Возница чуть отшатнулся и невольно задрал голову, но, в общем, держал себя вполне мужественно.
– Это у десятника тебе нужно спросить, он договор держал и деньгу за тебя брал.
– А как вы узнали, кто я такой, и что этой дорогой буду ехать?
– Так кто ж не знает, что ты у бояр Морозовых на службе и их холопов ратному делу учишь.
– Ты что-то врешь, служивый, то говоришь, что я попишка ничтожный, то холопов ратничать учу.
Возница ухмыльнулся:
– Над тобой, считай, вся округа потешается. Из дальних мест люди ходили посмотреть, как ты с холопами по полю бегаешь, палками машешь.
– А сейчас ты стал считать по-другому?
– Еще бы! Такую саблю, как у тебя, не у каждого большого воеводы найдешь. Да и поймал ты меня, как дитя малое...
– Ладно, кончай лясы точить. Вы моего коня убили, я возьму ваших, а ты моим пленником будешь. Пойдем, мне поможешь.
– Мне что, я человек маленький, да вот боюсь, наш десятник осерчает, он ужасть как строг! Как бы чего не вышло!
– Пусть серчает, – разрешил я, – мне это не страшно, а вот коли я на тебя рассержусь, то из одного четырех нарублю. Так что, если жить хочешь, каждое мое слово слушай, я повторять не буду.
– Мне-то, что, я человек подневольный, да только десятник!..
Я не стал слушать очередную историю про строгого десятника и погнал пленника в лес за своими доспехами. Он продолжал демонстрировать независимость, повиновался, не торопясь, вероятно, ожидая возвращения и помощи товарищей. Когда мы вернулись на дорогу, я отдал следующее распоряжение:
– Садись на первый воз и езжай вперед, а я поеду следом.
Мужик тяжело вздохнул, укоризненно покачал головой и собрался было начать торг, но дал ему кулаком по зубам, развернул к себе тылом и добавил пинок пониже спины. Только тогда он лениво затрусил к своему фургону. Я сел на облучок второго воза. Наконец его фургон тронулся. Заскрипели колесные оси.
– Быстрей! – крикнул я. – А то еще получишь!
Однако мой «ведущий» явно не торопился. Его лошади шли тихим шагом, и на мои призывы он никак не откликался. Тогда я привязал вожжи к облучку, соскочил со своего воза и забрался в передний фургон. Кучер этого не видел, он сидел, нахохлившись, на своей скамейке, меланхолично шевеля вожжами. Я пробрался вперед и огрел его по спине кулаком.
– Я тебе что велел! – закричал я. – Погоняй!
– Куда нам торопиться, – философски отреагировал он. – Все одно десятник догонит.
– Я тебе покажу, как оговариваться! – рявкнул я и снова огрел его.
– Я чего, – повел он плечами, – мое дело маленькое. Только десятник...
Я собрался было снова его ударить, но передумал. Все равно через кольчугу удара почти не чувствовалось. Похоже было на то, что я опять перемудрил с гуманизмом и отсутствующего десятника кучер боится больше, чем меня.
– Ладно, – примирительно сказал я, – не хочешь быстро ехать, как хочешь. Тогда я без тебя обойдусь. Останавливайся.
– Так бы сразу и надобно, а то десятник сильно рассердится...
– Слезай, дружок, с облучка, – с вкрадчивой глумливостью в голосе продолжил я.
Вознице мой тон не понравился, и он впервые оглянулся.
– Зачем слезать-то, мне и здесь хорошо.
– Не хочу повозку кровью пачкать и лошадей пугать. Давай быстрей, мне некогда!
– Да мне чего, я могу и быстрее. Делов-то. Это десятник...
– Ты перед смертью молиться будешь или так помрешь? – продолжал я, вытаскивая из ножен саблю.
– Но! Родимая! – вместо ответа закричал он на лошадь.
Глава 8
Минут через двадцать мы подъехали к нашему бивуаку. Там царил покой и благостная идиллия. Отряд в полном составе нежился на солнышке, не выставив даже часового. Моего прибытия не ожидали и, честно говоря, не заметили.
– Ишь ты, вот оно, значит, какое у тебя смердячье воинство! – с восхищением сказал пленный, разглядывая поверженную сном рать.
Я проглотил подколку и вежливо потряс за плечо Кузьму Минина. Будущий народный герой осоловело уставился на меня заспанными глазами. На свой будущий скульптурный образ на Красной площади грядущий спаситель отечества сейчас никак не походил.
– Ты чего, Григорьич ? – удивленно спросил он. – Ты кататься ж уехал?
– Почему нет караульного? – неприятным голосом поинтересовался я, чувствуя, что вот-вот сорвусь на непарламентские выражения и этими грубыми, но справедливыми площадными словами выскажу Кузьме все, что думаю и о нем, и об отечественном разгильдяйстве.
– А на кой нам ляд караульный? – вытаращил на меня глаза Минин. – А это что за возы?
– Да, ты... – начал я и произнес очень длинный монолог, в котором не было ни одного ласкового слова.
Моя пламенная, эмоциональная речь пробудила ото сна всю нашу рать, заставила ее вскочить на ноги и, надеюсь, почувствовать свою вину.
– ...Сейчас на нас нападут разбойники, – кончил я, – и тех, кого они не убьют, добью я! Понятно?
– Не сердись, Григорьич, – виновато произнес Минин, – кто же знал, что так получится.
– Ладно, на первый раз прощаю, – сказал я, беря себя в руки. – Всем готовится! Скоро они будут здесь!
Крестьяне начали спешно обряжаться в ватные тягиляи. Я тоже надел на себя кольчугу и шлем. Запаса времени почти не оставалось. Кони на рысях делали километров двенадцать в час. На возвращение у меня ушло двадцать минут. При пешем ходе со скоростью пять километров в час преследователи могли появиться здесь уже через полчаса.
Несмотря на то, что нападавших было почти в четыре раза меньше, чем моих «смердов», опасность того, что профессиональные воины разгонят наш партизанский отряд, была реальная. Тем более, что команда «десятника» была одета в тяжелые доспехи, против которых наши легкие луки были бессильны, а рогатины почти бесполезны. К этому нужно присовокупить их четыре самострела, способные без труда пробить тигиляи крестьян.
Мое воинство, разбуженное, но до конца не проснувшееся, вяло выполняло команды и самоуверенно не боялось предстоящего боя.
Пленный возница насмешливо наблюдал за нашими приготовлениями, отпуская ехидные замечания. В конце концов, он меня так достал, что я велел его связать и положить в придорожную канаву.
С момента моего приезда прошло минут пятнадцать-двадцать и, как мне показалось, картина обороны начала вырисовываться. Первым делом я приказал выпрячь из повозок лошадей. Потом мы развернули задом фургоны и перегородили ими дорогу. «Конницу» я разделил на два отряда и отправил в засаду, велев по моей команде напасть на ратников с флангов. Пехота со своими луками и рогатинами залегла и должна была защищать фронт. Ивана Крайнего с одним смышленым парнишкой мы с Кузьмой отправил в дозор. Сам же я зарядил двойным пороховым зарядом пищаль и устроил на одном фургоне долговременную огневую точку.
Далее оставалось ждать появления преследователей и проверить в деле боевую подготовку морозовских крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79