Нет, заговорить змей, оно, конечно, можно вполне, особенно если сильный колдун, а бабка, судя по всему, была ведьмой не из последних. Но не в заговоре тут было дело. Ночью после побега Корислава глаз не сомкнул Мозгляк, всё думал. И услыхал донесшийся с улицы тележный скрип и голоса мужиков, отчетливо слышные в ту тихую безлунную ночь.
– Встречай беглеца, матушка Гиздимея, – с хохотом крикнул кто-то из приехавших. – Судя по ошейнику – твой.
– Мой, мой... – недовольно протянула разбуженная колдунья. – Сколь хотите?
– По-всегдашнему – три куны.
– Три куны – то за живого, не за мертвого. За мертвого – две.
– Ну, давай две, – покладисто согласились мужики. – Да поскорей неси, нам в обрат ехать надо. Да, еще вот, Никодим-огнищанин баял – хорошо б ты наколдовала вёдро. А то всё дожди, дожди, а он, Никодим-от, еще со жнивьем не управился.
– А неча садить столько! Очи-то у Никодима завидущи.
– Так что ему передать-то? Будешь колдовать?
– Буду. Только опосля первого же ясного дня пускай приведет мне на двор козу аль овечечку.
– Скажем, матушка. Ну, прощевай. Жаль, работников у тя мало, чаще б бегали – чаще мы были с кунами!
– Типун вам...
Глухо заскрипели ворота.
Так вот в чем тут дело! Истома усмехнулся. Не в колдовстве вовсе, не в змеях и ошейниках. Нет, как раз в ошейниках, – видно, у бабки договор с местными, чтоб, как увидят кого в ошейнике, ловили или живота лишали. Ну, всё правильно. Откуда ей еще работников взять, как не обманом да хитростью? Так многие делали – друзьями прикинутся, заманят, потом оглянуться не успеешь, как уж вместо свободного людина зависимым рядовичем станешь или закупом, а потом, глядишь, и полным – обельным – холопом. Многие так поступали, многие. И не только князья да бояре, но и простые людины тоже. А как же? Работники-то, чай, всем нужны. А попробуй-ка, сторгуй на рынке хорошего раба, работящего да смирного, – намаешься торговаться!
Быстро разобравшись во всех ведьминых хитростях и попробовав снять ошейник – не удалось, бабка ковала на совесть! – Истома Мозгляк решил пойти другим путем – путем завоевания полного хозяйкиного доверия, тем более после побега и гибели Корислава та осталась без помощника-управителя, ну, не считать же за таковую глупую немую девку.
Действовал толково, ловко – то здесь, по дому, что без спросу подправит, то там работящий вид примет, то подгонит, покричит на работничков нерадивых – Порубора да Вятшу. А те уж бабку боялись – страшной колдуньей считали.
Так через недельку уже и стал Истома незаменимым ведьминым помощником, даже отдельное жилье получил – полуземлянку, узкую да темную, впрочем, светлые терема только у князей да богатых бояр были, так в них и горницы прозывались «светлицы». А упрочив свое положение, принялся Истома рассуждать о побеге. Умен был – пришедшую в башку идею на одном нахальстве бежать отмел сразу (помнил судьбу предшественника) – места за урочищем людные были, охотников да рыболовов хватало, враз по ошейнику бы признали, а кому ж не охота заработать три куны? Или хотя бы две. Две даже и лучше – забот меньше. Пронзил стрелой побегушника, кинул в телегу, да и поехал к ведьме за кунами. Не заработок – сказка.
Впрочем, не одна Гиздимея такая умная, бояре некоторые точно так же делали, да и людины, у кого серебришка хватало. Ну, а у кого не хватало, тот сбежавших работничков сам и ловил, в меру сил и способностей. Правда, у кого грамота какая была или послухи о том, что сбежавший и вправду его холоп или там закуп, – тому и князь мог помочь в розысках, а как же, на то он и властелин и установленного порядка радетель!
Сильно задумался Истома. Бежать – оно, понятно, надо, да как? Половчее бы что придумать. А вообще, да чего тут думать-то? Как людишки местные бабкиных беглецов определяют? Верно – по ошейнику. Так вот, его расковать бы... Одному не справиться, помощник нужен. Порубор? Вятша? Вятша посильнее, да уж больно зыркает зло. И помнит его, Истому, по острожку сгоревшему, поди и дружку своему рассказал. Да дружок-то его хлипковат, такого прижать чуть – всё, что хочешь, исполнит. С собой его тащить придется, как ошейник раскует, не бросать же здесь – хай подымет. Хотя... можно и не тащить – стукнуть по башке чем тяжелым, да хоть и кузнецким молотом. Только сперва Вятшу-«волчонка» куда-нибудь деть... Да на цепь и посадить, пущай сидит, пес. Только не тянуть со всем этим, осень на дворе, это пока сухо да тепло, седмица-другая, и польют дожди, задует холодный ветер, раскиснут дороги, превращаясь в грязное месиво. Пойди-ка тогда убеги, попробуй. Нет, ежели решаться, то сейчас, ни на миг не медля.
Между тем наступил вечер. Похолодало, но дождя, слава богам, не было, а на закате, за лесом, алела чистая полоска зари. По всем приметам, и завтра должно быть солнечно.
Закончив работу, парни вылезли из глиняной ямы и, тяжело дыша, упали на траву. Едва поднялись, когда услыхали скрип телеги – то ехала за глиной бабка Гиздимея.
– Уж потрудились, работнички, – сдержанно похвалила она, зорко следя за погрузкой.
Когда телега доверху наполнилась глиной, взяла под уздцы лошадь – повела, поставив сзади отроков – подталкивать – под присмотром Истомы. А тот и рад, намахался кнутом, выказывая преданность, немало зарубок от его плети осталось в этот вечер на спине Вятши, а вот Порубора щадил Мозгляк, пару раз всего и ожег, да следил внимательно, как тот оглядывается, испуганно и часто, как вжимает голову в плечи под каждым посвистом бича.
– Боишься? – довольно шептал Истома. – Это хорошо, что боишься.
После того как парни поели, он подскочил к хозяйке. Поклонился:
– Хорошо б, матушка, Вятшу-отрока сковать на ночь. Уж больно он глазищами зыркает, как бы не убег.
– Чай, не убежит, – добродушно хмыкнула ведьма. – Корислава судьбу помнит. – Она покопалась кривым ногтем во рту, вытаскивая застрявшие меж зубов остатки мяса. Потянулась, посмотрела на вызвездившее небо, зевнула: – Инда пора и почивать. Девка-то подоила ли коров?
– Сейчас проверю, матушка!
– Погодь. – Гиздимея засмеялась. – Экий ты неугомонный. Покуда бежать не решил. И ты не так ли мыслишь?
– Некуда мне от тебя бежать, матушка! – пал на колени Мозгляк. – Признаюсь те, как на духу, ищут меня в Киеве, еле упасся. Не ты б – точно убили.
– Да уж, – согласно кивнула старуха. – Головенку-то тебе пробили знатно. Болит?
– Ой, как болит, хозяюшка, – солгал Истома. – Особливо к дождю.
– А не должна бы. – Гиздимея окинула его подозрительным взглядом. – Ужо трав к ней приложено изрядно, еще и наговоры.
– Да не так уж, чтоб сильно болит, – выкрутился Мозгляк. – Иногда побаливает.
– Пройдет, – убежденно заверила бабка. – Мое колдовство – крепкое. Кого ты там хотел заковать-то?
– Да вон этого. – Истома кивнул на Вятшу, незаметно для ведьмы показав тому кулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Встречай беглеца, матушка Гиздимея, – с хохотом крикнул кто-то из приехавших. – Судя по ошейнику – твой.
– Мой, мой... – недовольно протянула разбуженная колдунья. – Сколь хотите?
– По-всегдашнему – три куны.
– Три куны – то за живого, не за мертвого. За мертвого – две.
– Ну, давай две, – покладисто согласились мужики. – Да поскорей неси, нам в обрат ехать надо. Да, еще вот, Никодим-огнищанин баял – хорошо б ты наколдовала вёдро. А то всё дожди, дожди, а он, Никодим-от, еще со жнивьем не управился.
– А неча садить столько! Очи-то у Никодима завидущи.
– Так что ему передать-то? Будешь колдовать?
– Буду. Только опосля первого же ясного дня пускай приведет мне на двор козу аль овечечку.
– Скажем, матушка. Ну, прощевай. Жаль, работников у тя мало, чаще б бегали – чаще мы были с кунами!
– Типун вам...
Глухо заскрипели ворота.
Так вот в чем тут дело! Истома усмехнулся. Не в колдовстве вовсе, не в змеях и ошейниках. Нет, как раз в ошейниках, – видно, у бабки договор с местными, чтоб, как увидят кого в ошейнике, ловили или живота лишали. Ну, всё правильно. Откуда ей еще работников взять, как не обманом да хитростью? Так многие делали – друзьями прикинутся, заманят, потом оглянуться не успеешь, как уж вместо свободного людина зависимым рядовичем станешь или закупом, а потом, глядишь, и полным – обельным – холопом. Многие так поступали, многие. И не только князья да бояре, но и простые людины тоже. А как же? Работники-то, чай, всем нужны. А попробуй-ка, сторгуй на рынке хорошего раба, работящего да смирного, – намаешься торговаться!
Быстро разобравшись во всех ведьминых хитростях и попробовав снять ошейник – не удалось, бабка ковала на совесть! – Истома Мозгляк решил пойти другим путем – путем завоевания полного хозяйкиного доверия, тем более после побега и гибели Корислава та осталась без помощника-управителя, ну, не считать же за таковую глупую немую девку.
Действовал толково, ловко – то здесь, по дому, что без спросу подправит, то там работящий вид примет, то подгонит, покричит на работничков нерадивых – Порубора да Вятшу. А те уж бабку боялись – страшной колдуньей считали.
Так через недельку уже и стал Истома незаменимым ведьминым помощником, даже отдельное жилье получил – полуземлянку, узкую да темную, впрочем, светлые терема только у князей да богатых бояр были, так в них и горницы прозывались «светлицы». А упрочив свое положение, принялся Истома рассуждать о побеге. Умен был – пришедшую в башку идею на одном нахальстве бежать отмел сразу (помнил судьбу предшественника) – места за урочищем людные были, охотников да рыболовов хватало, враз по ошейнику бы признали, а кому ж не охота заработать три куны? Или хотя бы две. Две даже и лучше – забот меньше. Пронзил стрелой побегушника, кинул в телегу, да и поехал к ведьме за кунами. Не заработок – сказка.
Впрочем, не одна Гиздимея такая умная, бояре некоторые точно так же делали, да и людины, у кого серебришка хватало. Ну, а у кого не хватало, тот сбежавших работничков сам и ловил, в меру сил и способностей. Правда, у кого грамота какая была или послухи о том, что сбежавший и вправду его холоп или там закуп, – тому и князь мог помочь в розысках, а как же, на то он и властелин и установленного порядка радетель!
Сильно задумался Истома. Бежать – оно, понятно, надо, да как? Половчее бы что придумать. А вообще, да чего тут думать-то? Как людишки местные бабкиных беглецов определяют? Верно – по ошейнику. Так вот, его расковать бы... Одному не справиться, помощник нужен. Порубор? Вятша? Вятша посильнее, да уж больно зыркает зло. И помнит его, Истому, по острожку сгоревшему, поди и дружку своему рассказал. Да дружок-то его хлипковат, такого прижать чуть – всё, что хочешь, исполнит. С собой его тащить придется, как ошейник раскует, не бросать же здесь – хай подымет. Хотя... можно и не тащить – стукнуть по башке чем тяжелым, да хоть и кузнецким молотом. Только сперва Вятшу-«волчонка» куда-нибудь деть... Да на цепь и посадить, пущай сидит, пес. Только не тянуть со всем этим, осень на дворе, это пока сухо да тепло, седмица-другая, и польют дожди, задует холодный ветер, раскиснут дороги, превращаясь в грязное месиво. Пойди-ка тогда убеги, попробуй. Нет, ежели решаться, то сейчас, ни на миг не медля.
Между тем наступил вечер. Похолодало, но дождя, слава богам, не было, а на закате, за лесом, алела чистая полоска зари. По всем приметам, и завтра должно быть солнечно.
Закончив работу, парни вылезли из глиняной ямы и, тяжело дыша, упали на траву. Едва поднялись, когда услыхали скрип телеги – то ехала за глиной бабка Гиздимея.
– Уж потрудились, работнички, – сдержанно похвалила она, зорко следя за погрузкой.
Когда телега доверху наполнилась глиной, взяла под уздцы лошадь – повела, поставив сзади отроков – подталкивать – под присмотром Истомы. А тот и рад, намахался кнутом, выказывая преданность, немало зарубок от его плети осталось в этот вечер на спине Вятши, а вот Порубора щадил Мозгляк, пару раз всего и ожег, да следил внимательно, как тот оглядывается, испуганно и часто, как вжимает голову в плечи под каждым посвистом бича.
– Боишься? – довольно шептал Истома. – Это хорошо, что боишься.
После того как парни поели, он подскочил к хозяйке. Поклонился:
– Хорошо б, матушка, Вятшу-отрока сковать на ночь. Уж больно он глазищами зыркает, как бы не убег.
– Чай, не убежит, – добродушно хмыкнула ведьма. – Корислава судьбу помнит. – Она покопалась кривым ногтем во рту, вытаскивая застрявшие меж зубов остатки мяса. Потянулась, посмотрела на вызвездившее небо, зевнула: – Инда пора и почивать. Девка-то подоила ли коров?
– Сейчас проверю, матушка!
– Погодь. – Гиздимея засмеялась. – Экий ты неугомонный. Покуда бежать не решил. И ты не так ли мыслишь?
– Некуда мне от тебя бежать, матушка! – пал на колени Мозгляк. – Признаюсь те, как на духу, ищут меня в Киеве, еле упасся. Не ты б – точно убили.
– Да уж, – согласно кивнула старуха. – Головенку-то тебе пробили знатно. Болит?
– Ой, как болит, хозяюшка, – солгал Истома. – Особливо к дождю.
– А не должна бы. – Гиздимея окинула его подозрительным взглядом. – Ужо трав к ней приложено изрядно, еще и наговоры.
– Да не так уж, чтоб сильно болит, – выкрутился Мозгляк. – Иногда побаливает.
– Пройдет, – убежденно заверила бабка. – Мое колдовство – крепкое. Кого ты там хотел заковать-то?
– Да вон этого. – Истома кивнул на Вятшу, незаметно для ведьмы показав тому кулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78