Я представил себя сидящим на диване перед телевизором со стаканом холодного пива в руке. Кругом тихо, спокойно. Кто-то из соседей сверлит стены. По всем каналам передают криминальные сводки. В новостях аварии, взрывы и террористические акты. В комнате же покойно и благолепно. Чужие беды только оттеняют собственное благополучие.
– Государь-батюшка, – прервал мои сладостные воспоминания Иван Крайний, – тебя Кузьма Минич кличет.
Мне осталось тяжело вздохнуть и вернуться к суровым реалиям смутного времени.
– Григорьич, – крикнул мне Минин, быстро идя на встречу, – похоже, что Ефим забил десятника до смерти!
Мы вместе подошли к лежащему на земле человеку. Наши крестьяне и пленные молча расступились. Десятник лежал на спине, безжизненно запрокинув голову.
Ефим, растеряно ухмыляясь, стоял в стороне, держа в опущенной руке кнут.
Я проверил пульс. Десятник был жив, но без сознания.
– Помойте его, – приказал я. Однако никто не тронулся с места. – Ты помоешь! – Велел я холопу с простодушным лицом по прозвищу Крот.
Теперь засуетились все и мигом принесли в шапках воду из ближайшей канавы. После «омовения» десятник пришел в себя и открыл бессмысленные, полные муки глаза. Мужики оживленно заговорили, равно радуясь чужой смерти и чужой жизни.
Ко мне подошел освобожденный от пут возчик, тот, которого я взял в плен.
– Говорил я тебе, что десятник строг! – непонятно к чему сказал он. – Васильич никому спуску не даст! Похоронить бы его надо по-христьянски!
– Зачем его хоронить, если он жив? – удивленно спросил я.
– Все одно, Васильич теперь не жилец. Добить бы, да и похоронить по-христьянски.
– Почему это он не жилец?
– Это нам неведомо, – серьезно ответил возчик. – Только одно слово, не жилец. Похоронить бы его надобно. Окажи милость!
– А ну, пошел вон! – закричал я, окончательно выведенный из терпения. – А то я тебя самого сейчас похороню!
– Меня-то не нужно, а вот Васильича!..
Я не дослушал и врезал вознице по зубам.
– Ефим, а ну всыпь ему и гони отсюда, чтобы духу его здесь не было!
– Это можно, – согласился Ефим, но возница не стал дожидаться лупки и резво пустился наутек.
– Батюшка! – вопил он убегая. – Сделай милость! Прикажи...
Я не удержался и плюнул в след сердобольному страстотерпцу, а сам занялся непогребенным Васильичем. Отделал его Ефим сурово. У меня даже шевельнулась жалость. На счастье десятника, ккут, которым его лупили, был обычный, для лошадей, а не «людской», от которого лопалась кожа и отрывались от тела куски мяса, так что никаких серьезных повреждений Ефимка ему не нанес.
– Кто тебя на нас послал? – спросил я Васильича, когда он окончательно пришел в себя.
– Дед Пихто! – нагловато ответил он, правда, без недавнего задора, скорее по привычке.
– Мало получил? – поинтересовался я. – Еще поучить?
– Боярин Константин Иванович, – торопливо ответил Васильич.
– Что за боярин, как его фамилия?
– Вот этого не ведаю. Слышал, что его так называют, а кто он, да и боярин ли вообще, того не знаю, – торопливо проговорил он, проследив направление моего взгляда.
– Что тебе было приказано, это ты хоть знаешь?
– Сказали попика поймать да выпытать у него, у тебя, значит, где прячет детей. За то посулили пять ефимок.
– Что же так дешево, Иуде тридцать серебряников заплатили!
– Так то за Спасителя, а ты, сказали, простой поп-расстрига.
– Дешево меня твой Константин Иванович оценил.
– Знамо дешево, за тебя край нужно было два по десять ефимок просить. Да знал бы, где упадешь, соломку подстелил.
– А мне пойдешь служить? Я тебе за Константина Ивановича, коли его живым предоставишь, двадцать ефимок дам.
– А не обманешь? – враз оживился Васильич. – Побожись!
– Вот тебе святой истинный крест!
– Да я тебе за таки деньги! Да я за тебя буду век Бога молить!
– Молиться за меня не нужно, а надо боярина того к Морозовым в вотчину привези. Что обещано, сполна получишь! А коли обманешь или лукавить начнешь, я тебя из под земли достану!
Последнюю фразу я сказал зря, не сдержал эмоций.
Несмотря на явные физические мучения и пережитое унижение, десятник моему предложению искренно, по-человечески обрадовался. Мне даже стало жаль, что Ефим не забил его до смерти.
– Сам будешь ловить или со своими людьми? – спросил я, прерывая его благодарности.
– Мне они без надобности, если нужно, себе оставь, – заспешил Васильич.
– Ладно, тогда по рукам.
Больше говорить с этим гадом я был просто не в силах, отошел в сторону.
– Может быть, и вправду, похоронить его по-христиански? – полушутя, полусерьезно спросил Кузьма, слышавший весь наш разговор. – Чувствую, будет нам от этого десятника морока!
– Кроме него, никто таинственного боярина не видел, а боярин будет поопаснее Васильича.
– И то правда, – согласился Минин. – Давай-ка лучше отдыхать!
Меня наши постоянные отдохновения уже достали, но спорить было бессмысленно, только нервы вымотаешь, и все равно ничего не добьешься.
От нечего делать, я пошел общаться с наемниками. После боя они стали предметом повышенного интереса победителей и хвастались перед крестьянами своими подвигами.
После десятника, который отлеживался в тенечке, самым авторитетным в отряде был кряжистый мужик, который первым гнался за мной по дороге. Звали его Нестором. По меркам своего времени, был он уже в годах – лет тридцати.
Крестьяне заворожено слушали его мифический рассказ о том, как он один порубил шестерых татар. Сколько я мог судить, в его хвастовстве не было ни слова правды. Оружие и доспехи у него были самые дешевые, лицо глупо-хитрое. То, что полчаса назад простые крестьяне взяли его в плен, Нестора нисколько не смущало.
– Ты побейся с Иваном Крайним, коли ты такой герой, – предложил я.
Нестор удивленно посмотрел на меня:
– Это который Крайний будет? – насмешливо спросил он, свысока оглядывая крестьян.
Иван смутился, покраснел и выдвинулся вперед.
– Ты, что ли? – пренебрежительно спросил Нестор. – Об такого я даже рук марать не буду!
Иван смолчали задвинулся в толпу.
– А об меня будешь? – поинтересовался я. Нестор и тут не смолчал:
– На одну руку положу, другой прихлопну, и мокрое место станет!
Мои мужики засмеялись. Хвастун решил, что смеются не над ним, а надо мной, и совсем раздулся от гордости.
– Иван, хочешь поучить нахала, – предложил Крайнему.
Тот окончательно смутился и, похоже, испугался общего внимания.
– Принеси дубинки, – попросил я Ефима, который лыбился во весь рот, ожидая предложения подраться.
Несмотря на свою обычную степенность, он тут же бегом бросился за дубинками.
– Я на саблях люблю! – гордо заявил Нестор. – Чтобы враз от плеча до пояса!
– Побьешь Ивана на дубинках, побьемся с тобой на саблях, – пообещал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Государь-батюшка, – прервал мои сладостные воспоминания Иван Крайний, – тебя Кузьма Минич кличет.
Мне осталось тяжело вздохнуть и вернуться к суровым реалиям смутного времени.
– Григорьич, – крикнул мне Минин, быстро идя на встречу, – похоже, что Ефим забил десятника до смерти!
Мы вместе подошли к лежащему на земле человеку. Наши крестьяне и пленные молча расступились. Десятник лежал на спине, безжизненно запрокинув голову.
Ефим, растеряно ухмыляясь, стоял в стороне, держа в опущенной руке кнут.
Я проверил пульс. Десятник был жив, но без сознания.
– Помойте его, – приказал я. Однако никто не тронулся с места. – Ты помоешь! – Велел я холопу с простодушным лицом по прозвищу Крот.
Теперь засуетились все и мигом принесли в шапках воду из ближайшей канавы. После «омовения» десятник пришел в себя и открыл бессмысленные, полные муки глаза. Мужики оживленно заговорили, равно радуясь чужой смерти и чужой жизни.
Ко мне подошел освобожденный от пут возчик, тот, которого я взял в плен.
– Говорил я тебе, что десятник строг! – непонятно к чему сказал он. – Васильич никому спуску не даст! Похоронить бы его надо по-христьянски!
– Зачем его хоронить, если он жив? – удивленно спросил я.
– Все одно, Васильич теперь не жилец. Добить бы, да и похоронить по-христьянски.
– Почему это он не жилец?
– Это нам неведомо, – серьезно ответил возчик. – Только одно слово, не жилец. Похоронить бы его надобно. Окажи милость!
– А ну, пошел вон! – закричал я, окончательно выведенный из терпения. – А то я тебя самого сейчас похороню!
– Меня-то не нужно, а вот Васильича!..
Я не дослушал и врезал вознице по зубам.
– Ефим, а ну всыпь ему и гони отсюда, чтобы духу его здесь не было!
– Это можно, – согласился Ефим, но возница не стал дожидаться лупки и резво пустился наутек.
– Батюшка! – вопил он убегая. – Сделай милость! Прикажи...
Я не удержался и плюнул в след сердобольному страстотерпцу, а сам занялся непогребенным Васильичем. Отделал его Ефим сурово. У меня даже шевельнулась жалость. На счастье десятника, ккут, которым его лупили, был обычный, для лошадей, а не «людской», от которого лопалась кожа и отрывались от тела куски мяса, так что никаких серьезных повреждений Ефимка ему не нанес.
– Кто тебя на нас послал? – спросил я Васильича, когда он окончательно пришел в себя.
– Дед Пихто! – нагловато ответил он, правда, без недавнего задора, скорее по привычке.
– Мало получил? – поинтересовался я. – Еще поучить?
– Боярин Константин Иванович, – торопливо ответил Васильич.
– Что за боярин, как его фамилия?
– Вот этого не ведаю. Слышал, что его так называют, а кто он, да и боярин ли вообще, того не знаю, – торопливо проговорил он, проследив направление моего взгляда.
– Что тебе было приказано, это ты хоть знаешь?
– Сказали попика поймать да выпытать у него, у тебя, значит, где прячет детей. За то посулили пять ефимок.
– Что же так дешево, Иуде тридцать серебряников заплатили!
– Так то за Спасителя, а ты, сказали, простой поп-расстрига.
– Дешево меня твой Константин Иванович оценил.
– Знамо дешево, за тебя край нужно было два по десять ефимок просить. Да знал бы, где упадешь, соломку подстелил.
– А мне пойдешь служить? Я тебе за Константина Ивановича, коли его живым предоставишь, двадцать ефимок дам.
– А не обманешь? – враз оживился Васильич. – Побожись!
– Вот тебе святой истинный крест!
– Да я тебе за таки деньги! Да я за тебя буду век Бога молить!
– Молиться за меня не нужно, а надо боярина того к Морозовым в вотчину привези. Что обещано, сполна получишь! А коли обманешь или лукавить начнешь, я тебя из под земли достану!
Последнюю фразу я сказал зря, не сдержал эмоций.
Несмотря на явные физические мучения и пережитое унижение, десятник моему предложению искренно, по-человечески обрадовался. Мне даже стало жаль, что Ефим не забил его до смерти.
– Сам будешь ловить или со своими людьми? – спросил я, прерывая его благодарности.
– Мне они без надобности, если нужно, себе оставь, – заспешил Васильич.
– Ладно, тогда по рукам.
Больше говорить с этим гадом я был просто не в силах, отошел в сторону.
– Может быть, и вправду, похоронить его по-христиански? – полушутя, полусерьезно спросил Кузьма, слышавший весь наш разговор. – Чувствую, будет нам от этого десятника морока!
– Кроме него, никто таинственного боярина не видел, а боярин будет поопаснее Васильича.
– И то правда, – согласился Минин. – Давай-ка лучше отдыхать!
Меня наши постоянные отдохновения уже достали, но спорить было бессмысленно, только нервы вымотаешь, и все равно ничего не добьешься.
От нечего делать, я пошел общаться с наемниками. После боя они стали предметом повышенного интереса победителей и хвастались перед крестьянами своими подвигами.
После десятника, который отлеживался в тенечке, самым авторитетным в отряде был кряжистый мужик, который первым гнался за мной по дороге. Звали его Нестором. По меркам своего времени, был он уже в годах – лет тридцати.
Крестьяне заворожено слушали его мифический рассказ о том, как он один порубил шестерых татар. Сколько я мог судить, в его хвастовстве не было ни слова правды. Оружие и доспехи у него были самые дешевые, лицо глупо-хитрое. То, что полчаса назад простые крестьяне взяли его в плен, Нестора нисколько не смущало.
– Ты побейся с Иваном Крайним, коли ты такой герой, – предложил я.
Нестор удивленно посмотрел на меня:
– Это который Крайний будет? – насмешливо спросил он, свысока оглядывая крестьян.
Иван смутился, покраснел и выдвинулся вперед.
– Ты, что ли? – пренебрежительно спросил Нестор. – Об такого я даже рук марать не буду!
Иван смолчали задвинулся в толпу.
– А об меня будешь? – поинтересовался я. Нестор и тут не смолчал:
– На одну руку положу, другой прихлопну, и мокрое место станет!
Мои мужики засмеялись. Хвастун решил, что смеются не над ним, а надо мной, и совсем раздулся от гордости.
– Иван, хочешь поучить нахала, – предложил Крайнему.
Тот окончательно смутился и, похоже, испугался общего внимания.
– Принеси дубинки, – попросил я Ефима, который лыбился во весь рот, ожидая предложения подраться.
Несмотря на свою обычную степенность, он тут же бегом бросился за дубинками.
– Я на саблях люблю! – гордо заявил Нестор. – Чтобы враз от плеча до пояса!
– Побьешь Ивана на дубинках, побьемся с тобой на саблях, – пообещал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79