От нечего делать я вернулся в огород, осмотреть первую, пустую яму. То, что в этом месте недавно копали, было несомненно, только непонятно, зачем?
Прихватив саблю, я спрыгнул вниз и начал протыкать землю. Это не осталось незамеченным, и вскоре все волонтеры собрались вокруг, мешать советами.
– Интересно? – спросил я, когда они мне окончательно надоели.
– Интересно, – ответило хором несколько голосов.
– Тогда лезьте и копайте.
Уговаривать и подгонять энтузиастов не пришлось. Охотники тут же спрыгнули в жидкую грязь и начали остервенело вгрызаться в землю. Любовь к кладам, видимо, заложена в людях генетически. Мне и самому было интересно, какой сюрприз готовит нам липкая, жирная глина. Пропорционально глубине ямы росли азарт и нетерпение.
– Поди, там горшок с золотом, – мечтательно сказал Ефим.
– Ясное дело, не станут же на такую глубину невесть что закапывать, – добавил молчаливый парень, поднимая из ямы вверх перепачканное лицо, – золото не золото, а серебро точно есть.
Жажда богатства начала вползать в безыскусные, чистые сердца.
– А делить-то как будем? – неизвестно к кому обращаясь, но косясь на меня, спросил Ефим.
– Известно, по справедливости, – вмешался в разговор Иван Крайний. – Всем поровну.
– Вы сначала медведя убейте, а потом уже шкуру делите, – посоветовал я.
– Какого медведя? – заинтересовался Кнут.
– Неубитого, – замысловато ответил я.
Вопрос с косолапым заинтересовал не только парнишку Кнута, но тут металл лопатной закраины лязгнул обо что-то твердое, и разговор прервался на полуслове.
– Чего там? – прошептал любознательный Кнут, склоняясь вместе с товарищами над ямой.
Молчаливый копатель отставил неуклюжую лопату к стенке ямы и начал руками отрывать находку. Кажется, волонтеры были правы, в земле был зарыт глиняный горшок.
Азарт кладоискательства зацепил даже меня, и я, как и все, пал перед ямой на колени.
– Ну, чего там?! –торопили нетерпеливые зрители. – Осторожней, не разбей! Подковырни его, тащи за горло!
Молчун, не спеша, разгребал руками глину, освобождая горшок. Напряжение достигло предела. Наконец он вытащил сосуд из земли и взял его в руки.
– Тяжелый? – спросил чей-то взволнованный голос.
– А то! – гордо ответил счастливый землекоп.
– Давай сюда, – попросил Крайний.
Молчун передал ему горшок и собрался вылезти из ямы.
– Посмотри, может быть, еще что-нибудь есть, – попросил я.
Парень пожал плечами и снова взялся за заступ. Однако копать не стал, наблюдал, как Крайний аккуратно очищает горловину.
– Ишь, как хорошо закрыли, чтобы вода, знать, не попала, – бормотал он, примериваясь, как ловчее снять керамическую крышку. – Надолго, видать, прятали.
Иван вытащил из-за голенища нож и начал отколупывать залитую смолой крышку. Все, затаив дыхание, сгрудились вокруг него. Наконец крышка поддалась. Иван засунул пальцы в горловину и выудил из горшка холщовую тряпицу, завязанную в узелок. Иван начал зубами развязывать тугой узел.
– Чего там, никак, деньги? – спросил из ямы молчун, которому ничего не было видно.
Ему не ответили, напряженно ждали, когда Крайний справится с узлом. Наконец он развернул таинственную находку. Там, как можно было предположить, действительно были серебряные монеты.
– Это ж надо, какое богатство! – выдохнул кто-то из зрителей.
Богатство было небольшое, сотня монет, целых и рубленных на части, но для крепостных крестьян это было целое состояние.
– Покажи, – попросил я, но Иван сделал вид, что не услышал просьбу и завязал тряпку.
– Поделить надобно, – подал голос из ямы Молчун, – по справедливости.
– Успеем поделить, – обозначил я свое начальственное присутствие, – копай дальше, может быть, там еще что-нибудь есть.
– Пусти меня, – попросил Молчуна еще один охотник, парень по прозвищу Крот.
– Сам раскопаю, – ответил тот и принялся энергично выбрасывать из ямы чавкающую глину.
– Есть, – радостно закричал он, когда лопата опять на что-то наткнулась.
Опять все сгрудились вокруг ямы. Молчун встал на колени и опять принялся руками разгребать мокрую землю.
– Кажись, доски, – сообщил он, вынимая из земли завернутый в холстину сверток.
– Дай сюда, – попросил я, предположив, что это что-нибудь более ценное, чем серебряные талеры.
Молчун передал мне сверток. По форме и весу это могли быть только иконы. Я тут же забыл про неинтересное серебро и начал рассматривать находку, тщательно упакованную в залитую смолой и обмазанную дегтем холстину.
С иконами на Руси до середины семнадцатого века, когда в Москве появились государевы иконописные мастерские, была напряженка. Во времена татарского владычества иконопись осуществлялась в монастырях, которым поработители русской земли не только не препятствовали, но и оказывали покровительство.
Особенное развитие писание икон получило во второй половине XVII столетия, в Москве, когда, для удовлетворения потребностей государева двора, возник при оружейном приказе целый институт «царских» иконописцев, «жалованных» и «кормовых», которые не только писали образа, но и расписывали церкви, дворцовые покои, знамена, древки к ним.
В «нашем время», в начале семнадцатого века, икон в бытовом пользовании было еще мало. Зато многие церковные люди и миряне не только воздавали иконам такое же поклонение, как честному и животворящему кресту, но и «возлагали на эти иконы полотенца и делали из икон восприемников своих детей при святом крещении. Говоря попросту, делали из ликов святых идолов и кумиров.
Я нигде, включая несколько помещичьих усадеб, икон пока не встречал. То, что простые, хуторяне имели немалые деньги и к тому же иконы, наводило на размышления. Однако спросить было не у кого, все обитатели хутора, включая детей, были убиты, а провести следствие не было возможности. Дай Бог было самим решить собственные проблемы.
Пока я исследовал попавшее в руки духовное сокровище, волонтеры предались поклонению серебряному тельцу и любовались свалившимся на них богатством.
– Как будем делить? – опять задал мне вопрос кто-то из ратников.
– Делите между собой, – легкомысленно ответил я, – мне деньги не нужны.
Мой скудеющий мешок с ефимками и так доставлял слишком много проблем. Приходилось везде носить с собой свою тяжелую мошну, и лишний груз богатства мне совсем не улыбался.
– А Кузьма Минич, – спросил Ефим, – тоже не в доле?
– Не знаю, у него спросите.
– Какая дядьке Кузьме доля! – вдруг возмущенно закричал Крот. – Нет ему доли, коли не было его с нами, когда клад нашли!
Мысль была интересная и тут же нашла сторонников.
– Это по справедливости, – согласился с Кротом Ефим. – Ничего не поделаешь, коли не было его здесь, знать, проспал.
– Он полбу варит, – напомнил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Прихватив саблю, я спрыгнул вниз и начал протыкать землю. Это не осталось незамеченным, и вскоре все волонтеры собрались вокруг, мешать советами.
– Интересно? – спросил я, когда они мне окончательно надоели.
– Интересно, – ответило хором несколько голосов.
– Тогда лезьте и копайте.
Уговаривать и подгонять энтузиастов не пришлось. Охотники тут же спрыгнули в жидкую грязь и начали остервенело вгрызаться в землю. Любовь к кладам, видимо, заложена в людях генетически. Мне и самому было интересно, какой сюрприз готовит нам липкая, жирная глина. Пропорционально глубине ямы росли азарт и нетерпение.
– Поди, там горшок с золотом, – мечтательно сказал Ефим.
– Ясное дело, не станут же на такую глубину невесть что закапывать, – добавил молчаливый парень, поднимая из ямы вверх перепачканное лицо, – золото не золото, а серебро точно есть.
Жажда богатства начала вползать в безыскусные, чистые сердца.
– А делить-то как будем? – неизвестно к кому обращаясь, но косясь на меня, спросил Ефим.
– Известно, по справедливости, – вмешался в разговор Иван Крайний. – Всем поровну.
– Вы сначала медведя убейте, а потом уже шкуру делите, – посоветовал я.
– Какого медведя? – заинтересовался Кнут.
– Неубитого, – замысловато ответил я.
Вопрос с косолапым заинтересовал не только парнишку Кнута, но тут металл лопатной закраины лязгнул обо что-то твердое, и разговор прервался на полуслове.
– Чего там? – прошептал любознательный Кнут, склоняясь вместе с товарищами над ямой.
Молчаливый копатель отставил неуклюжую лопату к стенке ямы и начал руками отрывать находку. Кажется, волонтеры были правы, в земле был зарыт глиняный горшок.
Азарт кладоискательства зацепил даже меня, и я, как и все, пал перед ямой на колени.
– Ну, чего там?! –торопили нетерпеливые зрители. – Осторожней, не разбей! Подковырни его, тащи за горло!
Молчун, не спеша, разгребал руками глину, освобождая горшок. Напряжение достигло предела. Наконец он вытащил сосуд из земли и взял его в руки.
– Тяжелый? – спросил чей-то взволнованный голос.
– А то! – гордо ответил счастливый землекоп.
– Давай сюда, – попросил Крайний.
Молчун передал ему горшок и собрался вылезти из ямы.
– Посмотри, может быть, еще что-нибудь есть, – попросил я.
Парень пожал плечами и снова взялся за заступ. Однако копать не стал, наблюдал, как Крайний аккуратно очищает горловину.
– Ишь, как хорошо закрыли, чтобы вода, знать, не попала, – бормотал он, примериваясь, как ловчее снять керамическую крышку. – Надолго, видать, прятали.
Иван вытащил из-за голенища нож и начал отколупывать залитую смолой крышку. Все, затаив дыхание, сгрудились вокруг него. Наконец крышка поддалась. Иван засунул пальцы в горловину и выудил из горшка холщовую тряпицу, завязанную в узелок. Иван начал зубами развязывать тугой узел.
– Чего там, никак, деньги? – спросил из ямы молчун, которому ничего не было видно.
Ему не ответили, напряженно ждали, когда Крайний справится с узлом. Наконец он развернул таинственную находку. Там, как можно было предположить, действительно были серебряные монеты.
– Это ж надо, какое богатство! – выдохнул кто-то из зрителей.
Богатство было небольшое, сотня монет, целых и рубленных на части, но для крепостных крестьян это было целое состояние.
– Покажи, – попросил я, но Иван сделал вид, что не услышал просьбу и завязал тряпку.
– Поделить надобно, – подал голос из ямы Молчун, – по справедливости.
– Успеем поделить, – обозначил я свое начальственное присутствие, – копай дальше, может быть, там еще что-нибудь есть.
– Пусти меня, – попросил Молчуна еще один охотник, парень по прозвищу Крот.
– Сам раскопаю, – ответил тот и принялся энергично выбрасывать из ямы чавкающую глину.
– Есть, – радостно закричал он, когда лопата опять на что-то наткнулась.
Опять все сгрудились вокруг ямы. Молчун встал на колени и опять принялся руками разгребать мокрую землю.
– Кажись, доски, – сообщил он, вынимая из земли завернутый в холстину сверток.
– Дай сюда, – попросил я, предположив, что это что-нибудь более ценное, чем серебряные талеры.
Молчун передал мне сверток. По форме и весу это могли быть только иконы. Я тут же забыл про неинтересное серебро и начал рассматривать находку, тщательно упакованную в залитую смолой и обмазанную дегтем холстину.
С иконами на Руси до середины семнадцатого века, когда в Москве появились государевы иконописные мастерские, была напряженка. Во времена татарского владычества иконопись осуществлялась в монастырях, которым поработители русской земли не только не препятствовали, но и оказывали покровительство.
Особенное развитие писание икон получило во второй половине XVII столетия, в Москве, когда, для удовлетворения потребностей государева двора, возник при оружейном приказе целый институт «царских» иконописцев, «жалованных» и «кормовых», которые не только писали образа, но и расписывали церкви, дворцовые покои, знамена, древки к ним.
В «нашем время», в начале семнадцатого века, икон в бытовом пользовании было еще мало. Зато многие церковные люди и миряне не только воздавали иконам такое же поклонение, как честному и животворящему кресту, но и «возлагали на эти иконы полотенца и делали из икон восприемников своих детей при святом крещении. Говоря попросту, делали из ликов святых идолов и кумиров.
Я нигде, включая несколько помещичьих усадеб, икон пока не встречал. То, что простые, хуторяне имели немалые деньги и к тому же иконы, наводило на размышления. Однако спросить было не у кого, все обитатели хутора, включая детей, были убиты, а провести следствие не было возможности. Дай Бог было самим решить собственные проблемы.
Пока я исследовал попавшее в руки духовное сокровище, волонтеры предались поклонению серебряному тельцу и любовались свалившимся на них богатством.
– Как будем делить? – опять задал мне вопрос кто-то из ратников.
– Делите между собой, – легкомысленно ответил я, – мне деньги не нужны.
Мой скудеющий мешок с ефимками и так доставлял слишком много проблем. Приходилось везде носить с собой свою тяжелую мошну, и лишний груз богатства мне совсем не улыбался.
– А Кузьма Минич, – спросил Ефим, – тоже не в доле?
– Не знаю, у него спросите.
– Какая дядьке Кузьме доля! – вдруг возмущенно закричал Крот. – Нет ему доли, коли не было его с нами, когда клад нашли!
Мысль была интересная и тут же нашла сторонников.
– Это по справедливости, – согласился с Кротом Ефим. – Ничего не поделаешь, коли не было его здесь, знать, проспал.
– Он полбу варит, – напомнил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79