— Точно.
Охотник поклонился. И было так заметно, каких усилий ему это стоит, каждое движение его так явно откликалось болью, что Дэмьен содрогнулся, глядя на него. Сколько обгоревших мышц порвалось, когда он сделал этот простой жест? Сколько крови вытекло, чтобы он смог продемонстрировать в последний раз непринужденное изящество?
— Удачи вам, преподобий Райс, — выдохнул Охотник. — Уверен, она вам понадобится.

ЭПИЛОГ
В самом сердце темного замка, в покоях Владыки Леса, стоял мраморный стол. Здесь, куда никогда не проникнуть гибельным лучам солнца, где сотрясения земли никогда не потревожат заботливо укрепленных талисманами стен, покоилось тело Охотника, окутанное темной Фэа, пурпурной энергией, льнущей к мертвенно-белой коже. Совершенно холодной. Совершенно безжизненной. Шелковое покрывало, ниспадавшее с отполированной поверхности, точно водопад, схваченный морозом в падении, обрисовывало контуры лежащего под ним тела. И как замок этот был на чужой взгляд копией цитадели Меренты, так и эта подземная комната была темным отражением кабинета Владетеля, и ремни, которые связывали умирающую Алмею Таррант, ныне жутковатым орнаментом украшали мраморную гладь, стягивая тело Охотника.
Энергия. Не ослабленная солнечным, ни даже лунным светом, не связанная присутствием примитивного разума. Чистая энергия, глубокого, сладкого действия, — энергия смертельного голода, что копилась в этих пещерах дольше, чем мог помнить человек. Она окутывала тело, как покров, саван, преграда против жизни — и сторонний наблюдатель не смог бы сказать, что упокоило плоть под этой защитой: холод ли истинной смерти или ее чудовищная имитация.
И вот здесь, где столько дней стояла полная тишина, послышались шаги. Они медленно, мягко, размеренно приближались. Потом заскрежетал ключ в замке, медленно заскрипели стальные петли, обремененные тяжким грузом. Свет Фэа мерцал на лбу альбиноса, пурпурно-красный отблеск горел в глубине лишенных пигмента глаз. Он оглядел фигуру, лежавшую перед ним, и поклонился, легко, изящно. И, протянув щупальце своей темной воли, коснулся потоков, что охраняли покой спеленутого тела.
Сначала ничего не произошло. Потом, бесконечно медленно, приподнялись бледные веки. Темное Фэа расступилось, и Владыка Леса пошевелил пальцами. Согнул и разогнул кисти. Вытянул руки. Через минуту он приподнялся и сел, и хотя последние отголоски боли еще заставляли его морщиться, по его движениям было видно, что наихудший вред, нанесенный солнцем, уже исцелен.
— Прошу простить меня, — поклонился альбинос. — Я знаю, что вы не велели себя беспокоить…
— Сколько времени прошло?
— Примерно большой месяц, ваша светлость.
— Так долго… — Охотник закрыл глаза и медленно, глубоко вдохнул, наслаждаясь воздухом. — Ты бы не беспокоил меня, Амориль, не будь у тебя причины. В чем дело?
— К вам проситель, милорд.
Светлые глаза распахнулись. В их глубине мерцали фиолетовые искры.
— В самом деле? Что за проситель?
— Демон, ваша светлость. Высокого ранга, если я правильно понял. Он сказал, что вы знаете его и отнесетесь со вниманием к его делу. Он представился как Калеста.
Тишина. Потом Охотник негромко подтвердил:
— Я знаю его. И кажется, знаю, что у него за дело.
— Не с ним ли вы сражались в ракханских землях?
Охотник спустил ноги со стола, постоял, пробуя свои силы.
— Он был симбиотом того, с кем я сражался. А такие не живут долго, если у них нет партнера-человека. — Он негромко хмыкнул. — Удивительно, что я еще знаю, для чего он предназначен.
— Партнер?
— Человек.
— Вы думаете, он хочет привязаться к вам?
— Скажем, это возможно.
— После всего, что он сделал?
— Демоны — не полноценные существа, Амориль. Как животные они знают только слепой голод и привязанность к руке, что их кормит. И страх смерти. Он в них так же силен, как в любом разумном существе. — Охотник осторожно покачался на ногах, проверяя, сможет ли стоять без поддержки.
— Симбиот Калесты мертв. Его враг жив. Ему выгодно умиротворить ту силу, которая может его уничтожить, а еще лучше втереться к ней в доверие. Такой союз может повысить его ранг.
— И вы возьмете его в союзники?
Лицо Охотника помрачнело.
— Я не забыл ничего. Но мы сейчас в моих владениях и будем играть по моим правилам. Посмотрим, сможет ли он приспособиться к ним. Вот так. — Он коснулся рукава шелковой рубахи, и темное Фэа прилежно разгладило складки. — Пусть зайдет в приемную и ждет меня там. — И предупредил: — Ему придется ждать довольно долго.
Альбинос поклонился:
— Слушаюсь, ваша светлость.
Тьма. Абсолютная тьма. Он позволил ей на мгновение заполнить свои глаза, свое сердце, просочиться глубоко в свою душу, туда, где еще пульсировала боль солнечных ожогов. А затем он позволил себе Видеть и Слышать и вдохнул энергию Леса. Мощную симфонию, которая вздымалась над землей, темная, холодная, насыщенная его властью. «Как прекрасно, — подумал он. — Ничего нет прекраснее». Он чувствовал деревья, которые росли неподалеку, превращенные, служившие его желаниям; хищники сновали по их кронам и по земле и откликались лишь на его волю; полнокровная жизнь ждала его у самых границ его владений, алчная, беспокойная, по-человечески безрассудная. Ее близость возбуждала в нем такой голод, что на мгновение ему показалось, будто весь Лес наполнился кровью и воздух в нем загустел от аромата страха. И все заглушила музыка умирания, до того прекрасная, что вызвала боль.
Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз охотился? Он жаждал испить сладкий вкус женского ужаса, испытать необузданное удовольствие погони по той земле, где вся жизнь служила его воле, где тропы, если он того желал, могли изменить направление и привести жертву обратно по ее же следам в его ждущие руки… Он вздрогнул от голода, только подумав об этом. Слишком много прошло дней. Слишком много ночей ракханского страха, крови, вытекшей из тела, и жестокой необходимости, что давила на него. Теперь нет нужды ни в чем себя ограничивать. Теперь он может выбрать себе жертву, и загнать ее в эти леса, и насладиться как ему вздумается. Очистить душу убийствами, пока разъедающая порча союза с человеческим, родом останется всего лишь неприятным воспоминанием.
«Пока ты не придешь ко мне, Райс. Пока ты не сделаешь то, чего требует твое естество, пока не попытаешься прикончить меня. В моих владениях. По моим правилам. — Он мрачно усмехнулся. — У тебя нет ни единого шанса, друг мой. Но мне приятно будет посмотреть, как ты стараешься».
Темное Фэа клубилось у его ног, шелковая мантия скользила по полу. Владетель Меренты направился в свою приемную.
Черный пол, темные занавеси. Они ласкали взгляд, умиротворяли сердце, лелеяли душу, взращенную в ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158