— Она поколебалась немного и спросила: — А ты уверена, что это совсем уж не так? Как может голова быка оказаться на плечах человека, если человек этот — не бог? Вспомни, ведь именно такими были боги Египта! И разве обычный трехмесячный младенец может сидеть прямо и есть мясные колобки?
— Возможно, кое-что от своего отца он и получил. Я не говорю, что он не отпрыск Посейдона и не обладает Дарами богов. Я говорю только, что, каким бы он ни стал в будущем, сейчас Астерион — дитя. Ему нужно, чтобы его укачивали, любили, давали игрушки и учили с ними играть. — Она помолчала и — зная, что чем больше выгод найдет для себя Федра в уходе за Астерионом, тем лучше малышу будет — медленно проговорила: — Если он действительно будет богом, лучший для тебя способ стать в грядущем его Избранницей — добиться его любви сейчас.
Федра чуть вздрогнула, а потом кивнула.
— Ты права, конечно. Я и матери говорила об этом, но ко мне она прислушивается так же, как когда-то к тебе. Астерион ее терпеть не может.
Показалось Ариадне — или действительно на губах Федры мелькнула тень улыбки? Она поморгала — глаза, уставшие от недосыпания и слез, видели плохо, — но улыбка, если и была, исчезла.
— К тебе она может прислушаться, — ответила она. — Это мне она все время все делает назло — с тех пор, как Дионис пришел на мой Призыв.
— Ну, скоро это перестанет ее задевать. Теперь у нее есть собственный бог — и она сможет заставлять его говорить и делать все, что ей будет нужно. Ты разве не знаешь, что отец разослал вестников по всему царству, повелевая всем собраться в великом храме в Кноссе, дабы поклониться Богу-Быку во плоти? Вчера утром, когда народ должен был прийти к тебе, в святилище Диониса, они все глазели на Астериона — мать выставила его напоказ и пыталась толковать его рев.
Ариадна, которая как раз собиралась сесть на свое прежнее ложе, замерла, стиснув руки. Значит, Дионис был прав. Ее родители и впрямь замыслили объявить Астериона богом. Это добром не кончится — Ариадна отлично это понимала. Но даже если и так, она не могла согласиться с Дионисом полностью. Можно ли счесть основанием для убийства несчастного малыша глупость — пусть даже богохульство — его родни? Сам-то он никому не сделал вреда.
Ариадна закрыла и вновь открыла глаза. Она никогда не сомневалась в правоте слов Диониса и знала, что ее — его — святилище пострадает. Чудовищная помесь быка и человека, которую смогут выставлять напоказ в любое время и по любому поводу, привлечет к себе и почитателей, и дары. Но не надоест ли людям поклоняться богу без Силы?
— Я, пожалуй, вернусь в храм, — сказала она Федре. — Меня ноги не держат, так я устала.
Собственные слова напомнили ей, что утомили ее не только события во дворце и стычки с матерью из-за Астериона. Почти всю предыдущую ночь она благословляла виноградники, чтобы урожай был богатым. Ариадна замерла как громом пораженная посреди длинной каменной лестницы, что выводила на дорогу к Гипсовой Горе.
Она благословила лозы, и урожай будет добрым, но те немногие, что явились в святилище — должно быть, младшие сыновья и меньшие братья семейств, решивших почтить обоих богов, — разнесут повсюду слух, что Дионис не пришел. Что тогда подумают люди? Не придет ли им в голову, что плодовитость их лоз — дело Бога-Быка? Ариадна продолжила спуск. Ныне пришло время, когда ей необходим совет Диониса. Но есть ли ему еще дело до народа Крита — теперь, когда в его храмы почти не приносят даров? В прошлом он тоже отворачивался от Крита, даже когда жертвы ему приносились, — но тогда он делал это просто потому, что ему не нравились жрицы. Ариадна пошла быстрее, она торопилась в святилище — чтобы взглянуть на фреску за алтарем. Лик был красив — но не располагал к доверию. Она вспомнила гнев, которому он позволял порабощать себя, — гнев, едва не убивший ее родителей, ее любимого брата. Вспомнила его слова — «смертная дура» и еще — про «копошащиеся улья». И как он презрительно улыбался. Нет, она не жалеет, что не может Призвать его и спросить совета, Ей ведь известно, каким был бы этот совет. Покуда она сможет помогать народу Крита благоденствовать благодаря виноделию и продаже вина — она станет это делать. Ну а коль он рассердится... Больше, чем он уже сердит, ему все равно не рассердиться.
Ночь в душе Ариадны озарял лишь один слабый огонек — в первую после весеннего равноденствия ночь полнолуния она вновь танцевала для Матери. Пасифая пыталась уговорить танцевать Федру, и Ариадна была очень удивлена, что та не воспользовалась возможностью. Федра сильно выросла за прошедший год, теперь она куда больше, чем прежде, верила в себя — и изо всех сил старалась не упускать собственной выгоды. Ариадна спросила ее об этом впрямую — и узнала, что Федра отказалась от танца весьма неохотно.
— Желание здесь ни при чем, — пожала плечами Федра. — Я не могу танцевать. Я пробовала. Дедал показал мне площадку и объяснил, что и как делать, но когда я вышла и попробовала, как он говорил, — ничего не вышло. Меня словно камнем прижало. Я спотыкалась и запиналась, путалась в ногах, колени подгибались... — Она опять пожала плечами. — Может, я и не такая танцовщица, как ты, но настолько неуклюжей и слабой не была сроду. — Она искоса глянула на Ариадну и вздохнула. — Честно сказать, сестричка, я думаю, что я неугодна Матери. Может, я и не слишком умна, но и не настолько дура, чтобы навязываться Ей.
— Я станцую, конечно, если ты этого хочешь. — Ариадна постаралась сохранить на лице выражение безразличия, хотя душу ее затопили тепло и легкость, и даже камень, лежавший у нее на сердце, стал как будто легче.
Тепло осталось с ней и даже усилилось в день восхода полной луны. Солнце стало клониться к закату, и тогда Хайне с одной из девочек-учениц занялась прической Ариадны, а Дидо отыскала и вытащила винно-красные с золотом юбку и лиф. Когда Ариадна была готова — солнце стояло низко, но еще не настолько, чтобы вызолотить площадку для танца, — она отправилась туда.
Она рассчитала верно. Процессия из дворца только что прибыла, «бог» и «богиня» остановились перед тронами на священном помосте. Но танцоры на вершине лестницы стояли неверно: они сбились в кучу и выглядели потерянно и смущенно. Ариадна поджала губы. Очевидно, ни Пасифая, ни Федра не сказали им, кто поведет танец. Но этой беде легко было помочь. Когда танцоры увидели маленькую процессию из учеников, жриц и жрецов во главе с Ариадной, вздох облегчения пронесся над площадкой, а кое-кто из танцоров призывно замахал руками.
Ступенькой ниже, на самой кромке оставленного танцорам места, Ариадна увидела высокий широкоплечий силуэт. Цветок в ее сердце дрогнул, готовый раскрыться, и острое чувство радости пронзило ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Возможно, кое-что от своего отца он и получил. Я не говорю, что он не отпрыск Посейдона и не обладает Дарами богов. Я говорю только, что, каким бы он ни стал в будущем, сейчас Астерион — дитя. Ему нужно, чтобы его укачивали, любили, давали игрушки и учили с ними играть. — Она помолчала и — зная, что чем больше выгод найдет для себя Федра в уходе за Астерионом, тем лучше малышу будет — медленно проговорила: — Если он действительно будет богом, лучший для тебя способ стать в грядущем его Избранницей — добиться его любви сейчас.
Федра чуть вздрогнула, а потом кивнула.
— Ты права, конечно. Я и матери говорила об этом, но ко мне она прислушивается так же, как когда-то к тебе. Астерион ее терпеть не может.
Показалось Ариадне — или действительно на губах Федры мелькнула тень улыбки? Она поморгала — глаза, уставшие от недосыпания и слез, видели плохо, — но улыбка, если и была, исчезла.
— К тебе она может прислушаться, — ответила она. — Это мне она все время все делает назло — с тех пор, как Дионис пришел на мой Призыв.
— Ну, скоро это перестанет ее задевать. Теперь у нее есть собственный бог — и она сможет заставлять его говорить и делать все, что ей будет нужно. Ты разве не знаешь, что отец разослал вестников по всему царству, повелевая всем собраться в великом храме в Кноссе, дабы поклониться Богу-Быку во плоти? Вчера утром, когда народ должен был прийти к тебе, в святилище Диониса, они все глазели на Астериона — мать выставила его напоказ и пыталась толковать его рев.
Ариадна, которая как раз собиралась сесть на свое прежнее ложе, замерла, стиснув руки. Значит, Дионис был прав. Ее родители и впрямь замыслили объявить Астериона богом. Это добром не кончится — Ариадна отлично это понимала. Но даже если и так, она не могла согласиться с Дионисом полностью. Можно ли счесть основанием для убийства несчастного малыша глупость — пусть даже богохульство — его родни? Сам-то он никому не сделал вреда.
Ариадна закрыла и вновь открыла глаза. Она никогда не сомневалась в правоте слов Диониса и знала, что ее — его — святилище пострадает. Чудовищная помесь быка и человека, которую смогут выставлять напоказ в любое время и по любому поводу, привлечет к себе и почитателей, и дары. Но не надоест ли людям поклоняться богу без Силы?
— Я, пожалуй, вернусь в храм, — сказала она Федре. — Меня ноги не держат, так я устала.
Собственные слова напомнили ей, что утомили ее не только события во дворце и стычки с матерью из-за Астериона. Почти всю предыдущую ночь она благословляла виноградники, чтобы урожай был богатым. Ариадна замерла как громом пораженная посреди длинной каменной лестницы, что выводила на дорогу к Гипсовой Горе.
Она благословила лозы, и урожай будет добрым, но те немногие, что явились в святилище — должно быть, младшие сыновья и меньшие братья семейств, решивших почтить обоих богов, — разнесут повсюду слух, что Дионис не пришел. Что тогда подумают люди? Не придет ли им в голову, что плодовитость их лоз — дело Бога-Быка? Ариадна продолжила спуск. Ныне пришло время, когда ей необходим совет Диониса. Но есть ли ему еще дело до народа Крита — теперь, когда в его храмы почти не приносят даров? В прошлом он тоже отворачивался от Крита, даже когда жертвы ему приносились, — но тогда он делал это просто потому, что ему не нравились жрицы. Ариадна пошла быстрее, она торопилась в святилище — чтобы взглянуть на фреску за алтарем. Лик был красив — но не располагал к доверию. Она вспомнила гнев, которому он позволял порабощать себя, — гнев, едва не убивший ее родителей, ее любимого брата. Вспомнила его слова — «смертная дура» и еще — про «копошащиеся улья». И как он презрительно улыбался. Нет, она не жалеет, что не может Призвать его и спросить совета, Ей ведь известно, каким был бы этот совет. Покуда она сможет помогать народу Крита благоденствовать благодаря виноделию и продаже вина — она станет это делать. Ну а коль он рассердится... Больше, чем он уже сердит, ему все равно не рассердиться.
Ночь в душе Ариадны озарял лишь один слабый огонек — в первую после весеннего равноденствия ночь полнолуния она вновь танцевала для Матери. Пасифая пыталась уговорить танцевать Федру, и Ариадна была очень удивлена, что та не воспользовалась возможностью. Федра сильно выросла за прошедший год, теперь она куда больше, чем прежде, верила в себя — и изо всех сил старалась не упускать собственной выгоды. Ариадна спросила ее об этом впрямую — и узнала, что Федра отказалась от танца весьма неохотно.
— Желание здесь ни при чем, — пожала плечами Федра. — Я не могу танцевать. Я пробовала. Дедал показал мне площадку и объяснил, что и как делать, но когда я вышла и попробовала, как он говорил, — ничего не вышло. Меня словно камнем прижало. Я спотыкалась и запиналась, путалась в ногах, колени подгибались... — Она опять пожала плечами. — Может, я и не такая танцовщица, как ты, но настолько неуклюжей и слабой не была сроду. — Она искоса глянула на Ариадну и вздохнула. — Честно сказать, сестричка, я думаю, что я неугодна Матери. Может, я и не слишком умна, но и не настолько дура, чтобы навязываться Ей.
— Я станцую, конечно, если ты этого хочешь. — Ариадна постаралась сохранить на лице выражение безразличия, хотя душу ее затопили тепло и легкость, и даже камень, лежавший у нее на сердце, стал как будто легче.
Тепло осталось с ней и даже усилилось в день восхода полной луны. Солнце стало клониться к закату, и тогда Хайне с одной из девочек-учениц занялась прической Ариадны, а Дидо отыскала и вытащила винно-красные с золотом юбку и лиф. Когда Ариадна была готова — солнце стояло низко, но еще не настолько, чтобы вызолотить площадку для танца, — она отправилась туда.
Она рассчитала верно. Процессия из дворца только что прибыла, «бог» и «богиня» остановились перед тронами на священном помосте. Но танцоры на вершине лестницы стояли неверно: они сбились в кучу и выглядели потерянно и смущенно. Ариадна поджала губы. Очевидно, ни Пасифая, ни Федра не сказали им, кто поведет танец. Но этой беде легко было помочь. Когда танцоры увидели маленькую процессию из учеников, жриц и жрецов во главе с Ариадной, вздох облегчения пронесся над площадкой, а кое-кто из танцоров призывно замахал руками.
Ступенькой ниже, на самой кромке оставленного танцорам места, Ариадна увидела высокий широкоплечий силуэт. Цветок в ее сердце дрогнул, готовый раскрыться, и острое чувство радости пронзило ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108