– А здорово ты на меня накинулась, – выбравшись на сухое место, улыбнулся Найден. – Думал – все, погибну.
– Прости меня, господине.
– Да сколько тебе говорить – не зови меня так. – Найден нарочито нахмурился. – Еще раз назовешь – прогоню точно. Иди куда хочешь. Поняла?
– Поняла, го… Найдене.
Тиун довольно сощурился:
– Вот так-то лучше будет, дева. Говоришь, гадом ползучим оказался Борич?
В темно-серых глазах Малены блеснули слезы.
– Еще каким гадом, – прошептала она. – Ты даже не знаешь каким.
– Не плачь, дева. – Найден погладил девчонку по плечу. – Ужо возвернемся, все припомним Боричу, все.
– Не надо ничего припоминать, – дернула плечом Малена. – Пускай живет, как жил. А я… Не вернусь я боле в Ладогу.
– Что ж, в лесах жить будешь?
– Может быть, и в лесах.
Найден ласково потрепал девушку по волосам, взял в руку замотанное тряпицей запястье:
– Это Борич тебя так?
– Боричево все – на спине, – мрачно усмехнулась Малена. – Хватает в Ладоге гадов. Особливо ночью. Спускалась к пристани, вдруг как выскочит из-за амбара какой-то. Мелкий, мозглявый, голова, словно бубен, круглая. Еле вырвалась. А его хорошо царапнула – в следующий раз будет знать, плюгавец!
Найден одобрительно засмеялся. Улыбнулась и Малена, практически она рассказала тиуну все, исключая самое главное – случившееся с Боричем. Жив ли тот? Вряд ли. Да если даже и жив – обратно в Ладогу путь заказан. Хорошо, хоть встретила этих, не то б сгинула в лесах или вот в болотах этих.
– Страх-то какой кругом, – подвигаясь поближе к Найдену, призналась она. – Одни трясины.
– Скоро к Сяси-реке выйдем, – пообещал тиун. – Сясь – это по-весянски «комар».
– Уж вижу, что комар, – улыбнувшись, Малена ловко стукнула парня ладонью по лбу. – Глянь, какой здоровый! У, кровососище.
Путники расположились на невысоком, поросшем осиной холмике, торчавшем посреди трясины горбом гигантского тритона. Разложив костер, сушили онучи, варили мучную похлебку. Кто и задремал уже, подставив лицо выглянувшему из густого тумана солнышку, кто – как Малена с Найденом – разговаривал о чем-то негромко, Никифор молился, а трое молодых артельщиков – Ярил, Овчар и Михря – метали на щелбаны ножик. Лоб Михряя уже был красен изрядно.
– А вот ужо, – нервничая, суетился он. – Ужо попаду во-он в ту осину.
– В этакую-то и слепой попадет.
– Да ну вас…
Размахнувшись, отрок метнул нож, и тяжелое лезвие, дрожа, воткнулось в ствол.
– Ага! – возликовал Михряй, побежав за ножом. – Ну, готовь лоб, Овчаре!
Подбежав к дереву, отрок выдернул нож. Вся коpa старой осины желтела порезами.
– А тут, похоже, и без нас кидали.
– Чего ты там застрял, Михря? Ножик не вытянуть? Сейчас поможем.
Отрок обернулся:
– Да не надо. Гляжу, тут уж кидали ножики.
– Ну, конечно, кидали, – подошел ближе Овчар. – Думаешь, ты здесь первый? Ого… И в самом деле истыкано.
– Бона порезы какие!
– Постой-ка! – Овчар всмотрелся внимательней. – Да нет, не порезы это, Михряй. Похоже – буквицы. А ну-ка, зови Найдена с Никифором.
– Это не простые буквицы, – оглядев кору, задумчиво промолвил монах. – Это руны – норманнские письмена. Интересно, кто и зачем их здесь вырезал?
– Боюсь, это мы вряд ли когда узнаем, – усмехнулся Найден. – Ну, пора в путь. Надо добраться до сухих мест к вечеру.
И снова путники зашагали вперед, через трясину, только теперь в выцветшем полинялом небе жарко палило солнце.
– Ух, и зной же. – Михря вытер лоб рукавом.
– Не останавливайся, Михряй, – обернувшись, крикнул ему Зевота. – Остановишься – болотные чудища враз утащат в трясину.
Отрок поспешно запрыгал по кочкам, время от времени испуганно поглядывая на трясину.
Прокса-челядин, посланный Ирландцем за Боричем – куда-то запропал тот, что такое? – подойдя к воротам, гулко забарабанил в них обоими кулаками:
– Отворяй, тиун-батюшка, боярин зовет!
– Кто это? – вздрогнул сидевший у очага Истома. Борич Огнищанин почесал перемотанную тряпицей голову, скривился:
– Видно, хозяин прислал кого-то. Впущу. – Он поморщился, встал и, пошатываясь, вышел во двор.
Истома выскочил следом:
– Погодь, друже. Не надо бы, чтоб он меня у тебя видел.
– Так спрячься вон за столбиками. Войдет – выйдешь.
Скрючившись, Мозгляк затаился подле ворот. Видел, как, отворив створку, Огнищанин впустил посланца – худющего отрока со смешными оттопыренными ушами.
– А ведь подходящий парень! – выходя из ворот, сообразил Истома. – И слаб – вон от ветра качается – такого враз спеленать можно. – Он обрадованно потер руки. – Чтоб придумать только? Вон, возвращается уж…
– Отроче, отроче, – скрючившись, жалобно позвал Истома.
Прокса оглянулся:
– Чего тебе, дядько?
– До постоялого двора не доведешь ли? Я, вишь, плоховато вижу. Обол ромейский дам, ужо.
– Обол? – Прокса заинтересованно подошел ближе, спросил недоверчиво: – А покажи обол-то?
– Да вот он, смотри. – Истома раскрыл ладонь. – Видел? – Да уж видел. А не обманешь?
– Родом с Рожаницами клянусь и водяным ящером.
– Ящером? Добрая клятва. Ин, ладно, хватайся за руку – доведу.
Ночь, теплая и влажная, опустилась на город, в темном небе серебрилась луна, на дворе Ермила Кобылы громко стрекотали кузнечики.
– Ишь, расшумелись. – недовольно цыкнул Истома. Пригладив волос, заглянул в клеть: – Можно, господине?
– Входи, – послышался из темноты глуховатый голос. – Надеюсь, ты все приготовил.
– Не беспокойся, князь, на это раз жертва готова!
– Хвалю. Ты нашел место?
– Тут, на заднем дворе.
– Жаль, слишком быстро придется.
– Зато никуда выносить не надо. Здесь же и зароем, Ермил разрешил, только сказал – платите.
– Заплатим, – мрачно кивнул друид. Глаза его горели огнем злобного торжества. Он быстро поднялся с лавки и накинул на плечи плащ:
– Идем.
На заднем дворе уже был приготовлен вкопанный в землю столб с привязанным к нему несчастным челядином Проксой. Подойдя ближе к нему, друид улыбнулся и вытащил нож. Прокса задергался, очумело вращая глазами. Кляп едва не выпал из его рта. Истома подсуетился, затолкнул поглубже.
– О, Кром Кройх! – упал на колени друид. – Я дарю тебе сегодня свежую кровь, как дарят все мои люди, сражающиеся во имя твое в здешних лесах! Прими же, о великий Кром, мою жертву и окажи помощь и покровительство!
Не поднимаясь на ноги, друид резким движением вспорол несчастному юноше живот, чувствуя, как течет по рукам вязкая горячая кровь. Прокса извивался, стонал.
– О Кром! – в экстазе шептал друид, терзая ножом теплое тело. – О Кром, мой бог, о богиня Дагд, о боги…
Он ушел следующим днем, вернее, не он, а Варг, ведь только по ночам друид мог быть друидом. Вышел из ворот и вслед за проводником Лютшей спустился к реке, к спрятанной в кустах лодке. Тяжелый мешок оттягивал руку Варга, в мешке этом, в особом кувшине, находились голова и сердце несчастного челядина Проксы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80