- Все ваши слова загадочны, - возразил Жильберт.
- А вы недостаточно ловки, чтобы их угадать. Полно! Для доказательства, что я не была разгневана, я прогуляюсь с вами по деревне. Теперь поздно.
- Ваше величество, одна? - спросил Жильберт.
- Если вы следили за мною, - возразила Элеонора, - то вы это хорошо знаете. Пойдёмте.
Она слегка отстранила его, чтобы выйти, и минуту спустя они прошли тёмное пространство перед церковью. Жильберта не легко было удивить, однако при мысли, что он прогуливается в такой поздний час по маленькой французской деревушке с самой могущественнейшей государыней Европы, он дал себе отчёт, что им руководит судьба.
Дорога была неровная и поднималась в гору по другую сторону площади. В продолжение нескольких минут они молча шли друг возле друга. Издалека доходил до них звук множества грубых голосов, поющих застольную песню.
- Дайте мне вашу руку, - внезапно сказала королева.
Говоря это, она протянула свою руку, как бы опасаясь споткнуться. Исполнив её требование, Жильберт пошёл в шаг с ней, и они продолжали двигаться друг возле друга. Он никогда до сих пор так не ходил под руку и, может быть, никогда не был так близко ни к какой другой женщине. Им овладело неописанное волнение: он чувствовал, что его шаги не так твёрды, а голова пылала, руки же были холодны. Далёкий от мысли любви, он воображал, что он - игрушка таинственных и пленительных чар. В то же время у него явилась минутная уверенность, что это чувство было дурно, но вместе с тем, если бы эта привлекательность усилилась, он не мог бы ей противостоять.
Элеонора не была бы женщиной, если бы не поняла состояния своего спутника.
- Что это такое? - спросила она с нежностью и улыбаясь под своим капюшоном.
- Что такое? - ответил нервно Жильберт. - Ничего нет. Что же вы хотите?
- Ваша рука дрожала, - возразила королева.
- Я испугался оттого, что вы едва не упали, - ответил он.
Королева разразилась смехом и сказала:
- Разве вы так озабочены моей безопасностью?
Жильберт ответил не сразу.
- Это странно, - сказал он наконец, - что ваше величество избрали такой поздний час для своего выхода.
- Я не одна, - возразила Элеонора.
В этот момент её нога скользнула, а рука сжала руку Жильберта. Он, считая Элеонору в опасности, обхватил её за талию и удержал. Так как он её слегка прижал к себе, то ощутил таинственное влияние этого могущественного соприкосновения.
- Я никогда не поскользнусь, - заметила Элеонора, желая объяснить своё движение.
- Нет, - отвечал Жильберт, - естественно нет…
И он продолжал крепко её прижимать. Она сделала лёгкий, неопределённый жест, выражавший её желание, чтобы он отпустил её, и сделала вид, как будто хочет своей свободной правой рукой отнять его руку от своей талии. Он почувствовал, как бесчисленное множество огневых искр пробежало у него с головы до ног, и он увидел сотни огоньков там, где был мрак.
- Оставьте меня, - сказала она тихо.
Сопровождая эти слова лёгким движением руки и тела, она как бы случайно склонила на секунду голову на грудь молодого человека.
Огонь в венах Жильберта сделался ещё жгучее, а огоньки перед глазами заблестели сильнее, и сознавая, что он делает нечто ужасное и в то же время бесконечно сладкое, он прикоснулся губами к тёмной материи, скрывавшей рыжеватые волосы королевы.
Но она, казалось, не замечала этого безумного поступка. Минуту спустя Элеонора, по-видимому, прислушивалась к какому-то шуму и быстро повернула голову, как бы услышав что-то.
Затем она сказала более тихим и тревожным голосом.
- Берегитесь! Кто-то есть…
Тогда рука Жильберта упала с её талии и он принял вид почтительно охраняющего её. Королева посмотрела ещё с минуту в темноту, затем продолжала путь.
- Ничего нет, - сказала она легкомысленным тоном.
- Я слышал пение людей, - возразил Жильберт.
- Я думаю, - ответила Элеонора с совершённым равнодушием, - что я тоже их слышала уже некоторое время.
Один голос, более высокий и звонкий, чем другие, выделялся по мере того, как приближались певцы, и вскоре все другие голоса соединялись в грубый хор, распевая бургундскую застольную песню. Близ границы деревни заблестели огни и беспорядочно задвигались по дороге, потому что те, которые их несли, шли шаткой походкой. Чтобы достичь монастыря, который составлял главную квартиру дворца, королеве и Жильберту пришлось пройти с сотню метров. Молодой человек сразу увидел, что им невозможно достичь его и обогнуть прежде, чем встретят толпу пьяниц.
- Лучше взять другую дорогу, - предложил он, замедляя свои шаги.
Но королева продолжала спокойно идти, не отвечая. Очевидно она намеревалась заставить этих людей дать ей дорогу, так как шла по средине её. Но Жильберт привлёк её тихонько в сторону, и она позволила довести себя до двери, находившейся на две ступеньки выше дороги и наполовину прикрытой падавшей тенью балкона. Они остановились там и ожидали. Густая толпа конюхов, стрелков из лука и вооружённых людей двигалась вдоль крутой дороги. Толстый человек в неопрятном темно-красном кафтане и рыжеватых, пыльных панталонах, в лёгких сапогах, голенища которых падали складками вокруг его лодыжек, шёл пошатываясь впереди. Его лицо пылало от вина, маленькие красные глаза едва светились из-под опухших век, и пока он горланил свою песню с широко раскрытым ртом, можно было бросить яблоко между его волчьими зубами. Он нёс в правой руке глиняный кувшин, в котором осталось ещё немного вина, а левой размахивал знаменем, состоявшим из большого красного креста, пришитого к полотну, приделанному к одной из тех длинных хворостин, какими дети загоняют гусей. Наполовину приплясывая, наполовину шатаясь на каждом шагу, он приближался, сопровождаемый дюжиной спутников потоньше, чем он сам, но таких же пьяных. У всех были надеты на груди кресты, полученные днём. Позади них толпа делалась многочисленнее и плотнее - они шли шатаясь, задевая друг друга и завывая припев песни. Время от времени предводитель, размахивая знаменем и кувшином с вином, посылал целый дождь красных капель в лица спутников. Некоторые из них смеялись, ругались, вопили проклятия, раздававшиеся громко в этой адской суматохе. Но из этой пьяной толпы выделялся один голос, оглушительнее, выше и чище других. Он принадлежал одному из тех, которые созданы предводительствовать приступами и сражениями. В надлежащем тоне и не обращая внимания на пение других, он пел Magnificat. Выдержанное дыхание и металлический тембр придавали голосу необыкновенную силу, и когда толпа приблизилась, Жильберт заметил среди огней и факелов исхудалое, бледное лицо человека высокого роста, с полузакрытыми глазами, на губах которого был отпечаток страданий. Его лицо, голос и взгляд обнаруживали человека, который даже в безумии пьянства оставался горячим фанатиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80