Это ужасно, правда? — Она перевела дыхание. — Потому что однажды я поняла — никогда я не стану главным в твоей жизни. Никогда. Да, я пыталась убедить себя, что, если мы больше времени будем проводить вместе, если ты будешь уделять мне больше внимания, мы преодолеем эти сложности и придем к отношениям, которые меня устраивают. Которые мне необходимы . У нас ничего не получилось. И это началось задолго до последней трагедии. Все правильно, Сензи, ты не можешь иначе, теперь я понимаю это…
— Если ты из-за Сиани…
— Это не из-за Сиани! Как ты не понимаешь? И не из-за любой другой женщины. Боги! — Она горько рассмеялась. — Хотелось бы мне, чтобы это была другая женщина. Я знаю, как бороться с соперницей, если это всего лишь женщина… Но я не знаю, как бороться с этим ! — Ее глаза, обычно мягкие, сверкали от гнева. И боли. — Это — Фэа, Зен. Твое стремление получить то, чего тебе не дано. Ты думаешь, я не вижу, как тоска гложет тебя? Ты думаешь, я не чувствую этого постоянно, когда ты со мной? Все время, с тех пор как мы познакомились. Даже когда мы занимались любовью — как ты хотел, чтобы это было чем-то большим, как хотел воспринимать это на всех уровнях чувств, доступных лишь посвященным… Ты думаешь, я не замечала твоих страданий? — Она глубоко вздохнула. — Я не могу так жить больше. Прости. Я очень долго пыталась… и я не могу больше.
— Лэш… мы попробуем вместе…
— Когда ты вернешься? Через два или три года? И ты действительно думаешь, что я стану ждать — ради этого?
Сензи молчал. Его душили слова гнева, мольбы, недоумения и… вины. Потому что он предчувствовал приближение такой развязки, не признаваясь в этом самому себе. И презирал себя за неспособность предотвратить ее.
— Я люблю тебя, — коротко сказал он. Стараясь передать все, что чувствовал, в этих простых словах. — Я люблю тебя больше всего на свете, Лэш…
— Я тоже люблю тебя, — прошептала она в ответ. — И всегда любила. — По ее щеке скатилась слеза. — Только мне бы хотелось, чтобы были и другие основания для брака. А их нет. Разве ты не видишь?
Он хотел возразить. Остановить ее, сказать, что, как только вернется, они все начнут сначала — он переменится… Но слова застряли у него в горле. Потому что она была права, и он это знает. Никакие обещания ничего не изменят. Для него главным в жизни всегда было, есть и будет Фэа. И если ей не достаточно было, что он старался не выражать это слишком открыто, старался сдерживать эту невыносимую жажду власти над Фэа… он ничего больше не может сделать. Ничего.
— Мне жаль, — тихо проговорил Сензи, смотря прямо в бездну, разделившую их, и не зная, как пересечь ее. Как будто они внезапно стали совершенно чужими друг для друга. — Мне очень жаль.
— Надеюсь, ты обретешь то, чего так жаждешь, — пробормотала девушка. — Или наконец успокоишься. Если я смогу чем-нибудь помочь… Я помогу. Ты знаешь.
— Хорошо, — почти неслышно ответил он.
Аллеша подошла к нему и нежно поцеловала. Сензи обнял ее. Как будто это могло уменьшить их печаль… Они долго стояли обнявшись, и Сензи, подумав о Фэа, почувствовал, как его прежняя жизнь раскалывается на куски и медленно растворяется в прошлом.
В каком-то оцепенении он смотрел, как Аллеша кладет на стол кольцо. Вода с ее пальцев натекла в маленькую лужицу.
— Я присмотрю за домом, пока тебя не будет. Так что не беспокойся о своих книгах.
Она скользнула взглядом по ровному ряду вымытых тарелок, посмотрела Сензи в глаза. Голос ее дрожал, когда она прошептала:
— Мне жаль, Зен. Так жаль…
И выбежала из комнаты. Сензи рванулся за ней… но заставил себя остановиться. Что он собирался сказать? Где надеялся отыскать волшебные слова, которые изменили бы все к лучшему? Разве посмел бы он утверждать, что Аллеша не права, что он не обманул ее ожиданий, что, когда он вернется, все будет в порядке?
Он тяжело опустился на стул. Поддел пальцем колечко с его именем внутри… И заплакал.
13
— Ваше Святейшество!
Патриарх закрыл тяжелый том, лежавший перед ним, и указал на кресло напротив.
— Проходите, преподобный Райс, присаживайтесь.
Дэмьен попробовал заставить себя сесть, но не смог. Нервы были напряжены до предела, и ему казалось, если он попытается наклониться или расслабит мышцы, в нем что-то сломается.
— Святой Отец, я… я с просьбой.
«Скорее всего, это неверный шаг и все закончится ничем».
Патриарх внимательно оглядел всклокоченные волосы гостя, покрасневшие глаза, простую одежду, в которой Дэмьен явился на аудиенцию. И медленно кивнул.
— Слушаю вас.
— Мне нужно… видите ли, случилось нечто… — Он почувствовал, как дрожит голос, глубоко вздохнул, попытался овладеть собой. «Ты боишься не только того, что он откажет. Ты боишься Фэа, которое реализует его отказ». Наконец он заговорил, но Патриарх остановил его.
— Присядьте, преподобный Райс, — сказал тихо, но повелительно. Фэа сгущалось вокруг первосвященника, питая исходившую от него силу. — Это приказ.
Дэмьен заставил себя сесть. Снова начал говорить, и снова Патриарх прервал его. Он подал Дэмьену красный стеклянный бокал с вином. Дэмьен выпил — сладкое красное вино, недавно охлажденное. С усилием взял себя в руки, расслабился. Выпил еще. И через какое-то время его сердце стало биться почти нормально.
— А теперь, — распорядился Патриарх, когда он поставил бокал на стол, — рассказывайте.
И Дэмьен открылся. Но поведал не тщательно подготовленную смесь правды и полуправды, предназначавшуюся, чтобы склонить Патриарха к желаемому разрешению ситуации. Что-то подсказало Дэмьену, что правильнее будет поступить иначе. Может быть, Фэа, связывавшее их на едва различимых уровнях. Или человеческий инстинкт, говоривший, что сейчас Патриарх готов услышать правду.
Он рассказал все. Патриарх перебивал его раз или два, уточняя детали, но более никакой реакции на доклад не наблюдалось. На лице Патриарха не отражалось ни сочувствия, ни враждебности, ни даже осторожности. Ничего из тех чувств, которые ожидал увидеть Дэмьен.
— Теперь все дело в том, — подвел итог Дэмьен, сделав глубокий вдох, стараясь успокоиться, — что я должен просить позволения освободить меня от исполнения обязанностей в Ордене в связи с отъездом на восток. Мне нужно разрешение на отъезд, Ваше Святейшество. Я уверен, что иного выхода нет.
Некоторое время Патриарх пристально разглядывал посетителя. Казалось, его проницательные синие глаза проникают в душу священника. Наконец он спросил:
— А если я откажу?
У Дэмьена перехватило дыхание.
— Но это дело касается не меня одного! Если эти демоны способны покидать земли ракхов…
— Вы не ответили на мой вопрос.
Их глаза встретились. Взгляд Патриарха был холодным и тяжелым. Ответ мог быть только один, но он рвал душу Дэмьена на части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
— Если ты из-за Сиани…
— Это не из-за Сиани! Как ты не понимаешь? И не из-за любой другой женщины. Боги! — Она горько рассмеялась. — Хотелось бы мне, чтобы это была другая женщина. Я знаю, как бороться с соперницей, если это всего лишь женщина… Но я не знаю, как бороться с этим ! — Ее глаза, обычно мягкие, сверкали от гнева. И боли. — Это — Фэа, Зен. Твое стремление получить то, чего тебе не дано. Ты думаешь, я не вижу, как тоска гложет тебя? Ты думаешь, я не чувствую этого постоянно, когда ты со мной? Все время, с тех пор как мы познакомились. Даже когда мы занимались любовью — как ты хотел, чтобы это было чем-то большим, как хотел воспринимать это на всех уровнях чувств, доступных лишь посвященным… Ты думаешь, я не замечала твоих страданий? — Она глубоко вздохнула. — Я не могу так жить больше. Прости. Я очень долго пыталась… и я не могу больше.
— Лэш… мы попробуем вместе…
— Когда ты вернешься? Через два или три года? И ты действительно думаешь, что я стану ждать — ради этого?
Сензи молчал. Его душили слова гнева, мольбы, недоумения и… вины. Потому что он предчувствовал приближение такой развязки, не признаваясь в этом самому себе. И презирал себя за неспособность предотвратить ее.
— Я люблю тебя, — коротко сказал он. Стараясь передать все, что чувствовал, в этих простых словах. — Я люблю тебя больше всего на свете, Лэш…
— Я тоже люблю тебя, — прошептала она в ответ. — И всегда любила. — По ее щеке скатилась слеза. — Только мне бы хотелось, чтобы были и другие основания для брака. А их нет. Разве ты не видишь?
Он хотел возразить. Остановить ее, сказать, что, как только вернется, они все начнут сначала — он переменится… Но слова застряли у него в горле. Потому что она была права, и он это знает. Никакие обещания ничего не изменят. Для него главным в жизни всегда было, есть и будет Фэа. И если ей не достаточно было, что он старался не выражать это слишком открыто, старался сдерживать эту невыносимую жажду власти над Фэа… он ничего больше не может сделать. Ничего.
— Мне жаль, — тихо проговорил Сензи, смотря прямо в бездну, разделившую их, и не зная, как пересечь ее. Как будто они внезапно стали совершенно чужими друг для друга. — Мне очень жаль.
— Надеюсь, ты обретешь то, чего так жаждешь, — пробормотала девушка. — Или наконец успокоишься. Если я смогу чем-нибудь помочь… Я помогу. Ты знаешь.
— Хорошо, — почти неслышно ответил он.
Аллеша подошла к нему и нежно поцеловала. Сензи обнял ее. Как будто это могло уменьшить их печаль… Они долго стояли обнявшись, и Сензи, подумав о Фэа, почувствовал, как его прежняя жизнь раскалывается на куски и медленно растворяется в прошлом.
В каком-то оцепенении он смотрел, как Аллеша кладет на стол кольцо. Вода с ее пальцев натекла в маленькую лужицу.
— Я присмотрю за домом, пока тебя не будет. Так что не беспокойся о своих книгах.
Она скользнула взглядом по ровному ряду вымытых тарелок, посмотрела Сензи в глаза. Голос ее дрожал, когда она прошептала:
— Мне жаль, Зен. Так жаль…
И выбежала из комнаты. Сензи рванулся за ней… но заставил себя остановиться. Что он собирался сказать? Где надеялся отыскать волшебные слова, которые изменили бы все к лучшему? Разве посмел бы он утверждать, что Аллеша не права, что он не обманул ее ожиданий, что, когда он вернется, все будет в порядке?
Он тяжело опустился на стул. Поддел пальцем колечко с его именем внутри… И заплакал.
13
— Ваше Святейшество!
Патриарх закрыл тяжелый том, лежавший перед ним, и указал на кресло напротив.
— Проходите, преподобный Райс, присаживайтесь.
Дэмьен попробовал заставить себя сесть, но не смог. Нервы были напряжены до предела, и ему казалось, если он попытается наклониться или расслабит мышцы, в нем что-то сломается.
— Святой Отец, я… я с просьбой.
«Скорее всего, это неверный шаг и все закончится ничем».
Патриарх внимательно оглядел всклокоченные волосы гостя, покрасневшие глаза, простую одежду, в которой Дэмьен явился на аудиенцию. И медленно кивнул.
— Слушаю вас.
— Мне нужно… видите ли, случилось нечто… — Он почувствовал, как дрожит голос, глубоко вздохнул, попытался овладеть собой. «Ты боишься не только того, что он откажет. Ты боишься Фэа, которое реализует его отказ». Наконец он заговорил, но Патриарх остановил его.
— Присядьте, преподобный Райс, — сказал тихо, но повелительно. Фэа сгущалось вокруг первосвященника, питая исходившую от него силу. — Это приказ.
Дэмьен заставил себя сесть. Снова начал говорить, и снова Патриарх прервал его. Он подал Дэмьену красный стеклянный бокал с вином. Дэмьен выпил — сладкое красное вино, недавно охлажденное. С усилием взял себя в руки, расслабился. Выпил еще. И через какое-то время его сердце стало биться почти нормально.
— А теперь, — распорядился Патриарх, когда он поставил бокал на стол, — рассказывайте.
И Дэмьен открылся. Но поведал не тщательно подготовленную смесь правды и полуправды, предназначавшуюся, чтобы склонить Патриарха к желаемому разрешению ситуации. Что-то подсказало Дэмьену, что правильнее будет поступить иначе. Может быть, Фэа, связывавшее их на едва различимых уровнях. Или человеческий инстинкт, говоривший, что сейчас Патриарх готов услышать правду.
Он рассказал все. Патриарх перебивал его раз или два, уточняя детали, но более никакой реакции на доклад не наблюдалось. На лице Патриарха не отражалось ни сочувствия, ни враждебности, ни даже осторожности. Ничего из тех чувств, которые ожидал увидеть Дэмьен.
— Теперь все дело в том, — подвел итог Дэмьен, сделав глубокий вдох, стараясь успокоиться, — что я должен просить позволения освободить меня от исполнения обязанностей в Ордене в связи с отъездом на восток. Мне нужно разрешение на отъезд, Ваше Святейшество. Я уверен, что иного выхода нет.
Некоторое время Патриарх пристально разглядывал посетителя. Казалось, его проницательные синие глаза проникают в душу священника. Наконец он спросил:
— А если я откажу?
У Дэмьена перехватило дыхание.
— Но это дело касается не меня одного! Если эти демоны способны покидать земли ракхов…
— Вы не ответили на мой вопрос.
Их глаза встретились. Взгляд Патриарха был холодным и тяжелым. Ответ мог быть только один, но он рвал душу Дэмьена на части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158