— Снаружи? — спросил он, наклоняя голову, чтобы хорошо все рассмотреть.
— Нет-нет. — Ариадна показала на колонны. — Вот видишь — колонны. Это коридор или очень большой зал, где проходят разные церемонии. Ты видел колонный зал под этими комнатами. Ты проходишь через него, когда идешь в храм.
Он кивнул.
— Другая комната. Не снаружи. Только длинная темнота в храм.
Длинная темнота? Похоже, чтобы переводить Минотавра из его покоев в храм, построили специальный проход. Ариадна вздохнула с облегчением. Она удивлялась, как удается удержать его от побега, если он думает только о свободе, а до храма нужно идти по длинной лестнице. У кого-то, кажется, хватило здравого смысла подстраховаться.
Он по-прежнему разглядывал картину, наклоняя голову то к одному плечу, то к другому, чтобы рассмотреть ее обоими глазами.
— Теперь несут дары в большую комнату? — спросил он.
Лоб его от размышлений покрылся морщинами.. — Как храм. Смотрю наружу. Вижу вещи. Людей. — Он нахмурился сильнее. — Как храм!
— Да, конечно. Дары тебе всегда приносят в твой храм. И будут приносить... Минотавр, это рассказ. Рассказ — неправда. В жизни такого не было. Об этом только рассказывают — чтобы скоротать время. Иногда то, о чем рассказывают, бывало — но очень давно. Видишь юношу? Смотри, как он одет.
Так не одеваются уже многие годы. Если это шествие и было, то когда дворец только построили, лет сто назад.
— Почему рассказ давно?
— Когда мы рассказываем про давние времена, то вспоминаем все хорошее и плохое, что было тогда. Тогда мы можем делать хорошие дела и избегать плохих. Этот рассказ — о хорошем, люди несут дары богу.
— Как мне?
Ариадна промолчала, просто потрепала шелковистую шкуру. Минотавру это понравилось, и он в ответ наклонил голову и потерся щекой о ее руку. И она стала рассказывать ему о ритоне с вином, о том, что несут женщины, о рыбаке и охотнике. А когда закончила, предложила ему оставить картину у себя.
Внезапно большие прекрасные глаза его подернулись печалью.
— Не запомню, — проговорил он, глядя в сторону. — Надо — помнить.
Горло Ариадны сжалось, и она сглотнула, чтобы протолкнуть колючий комок.
— Это ничего, милый, — сказала она. — Я приду и расскажу тебе все еще раз. Картинка красивая и яркая, так что давай-ка спрячь ее.
Он довольно кивнул и отправился с картиной в спальню. Ариадна обернулась к служителям — те все еще жались к стене.
— Я больше не стану говорить с ним про обряды, — проговорила она. В глазах девушки стояли слезы.
— Царица... — начал тот, что был с факелом, — и осекся.
— Вспомнит ли он хоть что-нибудь, когда она придет? — . спросила Ариадна. — Как она узнает, пытаетесь вы его учить или нет?
Мужчины переглянулись, но Ариадна не стала дожидаться ответа. Ей предстояло принять еще одно неприятное решение, и она обдумывала его всю дорогу назад, в святилище, и потом — . дожидаясь танцоров, чтобы начать репетицию.
Она знала, что не станет танцевать, если мужскую партию в обряде вместо Миноса будет петь Минотавр. Сам он, разумеется, не в состоянии ничего выучить, но Пасифая в своем безумии может попытаться придумать какой-нибудь трюк, чтобы казалось, что он справляется с ролью. Ариадне надо было решить — высказать ли ей все царице сейчас, избавив Минотавра от пытки заучивания ответов, или подождать и посмотреть, что будет. В этом году Пасифае вряд ли удастся что-нибудь устроить, тем более что служители наверняка воспользуются Ариадниным советом, а до церемонии осталось всего несколько дней. В следующем же году... Ариадна отогнала эту мысль и сосредоточилась на переодевании: надо было сменить платье на костюм для танца.
Мрачное настроение, которое Ариадна гнала прочь, было порождено сложностями с Минотавром — но в день Матери оно развеялось, и девушка немного успокоилась. Канун поворота года был мягок и ясен — добрый знак, — а по пути на площадку для танцев Ариадна поняла, что Дионис пришел. Ее цветок у сердца раскрылся, лепестки радостно потянулись к высокому широкоплечему критянину, что стоял двумя ступенями ниже, и приветственно окутали его. И ее привет не отвергли. Он отсалютовал ей, когда она всходила на верх лестницы, чтобы занять место во главе танцоров, — и по толпе прокатилась волна сжатых кулаков и вскинутых в приветствии рук. А потом народ начал встревоженно поглядывать на помост — Минос и Пасифая еще не явились.
Но на этот раз царь и царица, заняв наконец свои места, не омрачили ритуал своей рознью. Ариадна знала, что единство меж ними утрачено, что в душе каждого из них есть нечто, огражденное и укрытое от всего света, — но они не были ни сердиты, ни нетерпимы. Они желали всем добра, и это звучало в их песнях — и каждый из них смотрел вперед с надеждой на некое воздаяние, — пусть даже и не одно на двоих. Что ее служение приятно Матери, Ариадна не сомневалась — с каждым шагом танца она становилась все невесомее, волосы ее ласкал незримый ветерок, и золотистые благословляющие нити кружили вокруг. А когда она вернулась в святилище — ее ждал Дионис.
Но радость оказалась с горчинкой. Он поздоровался с Ариадной и беседовал с ней так, словно того долгого поцелуя не было и в помине. Ариадна готова была даже поверить, что какой-нибудь бог изгнал этот случай из памяти Диониса... не будь он сам богом или кем-то вроде того и не избегай он так тщательно прикасаться к ней. Да, благословляя виноградники, он держал ее за руку — но при этом его рука была напряжена и выпрямлена, точно он не мог заставить себя коснуться ее тела.
Тем не менее этой ночью он не исчез, когда они закончили, как было в его обычае. Он возвратился с Ариадной в ее покои, возникнув внезапно посреди залы — и молча, озабоченно хмурясь, уселся в свое кресло.
— Послать за едой, господин? — спросила Ариадна, и он кивнул, но без улыбки и обычной для него живости, будто был не так уж и голоден, а просто пытался под предлогом еды оттянуть неприятный разговор. Ариадна переборола свой страх и отбросила его, а жрицам велела принести Дионису лучшее, что они найдут. Ей не надо было больше звонить в колокольчик — она просто мысленно передавала Хайне свои пожелания.
Ужин скоро подадут, господин, — сказала она.
Дионис, казалось, не слышал ее. Глядя в пустоту, он проговорил:
— Избранница, ты ведь знаешь, что на Крите лозы благословляют иначе, чем везде?
К удивлению Ариадны, он покраснел — да так густо, что это было заметно даже в неярком свете ламп. А слова его настолько отличались от тех, которых ждала — и страшилась — Ариадна, что она, не отвечая, просто моргала, точно ослепшая сова. Он обеспокоенно кашлянул.
— Большей частью, — продолжал он, — благословение сопровождается... гм... соитием, и через это действие Сила переходит от меня к жрице, а от нее — земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108