода. Когда забил фонтан, вышку чуть не снесло. Я нанял человека, который строит для меня нефтехранилища... Ну как? Тебе полегчало?
Ей полегчало, но злость еще не улеглась, и Дорис сказала:
– Джеку нужна отцовская твердая рука. Меня он совершенно не слушается.
– Солнышко, – вздохнул Орис, – придется тебе потерпеть еще чуть-чуть. Я купил нам дом на южной окраине Талсы; там живут все нефтяные магнаты. Месяц-другой, и жилище будет готово.
Дорис уточнила, почему нельзя въехать сейчас же.
– Прежний владелец разорился. От него ушла вторая жена, и он застрелился прямо в спальне. Я велел все там перекрасить. Прежние владельцы любили вечеринки и бог знает что творили. Понимаешь, солнышко, дом выставили на аукцион, и я выкупил его за двадцать пять тысяч наличными.
Дорис в жизни не видела дома, который стоил бы двадцать пять тысяч долларов, и спросила, какой он.
– Построен восемь лет назад, – ответил Орис, – дом в греческом стиле.
– Я не отличу дома в греческом стиле от индейского типи, – вздохнула жена.
Он объяснил, что по фасаду идут колонны – называются дорические, – они поддерживают портик, но Дорис все равно ничего не поняла.
Орис рассказал: в доме есть столовая, в ней свободно разместятся человек двадцать. Жена представила себе наемных работников, которые полдничают перед выходом в поле. Сказал, что в доме пять спален, четыре ванных, зимний сад, комната для прислуги, гараж на три машины, большая кухня с ледником, в котором имеется семь дверей, и бассейн на заднем дворе...
– Да, совсем забыл, – спохватился Орис, – еще есть каток для роликов на третьем этаже!
На другом конце линии повисло молчание.
– Солнышко!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
* * *
Орис Белмонт был типичным старателем-одиночкой, которому повезло.
К тому времени, как он приехал в Оклахому, на месторождении Гленн-Пул уже пробурили двенадцать тысяч скважин. Скважины качали нефть. Орис приехал в Сепульпу к Алексу, дяде жены. Алекса Рони на приисках все звали Коротышкой. Он купил лицензию на добычу полезных ископаемых на земле индейцев племени крик. Землю скупил по три доллара за акр до того, как в районе начался нефтяной бум. К тому времени, как в Гленн-Пул нашли нефть, Коротышка обнищал, и ему не на что было пробурить хотя бы одну пробную скважину. Однажды он напился, угнал цистерну сырой нефти и загнал ее в грязь. Следующие четыре года провел в тюрьме Макалестер. После освобождения Коротышка позвонил Орису Белмонту. Орис приехал из Индианы, привез купленную по дешевке списанную буровую технику: трубы, компрессоры, два паровых котла и шестнадцать тысяч долларов, которые удалось скопить за двадцать лет тяжелой работы бурильщиком. Под ногтями осталась несмываемая черная кайма.
Они пробурили две скважины – «Коротышка-1» и «Коротышка-2». Обе оказались без нефти. Удача явно отвернулась от старого дядюшки. Тогда они решили попытать счастья где-нибудь поблизости от скважины номер два. Коротышка поднялся на вышку оглядеться. По верху, футах в шестидесяти над скважиной, шел узкий балкон. Коротышка не успел обвязаться ремнем, потерял равновесие и рухнул с шестидесяти футов на пол буровой установки. От него разило кукурузным виски. Орис всегда боялся, что дядюшка свалится с высоты или что-нибудь свалится ему на голову.
Орис не понимал, почему скважины оказались сухими. На их земле, на всех восьми тысячах акров, скважин было не более двадцати, две из них принадлежали ему. Со злости Орис сменил название их компании с «Пчелка ойл энд гас» (они мечтали, когда разбогатеют, сделать своим символом пчелку из мультфильма) на «КН ойл энд гас», где буквы «КН» обозначали: «Конец неудачам». Целый год работал простым бурильщиком, чтобы возместить убытки. И вот пробурил «Эмму-1», названную в честь новорожденной дочки, которую видел два раза за четыре года, – и оттуда забила нефть, которой, казалось, не будет конца.
Жена Ориса родилась в Итоне, в штате Индиана, там они и познакомились. Он тогда работал на месторождении Трентон. Орис и Дорис... Он был уверен, что они созданы друг для друга. Когда пришел вызов от дяди из Оклахомы, Дорис должна была родить третьего ребенка – считая Ориса-младшего, который умер в младенчестве от дифтерии. Поэтому Дорис и их малолетний сынишка Джек остались в Итоне с овдовевшей матерью Дорис. Эмма родилась, когда Орис бурил сухие скважины.
Когда забил фонтан на «Эмме-1», благослови ее Бог, Орис перебрался из пансиона, в котором снимал комнату, в отель «Сент-Джеймс» в Сепульпе. Он пробурил «Эмму-2», дождался, когда из скважины забьет нефть, и только потом позвонил Дорис.
– Солнышко, угадай, что случилось? – тихо спросил он.
Дорис ответила:
– Если и последние скважины сухие, я от тебя ухожу. Я уеду, а с детьми побудет мама. Они и так на ней, мама балует их до черта. Говорит, Эмма будет нервной, потому что я не умею с ней обращаться, мне не хватает терпения. Откуда же мне взять терпение, если она постоянно висит у меня на шее? Знаешь, как она разговаривает с Эммой? «Соси, маленькая сучка!» Вот как она ее называет. «Соси больше, ори громче!»
– Солнышко, послушай меня, – попросил Орис. – За время нашего разговора мы разбогатели еще на несколько долларов.
Дорис собиралась многое высказать мужу, но в тот момент она как раз переводила дух и расслышала его слова. Она выросла на ферме и всю жизнь была худая, но жилистая и не боялась работы; у нее было хорошенькое личико, ровные белые зубы. Дорис читала иллюстрированные журналы и почтительно относилась к мужу. По субботам брила его, подстригала ему волосы и вислые усы. Потом брила себе ноги и подмышки, а он неотрывно смотрел на нее, все сильнее распаляясь, и кривил в улыбке губы. Сейчас Дорис было тридцать четыре года. Муж-бурильщик был старше ее на десять лет. По субботам они мылись: готовились к очередной неделе грязной работы. Она еще не выплеснула злость до конца и успела добавить:
– Скоро пять лет, как ты не видел Джека!
– Я приезжал домой на Рождество.
– Два раза по два дня за пять лет. Он настоящий разбойник, дьявол в коротких штанишках. Мне не удается с ним справиться. Эмма... ее ты видел только на фотографиях. А мама сводит меня с ума. Если ты сейчас же не пришлешь денег на билеты на поезд, я от тебя уйду. Можешь приехать и забрать детей, которых ты даже не знаешь.
Когда Дорис высказалась до конца, до нее вдруг дошло.
– Так мы богаты?
– Девятьсот баррелей в день из двух скважин, – ответил Орис, – а мы собираемся бурить еще. «Эмму-2» пришлось рвать динамитом, нам попалась скальная порода. Когда забил фонтан, вышку чуть не снесло. Я нанял человека, который строит для меня нефтехранилища... Ну как? Тебе полегчало?
Ей полегчало, но злость еще не улеглась, и Дорис сказала:
– Джеку нужна отцовская твердая рука. Меня он совершенно не слушается.
– Солнышко, – вздохнул Орис, – придется тебе потерпеть еще чуть-чуть. Я купил нам дом на южной окраине Талсы; там живут все нефтяные магнаты. Месяц-другой, и жилище будет готово.
Дорис уточнила, почему нельзя въехать сейчас же.
– Прежний владелец разорился. От него ушла вторая жена, и он застрелился прямо в спальне. Я велел все там перекрасить. Прежние владельцы любили вечеринки и бог знает что творили. Понимаешь, солнышко, дом выставили на аукцион, и я выкупил его за двадцать пять тысяч наличными.
Дорис в жизни не видела дома, который стоил бы двадцать пять тысяч долларов, и спросила, какой он.
– Построен восемь лет назад, – ответил Орис, – дом в греческом стиле.
– Я не отличу дома в греческом стиле от индейского типи, – вздохнула жена.
Он объяснил, что по фасаду идут колонны – называются дорические, – они поддерживают портик, но Дорис все равно ничего не поняла.
Орис рассказал: в доме есть столовая, в ней свободно разместятся человек двадцать. Жена представила себе наемных работников, которые полдничают перед выходом в поле. Сказал, что в доме пять спален, четыре ванных, зимний сад, комната для прислуги, гараж на три машины, большая кухня с ледником, в котором имеется семь дверей, и бассейн на заднем дворе...
– Да, совсем забыл, – спохватился Орис, – еще есть каток для роликов на третьем этаже!
На другом конце линии повисло молчание.
– Солнышко!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74