– Готово, отпирай! – тихо скомандовал я. Француженка начала отодвигать первый засов, но его заело и у нее ничего не получилось. Как обычно делают многие женщины, когда что-то заедает, она сразу начала стенать и пытаться плечом выставить дверь.
Пришлось мне приставить ружье к стене и разбираться с запорами самому. Вчера засов задвинулся легко теперь же его почему-то заклинило. Я попробовал сдвинуть второй засов, но и он оказался зажат. Стало понятно, что дверь специально перекосили снаружи, чтобы мы не смогли выйти. Это давало хоть какую-то информацию о наших противниках. Они пытались заставить нас остаться внутри.
Такая тактика показалась мне достаточно странной. На первом этаже были довольно большие окна, и, при нужде, можно было вылезти наружу через них. Одно из окон я уже открывал вчера, когда готовил выход на всякий пожарный случай, Впрочем, вылезать через окно днем я не собирался, если нас снаружи ждет засада, то мы бы оказались отличной мишенью.
– Они нас заперли снаружи, – объяснил я Матильде, – значит, боятся, что мы выйдем.
– А что если засов чем-нибудь подцепить? – подала она типично женский совет. – Ты же открыл так подполье.
– Не получится, теперь его можно только выбить, – отверг я неосуществимый вариант. – А если я начну по нему стучать, они сразу услышат.
– Ну и пусть слышат, – хладнокровно сказала француженка. – Ты ведь все равно собирался их сюда заманить.
– Нельзя дать им возможность подготовиться. Мы же не знаем, сколько там человек и какое у них оружие. Впрочем, можно попробовать…
Я несколько раз стукнул рукояткой пистолета по языку засова, и он слегка сдвинулся с места. Но тут наши тетки так пронзительно закричали, что я не выдержал и бросился в залу. Они стояли рядком как раз напротив двери и вопили, будто по заказу.
– Молчать! Зарублю! – делая бешеные глаза, закричал я, и для наглядности выхватил саблю из ножен.
И сразу наступила тишина. Я даже не сразу поверил, что женщины замолчали, и еще несколько раз открыл рот, собираясь продолжить «психическую атаку», но нужды в этом больше не было. Старуха еще молча плакала, размазывая слезы по морщинистому лицу, а странная девушка отерла слезы ладонями и смотрела на меня вполне осмысленными глазами.
– Ну, вот, так бы и давно, – немного смутившись своей показной горячности, сказал я, пряча саблю в ножны. – От вас оглохнуть можно. Вы можете сказать, кто нас здесь запер?
– Ох, сокол, чего тут говорить, когда смерть наша близится, – скривила лицо бабка и перекрестилась. – Сожгут они нас тут заживо, ироды иерусалимские, сгинем в огне без покаяния!
Я тут же про себя отметил, что она крестится. Значит, бабка была христианкой. Сказал, пытаясь вызвать ее на разговор:
– Может быть, и не сгинем, если, конечно, вы поможете.
– Что мы можем, сокол, – скорбно сказала она, – знать такова наша горькая планида.
Использование слова «планида» тоже говорило об ее определенном культурном уровне. Общаться со старухой становилось все интереснее.
– Ты, бабушка, пока не поздно, расскажи, кто нас запер и что это за люди во дворе, иначе и, правда, ведь погибнем.
– Кто и сколько их, я сказать не могу, только думаю, по барскому приказу его архаровцы прискакали, а от них, голубь, мы не отобьемся! Ты у нас один солдат, да баба переодетая, а нас с Нюшкой и считать не след. Не смертью архаровцы нас убьют, так в дому спалят!
После ее слов у меня как будто с души свалилась тяжесть. Как я ни пытался убедить себя, что нечистой силы не существует, но внутри червячок сомнения все-таки шевелился, а вдруг! Барин же, какой он ни будь, существо смертное, как и его «архаровцы».
– Вы не знаете, что за дверь в подполье, куда она ведет? – спросила Матильда.
– Не знаю, батюшка, тьфу, прости Господи, матушка, нам такое не говорили. Как привезли нас с Нюшкой сюда жить, посадили под запор будто псов цепных, она все время закрытая, – ответила старуха.
– А топор тут где-нибудь есть? – спросил теперь уже я.
– Как не быть, есть за печкой, – ответила Нюшка, – мы с бабкой Матреной им лучины щиплем, свечи нам жечь не велят.
Девушка показала место и я, ругая себя за недогадливость, там искать, нужно было в первую очередь, полез под печь и нащупал ручку топора.
Был он довольно тяжелый и тупой, но это было не важно, им вполне можно было сбить замок с таинственной двери.
– Иди в сени и продолжай стучать по засову, – сказал я Матильде, отдавая ей пистолет. – Пусть думают, что мы пытаемся выйти. Я спущусь в подполье, и попробую открыть дверь.
Потом я обратился к местным обитательницам:
– А вы, как кричали, так и кричите, только не так громко, а то уши закладывает.
Я взял свечу, спустился вниз и занялся замком. На всякий случай, если за дверью окажется засада, приготовил пистолет. Топором вывернуть проушины из подгнившей древесины оказалось плевым делом. Вывернув замок, я загнал конец топора в дверную щель, и как рычагом открыл разбухшую от сырости дверцу. За ней и, правда, начинался какой-то лаз, высотой чуть больше метра. Я встал на четвереньки и прополз с десяток метров, освещая путь свечой. Судя по состоянию, подземным ходом давно никто не пользовался. Укреплявшие потолок доски сгнили и уже кое-где обрушились. В таких местах, осыпавшаяся в образовавшиеся прогалины земля засыпала почти весь проход. Пробраться через эти завалы можно было только ползком. Я понял, что воспользоваться лазом было можно, но только в самом крайнем случае. Решив зря не рисковать, пятясь, вернулся назад в подполье и поднялся наверх.
За время моего отсутствия, все тут осталось без изменений. Женщины кричали, правда без былого энтузиазма, Матильда в сенях монотонно стучала рукояткой пистолета по засову. Я рассказал ей о лазе. Подземные ходы, таинственные подвалы, пещеры, обычно никого не оставляют равнодушными. Француженка не стала исключением и тут же задала риторический вопрос:
– Интересно, куда он ведет?
– А мне интересно, что за ненормальный все это устроил. Давай попробуем расспросить старуху.
Мы вернулись в залу. Я попросил старуху замолчать и спросил, кто такой их барин.
– Старый старик, – ответила она. – Как сына схоронил, а за ним жену, совсем умом тронулся. Людей тиранит, не приведи Господи. Нашел себе чернокнижника-супостата, да пригрел змея на груди, вот они теперь всегда вместе. Меня горькую в неволю взял, а я, голуби, не простая крестьянка, я вдова пономаря!
– А здесь вы зачем? – спросила Матильда.
– Затем, матушка, чтобы барское добро беречь и людей до смерти пугать! Гореть мне за то в геенне огненной! Только и против барина слова не скажешь, на то его воля и сила! Мы люди маленькие, нам пропитание нужно, а оно все у него, ирода-кормильца. Я старая, мне жить мало осталось, а Нюшка совсем девка молодая, ей-то, за что такие муки терпеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78