– лукаво улыбнулась она. – Как ты без меня сможешь изъясняться с французами.
Я посмотрел ей в глаза, они были веселы и лукавы, Матильда откровенно надо мной потешалась, но меня это, почему-то, совсем не обидело.
Глава 8
– Граф хороший человек, – сообщила мне француженка, когда мы выехали из имения. – Только очень гордый и ты ему не понравился.
– Он мне тоже, – вставил я.
– А знаешь почему?
– Предполагаю, не любит, чтобы с ним так разговаривали. Вельможи привыкают к низкопоклонству, и обычную вежливость воспринимают как грубость, – поделился я собственными жизненными наблюдениями.
– Ничего подобного, – засмеялась она, – для этого Федор Васильевич слишком умен. Просто, он приревновал тебя ко мне.
– Думаешь, Ростопчин догадался, что между нами что-то есть? – удивленно спросил я.
Мне казалось, что вели мы себя так сдержанно, что догадаться об этом было невозможно.
– Я сама ему сказала об этом, – совершенно неожиданно для меня заявила Матильда. – Он спросил – я ответила.
Я удивленно на нее посмотрел. Женщины этой эпохи в любовных связях обычно не признавались. Чтобы не обсуждать эту тему, посетовал:
– Вот видишь, я поссорился с помещиком и теперь нам негде ночевать.
Действительно, уже близился вечер, и нам опять нужно было думать, где устроиться на ночь.
– Интересно, здесь поблизости еще есть деревни? – задал я вполне риторический вопрос.
Марта пожала плечами и предложила:
– Давай лучше останемся тут. Зачем нам неизвестно что искать, да еще на ночь глядя!
Вот уж действительно, что говорит женщина, то говорит Бог! Я так разозлился на хозяев имения, что невольно перенес раздражение на его крестьян.
– Точно, давай найдем старосту, мне показалось, что он приятный человек. Он где-нибудь нас устроит. Ты не против ночевки в крестьянской избе?
– В любой, – засмеялась француженка, – где есть широкая постель!
Я наклонился в седле и посмотрел ей в ее глаза самым скромным взглядом, на который был способен, она его встретила и так задорно подмигнула, что я едва удержался, чтобы не наброситься на нее посередине дороги.
Мы уже въехали в деревню, и встречная женщина показала нам двор старосты.
Тот жил в новой избе с печной трубой, что было признаком достатка. Мы остановились возле тесовых ворот и тотчас за ними затявкала собачонка. Я соскочил с лошади, но постучать не успел. Хозяин, услышав лай, сам вышел из избы, и лишь узнал наши французские мундиры, заспешил отворить ворота.
– Тебя, барин, видать сам Бог послал, – торопливо сказал он, приглашая нас въехать во двор, – Сыну совсем худо, погляди, может, чем поможешь!
– Что с ним? – спросил я.
– Так ранили его ироды, ты же сам его лечил!
Удивительно, но этот человек, помогая мне перевязывать раненных, ни словом не обмолвился, что один из них его сын. Мы оставили лошадей во дворе и прошли в избу. Здесь горело целых две сальные свечи. Я осмотрелся, на лавке возле окна лежал молодой человек, прикрытый чистой холстиной. Я приложил к его лбу руку. Похоже, у него начинался жар. Раненый поглядел на меня воспаленными, горячечными глазами и прикусил губу, чтобы не стонать.
Я усадил Матильду в красный угол и занялся лечением. Как правило, я стараюсь делать это без лишних глаз, чтобы не пугать свидетелей своими «колдовскими трюками», но теперь было не до того. У парня, судя по всему, уже начиналось заражение крови. Промыв кипяченой водой, и перебинтовав сабельную рану, я приступил к своим экстрасенсорным пассам. Как это обычно бывает, несколько минут интенсивного лечения так меня вымотали, что, окончив сеанс, я бессильно опустился на лавку.
Матильда подошла и участливо сказала:
– Тебе неплохо бы прилечь. Хочешь воды?
Я вспомнил, что и ее муж лечил людей подобным методом, потому она так спокойно к этому отнеслась.
Впрочем, кажется, ее вообще трудно было чем-нибудь напугать.
– Спасибо, ничего не нужно, сейчас все пройдет, – сказал я, привычно расслабляя мышцы, чтобы скорее вернуть в них кровообращение.
Раненый, между тем, успокоился и, похоже, заснул. Староста, простоявший все это время в дверях, подошел и наклонился над сыном.
– Спит? – шепотом спросил он. – Пойду, скажу старухе, а то она себе места не находит, ревмя ревет на конюшне!
– Погоди, – остановил я его, – ты не найдешь местечка, чтобы переночевать нам с товарищем?
– Как не найти, найду. Хотите, здесь и ночуйте.
– Нет, нам бы в отдельной избе, я за хлопоты заплачу. Да, не худо бы баньку истопить, а то мы, который день не мылись.
– Баня у нас с утра топлена, сегодня же суббота. Только вот помыться не довелось, сам знаешь, не до того было. Жара, конечно, того, что надо нет, но ополоснуться можно. И избу чистую предоставлю. Сейчас пришлю жену, она вас в баню проводит. Вы покуда мойтесь, а я насчет постоя похлопочу.
Он торопливо вышел, а я, взяв Матильду за руку, тихо пригрозил:
– Ну, смотрите, корнет! Что я с вами нынче сделаю!
– Ах, оставьте, – жеманно сказала она, – все вы только обещаете…
Я притянул ее к себе и хотел поцеловать, но тут в избу вошла хозяйка и, наскоро нам поклонившись, сразу же пошла к лавке, на которой лежал сын. Только удостоверившись, что он жив и спокойно дышит, занялась нами. Чему, кстати, было самое время. Я уже пришел в себя после сеанса экстрасенсорики и теперь изнывал от нетерпения уединиться в укромном месте с товарищем по оружию.
– Пожалуйте за мной, – пригласила старостиха, и пошла вперед, показать дорогу.
Мы вышли на воздух. На улице уже стемнело до лиловых сумерек. Дождя не было, но земля была такой размокшей, что вязли ноги. Мы прошли по извилистой узкой тропинке через огород на зады усадьбы. Баня у старосты, как и дом, была совсем новая, бревна сруба еще не успели даже потемнеть.
– После пожара только-только отстроились, – сказала хозяйка, в ответ на вопрос, когда поставлена баня, – а теперь, глядите, опять лихо на наши головы. Народ говорит, великая сила иноземная на наше царство напала!
Честно говоря, мне в тот момент было не до разговоров о политике, пользуясь сумерками, и тем, что женщина шла впереди, я, что называется, «распустил руки».
– Ничего, скоро все кончится, – невольно, двусмысленно сказал я, уже не в силах удержаться от начала энергичных действий. Удивительно, что меня вдруг тогда так раззадорило, война, экстрасенсорика или ревность.
– Hatez vos mains! – потребовал убрать ищущие руки рассерженный корнет.
– А я думаю, – вздохнула женщина, – такие дела быстро не делаются.
– И я так считаю, – согласился корнет и стукнул меня локотком в живот. – Всему свое время!
В бане было тепло и сухо. Пахло распаренным березовым веником. Хозяйка разворошила золу в печке, раздула уголья, подожгла лучину, а от нее огарок сальной свечи, Показала где у них вода, шайки, горшок со щелоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Я посмотрел ей в глаза, они были веселы и лукавы, Матильда откровенно надо мной потешалась, но меня это, почему-то, совсем не обидело.
Глава 8
– Граф хороший человек, – сообщила мне француженка, когда мы выехали из имения. – Только очень гордый и ты ему не понравился.
– Он мне тоже, – вставил я.
– А знаешь почему?
– Предполагаю, не любит, чтобы с ним так разговаривали. Вельможи привыкают к низкопоклонству, и обычную вежливость воспринимают как грубость, – поделился я собственными жизненными наблюдениями.
– Ничего подобного, – засмеялась она, – для этого Федор Васильевич слишком умен. Просто, он приревновал тебя ко мне.
– Думаешь, Ростопчин догадался, что между нами что-то есть? – удивленно спросил я.
Мне казалось, что вели мы себя так сдержанно, что догадаться об этом было невозможно.
– Я сама ему сказала об этом, – совершенно неожиданно для меня заявила Матильда. – Он спросил – я ответила.
Я удивленно на нее посмотрел. Женщины этой эпохи в любовных связях обычно не признавались. Чтобы не обсуждать эту тему, посетовал:
– Вот видишь, я поссорился с помещиком и теперь нам негде ночевать.
Действительно, уже близился вечер, и нам опять нужно было думать, где устроиться на ночь.
– Интересно, здесь поблизости еще есть деревни? – задал я вполне риторический вопрос.
Марта пожала плечами и предложила:
– Давай лучше останемся тут. Зачем нам неизвестно что искать, да еще на ночь глядя!
Вот уж действительно, что говорит женщина, то говорит Бог! Я так разозлился на хозяев имения, что невольно перенес раздражение на его крестьян.
– Точно, давай найдем старосту, мне показалось, что он приятный человек. Он где-нибудь нас устроит. Ты не против ночевки в крестьянской избе?
– В любой, – засмеялась француженка, – где есть широкая постель!
Я наклонился в седле и посмотрел ей в ее глаза самым скромным взглядом, на который был способен, она его встретила и так задорно подмигнула, что я едва удержался, чтобы не наброситься на нее посередине дороги.
Мы уже въехали в деревню, и встречная женщина показала нам двор старосты.
Тот жил в новой избе с печной трубой, что было признаком достатка. Мы остановились возле тесовых ворот и тотчас за ними затявкала собачонка. Я соскочил с лошади, но постучать не успел. Хозяин, услышав лай, сам вышел из избы, и лишь узнал наши французские мундиры, заспешил отворить ворота.
– Тебя, барин, видать сам Бог послал, – торопливо сказал он, приглашая нас въехать во двор, – Сыну совсем худо, погляди, может, чем поможешь!
– Что с ним? – спросил я.
– Так ранили его ироды, ты же сам его лечил!
Удивительно, но этот человек, помогая мне перевязывать раненных, ни словом не обмолвился, что один из них его сын. Мы оставили лошадей во дворе и прошли в избу. Здесь горело целых две сальные свечи. Я осмотрелся, на лавке возле окна лежал молодой человек, прикрытый чистой холстиной. Я приложил к его лбу руку. Похоже, у него начинался жар. Раненый поглядел на меня воспаленными, горячечными глазами и прикусил губу, чтобы не стонать.
Я усадил Матильду в красный угол и занялся лечением. Как правило, я стараюсь делать это без лишних глаз, чтобы не пугать свидетелей своими «колдовскими трюками», но теперь было не до того. У парня, судя по всему, уже начиналось заражение крови. Промыв кипяченой водой, и перебинтовав сабельную рану, я приступил к своим экстрасенсорным пассам. Как это обычно бывает, несколько минут интенсивного лечения так меня вымотали, что, окончив сеанс, я бессильно опустился на лавку.
Матильда подошла и участливо сказала:
– Тебе неплохо бы прилечь. Хочешь воды?
Я вспомнил, что и ее муж лечил людей подобным методом, потому она так спокойно к этому отнеслась.
Впрочем, кажется, ее вообще трудно было чем-нибудь напугать.
– Спасибо, ничего не нужно, сейчас все пройдет, – сказал я, привычно расслабляя мышцы, чтобы скорее вернуть в них кровообращение.
Раненый, между тем, успокоился и, похоже, заснул. Староста, простоявший все это время в дверях, подошел и наклонился над сыном.
– Спит? – шепотом спросил он. – Пойду, скажу старухе, а то она себе места не находит, ревмя ревет на конюшне!
– Погоди, – остановил я его, – ты не найдешь местечка, чтобы переночевать нам с товарищем?
– Как не найти, найду. Хотите, здесь и ночуйте.
– Нет, нам бы в отдельной избе, я за хлопоты заплачу. Да, не худо бы баньку истопить, а то мы, который день не мылись.
– Баня у нас с утра топлена, сегодня же суббота. Только вот помыться не довелось, сам знаешь, не до того было. Жара, конечно, того, что надо нет, но ополоснуться можно. И избу чистую предоставлю. Сейчас пришлю жену, она вас в баню проводит. Вы покуда мойтесь, а я насчет постоя похлопочу.
Он торопливо вышел, а я, взяв Матильду за руку, тихо пригрозил:
– Ну, смотрите, корнет! Что я с вами нынче сделаю!
– Ах, оставьте, – жеманно сказала она, – все вы только обещаете…
Я притянул ее к себе и хотел поцеловать, но тут в избу вошла хозяйка и, наскоро нам поклонившись, сразу же пошла к лавке, на которой лежал сын. Только удостоверившись, что он жив и спокойно дышит, занялась нами. Чему, кстати, было самое время. Я уже пришел в себя после сеанса экстрасенсорики и теперь изнывал от нетерпения уединиться в укромном месте с товарищем по оружию.
– Пожалуйте за мной, – пригласила старостиха, и пошла вперед, показать дорогу.
Мы вышли на воздух. На улице уже стемнело до лиловых сумерек. Дождя не было, но земля была такой размокшей, что вязли ноги. Мы прошли по извилистой узкой тропинке через огород на зады усадьбы. Баня у старосты, как и дом, была совсем новая, бревна сруба еще не успели даже потемнеть.
– После пожара только-только отстроились, – сказала хозяйка, в ответ на вопрос, когда поставлена баня, – а теперь, глядите, опять лихо на наши головы. Народ говорит, великая сила иноземная на наше царство напала!
Честно говоря, мне в тот момент было не до разговоров о политике, пользуясь сумерками, и тем, что женщина шла впереди, я, что называется, «распустил руки».
– Ничего, скоро все кончится, – невольно, двусмысленно сказал я, уже не в силах удержаться от начала энергичных действий. Удивительно, что меня вдруг тогда так раззадорило, война, экстрасенсорика или ревность.
– Hatez vos mains! – потребовал убрать ищущие руки рассерженный корнет.
– А я думаю, – вздохнула женщина, – такие дела быстро не делаются.
– И я так считаю, – согласился корнет и стукнул меня локотком в живот. – Всему свое время!
В бане было тепло и сухо. Пахло распаренным березовым веником. Хозяйка разворошила золу в печке, раздула уголья, подожгла лучину, а от нее огарок сальной свечи, Показала где у них вода, шайки, горшок со щелоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78