Одному трудно решать за четверых, и я не хочу утверждать, что это у меня получается или что это мне нравится. Но это нужно делать. А как это делать, если я даже не знаю, кто мой спутник? Мы уже попадали в ситуацию, когда я не знал, как, черт побери, помочь тебе или хотя бы не помешать… Я не люблю чувствовать себя беспомощным. Но там, на реке, было именно так. Я не люблю путешествовать с загадками, но ты заставляешь меня так поступать. Это никому из нас не облегчает путь. — Он подождал мгновение, надеясь на ответ. Не дождавшись, продолжил: — Я думаю, они могли убить тебя там, у реки. И не думаю, что ты смог бы им помешать. Я не прав? Столетия жизни, могущество, о котором другие не осмеливаются даже мечтать, — и все это могло закончиться одним ударом копья. Скажи мне, Охотник, я неверно оценил тебя?
Глаза посвященного сузились: память о той ночи явно растравила его.
— Если бы я решал только за себя, они бы меня даже не коснулись. Но я беспокоился за леди, а значит, ты… — Он запнулся. — Нет, это сложно.
— У нас с тобой общее дело. Ни мне, ни тебе может не нравиться этот факт, но мы оба согласились принять его. Я выполнил свою часть договора — ты знаешь это, Охотник. Теперь твоя очередь.
Тихий голос Тарранта звенел от напряжения:
— Ты спрашиваешь, чтобы узнать мои слабости.
— Я спрашиваю, что ты такое. Разве это так неразумно? С каким человеком — или существом — мы странствуем бок о бок. Черт бы тебя побрал, колдун! Я устал гадать! Устал надеяться, что нас не застанет врасплох ситуация, когда мое неведение дорого нам обойдется. Я мог бы помочь тебе там, у реки, но как я мог узнать, что тебе нужно? Они могли угрожать тебе чем угодно, но что может действительно угрожать твоей власти? Чем ближе мы к нашему врагу, тем яснее видно, насколько он силен. В один прекрасный день мы столкнемся с главным ублюдком лицом к лицу, и ты должен будешь рассчитывать на одного из нас, как на поддержку. Помилуй нас Боже, если и тогда я должен буду гадать. Ты что, рискнешь своей жизнью, положась на мои догадки?
Охотник взглянул на него. Холодные глаза, и еще холоднее их выражение; слова его падали как льдинки:
— Человек не должен выказывать свои уязвимые места тому, кто намеревается его уничтожить.
Дэмьен резко вдохнул, задержал воздух. Медленно выдохнул:
— Я никогда не говорил этого.
Слабая улыбка — почти улыбка — смягчила выражение лица Охотника.
— Ты и вправду считаешь, что можешь скрыть от меня хоть что-нибудь? После всего, что произошло между нами? Я знаю, каковы твои намерения.
— Но не здесь, — твердо заявил Дэмьен — Не сейчас. Не во время нашего путешествия. Я не могу сказать, что случится потом, когда мы оставим земли ракхов, но сейчас мы четверо — союзники. Я принял это. Разве ты не видишь, что я не лгу?
— А потом? — тихо осведомился посвященный.
— Что ты хочешь сказать? — огрызнулся Дэмьен. — Что я одобряю твой образ жизни? Что в моем характере сидеть в сторонке и смотреть, как режут женщин ради твоей забавы? Я поклялся избавить от тебя мир гораздо раньше, чем встретил. Но этот обет принадлежит другому времени и месту — вообще другому миру. Здесь другие правила. И если мы оба хотим вернуться домой, мы, черт возьми, должны работать вместе. После же этого… Полагаю, ты знаешь, как позаботиться о себе, вернувшись назад, в Лес. Ты и вправду думаешь, что простые слова могут что-то изменить?
Минуту Таррант пристально всматривался в него. Невозможно было понять выражение его глаз, направление его мыслей; невозможно было проникнуть под его непроницаемую маску.
— Упрямство — одно из немногих твоих качеств, которое возмещает нехватку прочих, — задумчиво проговорил он наконец. — Иногда оно раздражает… но с ним приходится считаться.
Внезапно сорвался ветер, всколыхнул траву у них под ногами. Где-то неподалеку хрипло крикнула голодная хищная птица.
— Ты спрашиваешь, кто я, как будто на это так просто ответить. Словно я сам не провел столько веков, пытаясь выяснить именно это. — Он отвернулся от Дэмьена, так что тот не мог видеть его лица; его слова адресовались ночи. — Десять веков назад я пожертвовал своей человеческой сущностью, заключив сделку. Есть в этом мире силы столь злые, что им нет имени, столь всеобъемлющие, что ни один образ не может вместить их. Я говорил с ними через канал, протравленный кровью моей семьи. «Дайте мне вечную жизнь, — сказал я им, — и я буду служить вашим целям. Я приму любую форму, какую вы потребуете, приспособлю свою плоть, чтобы удовлетворить вашу волю, — вы получите всего меня, кроме моей души. Она одна останется при мне». И они ответили — не словами, превращением. Я стал чем-то другим, не тем человеком, которым был; существом, чей голод и инстинкты служили темной воле. И договор этот до сих пор действителен.
Законы моего существования? Я узнавал их не сразу. Как актер, который обнаружил себя стоящим на незнакомой сцене, изрекающим строки, которых он не знает, в пьесе, которую никогда не читал, я ощупью брел сквозь века. Ты думаешь, это было не так? Ты думаешь, когда я принес жертву, кто-то сунул мне в руки учебник и сказал: «Вот новые правила. Ты должен следовать им». Жаль разочаровывать тебя, священник… — Он холодно хмыкнул. — Я живу. Я хочу есть. Я ищу то, что может насытить голод и учусь добывать это. Вначале у меня было мало опыта, и грубый голод утоляла грубая пища. Кровь. Насилие. Судороги агонизирующей плоти. Когда я стал искушеннее, таким же стал и мой аппетит… Но прежняя пища еще подкрепляет меня, — предупредил он. — Пусть это будет человеческая кровь, если нет ничего другого. Я ответил на твой вопрос?
— Ты был вампиром.
— Какое-то время. Когда только начинал. Прежде, чем Открыл, что есть и другие возможности. Жалкая полужизнь этих типов и огромные физические усилия никогда меня не привлекали. Я счел утонченное наслаждение от вмешательства в физиологию гораздо более… удовлетворительным. Что до власти, что поддерживает во мне жизнь… Назови это слиянием тех сил, которые на Земле считались просто негативными, но которые здесь имеют материальную основу и энергетический потенциал, о котором на Земле не приходилось и мечтать. Холод, который есть отсутствие тепла. Тьма, которая есть отсутствие света. Смерть — отсутствие жизни. Эти силы заключают в себе мое бытие — они хранят мою жизнь, они определяют мою силу и мою слабость, мои желания, даже мой способ мыслить. Что до того, как эта власть проявляет себя… — Он помолчал. — Я принимаю любую форму, чтобы внушить страх тем, кто окружает меня.
— Как ты поступил в Морготе.
— Как я поступаю даже сейчас.
Дэмьен застыл.
— Леди знает, что я могу, подражая тварям, атаковавшим ее, заставить ее вновь пережить эту боль в любое время, когда мне того захочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Глаза посвященного сузились: память о той ночи явно растравила его.
— Если бы я решал только за себя, они бы меня даже не коснулись. Но я беспокоился за леди, а значит, ты… — Он запнулся. — Нет, это сложно.
— У нас с тобой общее дело. Ни мне, ни тебе может не нравиться этот факт, но мы оба согласились принять его. Я выполнил свою часть договора — ты знаешь это, Охотник. Теперь твоя очередь.
Тихий голос Тарранта звенел от напряжения:
— Ты спрашиваешь, чтобы узнать мои слабости.
— Я спрашиваю, что ты такое. Разве это так неразумно? С каким человеком — или существом — мы странствуем бок о бок. Черт бы тебя побрал, колдун! Я устал гадать! Устал надеяться, что нас не застанет врасплох ситуация, когда мое неведение дорого нам обойдется. Я мог бы помочь тебе там, у реки, но как я мог узнать, что тебе нужно? Они могли угрожать тебе чем угодно, но что может действительно угрожать твоей власти? Чем ближе мы к нашему врагу, тем яснее видно, насколько он силен. В один прекрасный день мы столкнемся с главным ублюдком лицом к лицу, и ты должен будешь рассчитывать на одного из нас, как на поддержку. Помилуй нас Боже, если и тогда я должен буду гадать. Ты что, рискнешь своей жизнью, положась на мои догадки?
Охотник взглянул на него. Холодные глаза, и еще холоднее их выражение; слова его падали как льдинки:
— Человек не должен выказывать свои уязвимые места тому, кто намеревается его уничтожить.
Дэмьен резко вдохнул, задержал воздух. Медленно выдохнул:
— Я никогда не говорил этого.
Слабая улыбка — почти улыбка — смягчила выражение лица Охотника.
— Ты и вправду считаешь, что можешь скрыть от меня хоть что-нибудь? После всего, что произошло между нами? Я знаю, каковы твои намерения.
— Но не здесь, — твердо заявил Дэмьен — Не сейчас. Не во время нашего путешествия. Я не могу сказать, что случится потом, когда мы оставим земли ракхов, но сейчас мы четверо — союзники. Я принял это. Разве ты не видишь, что я не лгу?
— А потом? — тихо осведомился посвященный.
— Что ты хочешь сказать? — огрызнулся Дэмьен. — Что я одобряю твой образ жизни? Что в моем характере сидеть в сторонке и смотреть, как режут женщин ради твоей забавы? Я поклялся избавить от тебя мир гораздо раньше, чем встретил. Но этот обет принадлежит другому времени и месту — вообще другому миру. Здесь другие правила. И если мы оба хотим вернуться домой, мы, черт возьми, должны работать вместе. После же этого… Полагаю, ты знаешь, как позаботиться о себе, вернувшись назад, в Лес. Ты и вправду думаешь, что простые слова могут что-то изменить?
Минуту Таррант пристально всматривался в него. Невозможно было понять выражение его глаз, направление его мыслей; невозможно было проникнуть под его непроницаемую маску.
— Упрямство — одно из немногих твоих качеств, которое возмещает нехватку прочих, — задумчиво проговорил он наконец. — Иногда оно раздражает… но с ним приходится считаться.
Внезапно сорвался ветер, всколыхнул траву у них под ногами. Где-то неподалеку хрипло крикнула голодная хищная птица.
— Ты спрашиваешь, кто я, как будто на это так просто ответить. Словно я сам не провел столько веков, пытаясь выяснить именно это. — Он отвернулся от Дэмьена, так что тот не мог видеть его лица; его слова адресовались ночи. — Десять веков назад я пожертвовал своей человеческой сущностью, заключив сделку. Есть в этом мире силы столь злые, что им нет имени, столь всеобъемлющие, что ни один образ не может вместить их. Я говорил с ними через канал, протравленный кровью моей семьи. «Дайте мне вечную жизнь, — сказал я им, — и я буду служить вашим целям. Я приму любую форму, какую вы потребуете, приспособлю свою плоть, чтобы удовлетворить вашу волю, — вы получите всего меня, кроме моей души. Она одна останется при мне». И они ответили — не словами, превращением. Я стал чем-то другим, не тем человеком, которым был; существом, чей голод и инстинкты служили темной воле. И договор этот до сих пор действителен.
Законы моего существования? Я узнавал их не сразу. Как актер, который обнаружил себя стоящим на незнакомой сцене, изрекающим строки, которых он не знает, в пьесе, которую никогда не читал, я ощупью брел сквозь века. Ты думаешь, это было не так? Ты думаешь, когда я принес жертву, кто-то сунул мне в руки учебник и сказал: «Вот новые правила. Ты должен следовать им». Жаль разочаровывать тебя, священник… — Он холодно хмыкнул. — Я живу. Я хочу есть. Я ищу то, что может насытить голод и учусь добывать это. Вначале у меня было мало опыта, и грубый голод утоляла грубая пища. Кровь. Насилие. Судороги агонизирующей плоти. Когда я стал искушеннее, таким же стал и мой аппетит… Но прежняя пища еще подкрепляет меня, — предупредил он. — Пусть это будет человеческая кровь, если нет ничего другого. Я ответил на твой вопрос?
— Ты был вампиром.
— Какое-то время. Когда только начинал. Прежде, чем Открыл, что есть и другие возможности. Жалкая полужизнь этих типов и огромные физические усилия никогда меня не привлекали. Я счел утонченное наслаждение от вмешательства в физиологию гораздо более… удовлетворительным. Что до власти, что поддерживает во мне жизнь… Назови это слиянием тех сил, которые на Земле считались просто негативными, но которые здесь имеют материальную основу и энергетический потенциал, о котором на Земле не приходилось и мечтать. Холод, который есть отсутствие тепла. Тьма, которая есть отсутствие света. Смерть — отсутствие жизни. Эти силы заключают в себе мое бытие — они хранят мою жизнь, они определяют мою силу и мою слабость, мои желания, даже мой способ мыслить. Что до того, как эта власть проявляет себя… — Он помолчал. — Я принимаю любую форму, чтобы внушить страх тем, кто окружает меня.
— Как ты поступил в Морготе.
— Как я поступаю даже сейчас.
Дэмьен застыл.
— Леди знает, что я могу, подражая тварям, атаковавшим ее, заставить ее вновь пережить эту боль в любое время, когда мне того захочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158