Пока на меня не обратили внимания, я успел вытащить саблю и, привстав, направил ее нападающему в грудь. Тот напоролся на острие, вскрикнул, отшатнулся, и, зажимая рану руками, повалился на землю недалеко от меня. Сержант к этому моменту уже успел справиться с ружьем, взял его наперевес и кинулся в атаку на красивого парня с черными курчавыми волосами. Тот попытался защититься своим длинным широким палашом, но француз выполнил резкий штыковой выпад, отбил клинок и уколол его в грудь. Раненый пронзительно закричал, и еще раз попытался достать сержанта тесаком. Ему на помощь бросился товарищ. Я вскочил у него на пути. Солдат, молодой мужчина со щербатым ртом, держал в руке довольно большой нож. Он не растерялся и выполнил странный, незнакомый мне прием, будто нырнул в мою сторону, намереваясь всадить клинок в живот.
Я отскочил, но щербатый оказался ловким человеком и, несмотря на растерянность после неожиданной атаки, сориентировался по ходу действия. Видимо, поняв, что ему меня с длинной саблей ножом не достать, замахнулся, собираясь метнуть тесак.
Тут в дело вмешался сержант со своим ружьем. Он напал на щербатого с фланга и всадил ему штык в бок, чуть ниже подмышки. Штык глубоко ушел в тело между ребер и итальянец, не успев даже вскрикнуть, широко открыл рот, и из него хлынула кровь. Все произошло так быстро, что я даже не успел толком испугаться.
– Черт подери, – сказал сержант, как и я, растеряно глядя на троих умирающих на земле людей, – что им, собственно, было нужно?
Я показал на свой рот, развел руки и пожал плечами. Разговаривать с французом на его родном языке я почему-то не захотел. Он решил, что я глухонемой и, помогая жестами, громко спросил:
– Ты меня слышишь?
Я кивнул и опять показал на рот.
– Не можешь говорить? – догадался он.
Я утвердительно кивнул и изобразил, что меня стукнули по голове, и я упал без сознания. Это было в принципе, верно. Внутреннее состояние у меня было как после хорошего удара дубиной по затылку. Он понял и сочувственно кивнул, потом так же жестами объяснил, что и сам оказался рядом с взорвавшейся бомбой, потом подкатил глаза, покрутил рукой возле лба и поморщился как от боли. Получалось, что мы с ним оба как бы контуженные.
Объяснившись, мы оба, не сговариваясь, посмотрели на убитых. Итальянцы лежали в живописных позах на сырой русской земле. Что с ними делать я не знал, вопросительно посмотрел на француза. Однако с ним что-то случилось, он побледнел, приставил к стволу дерева ружье и обеими руками взялся за голову. Потом его начало рвать. Я смотрел на него, не зная чем ему можно помочь. Вероятно после пережитого волнения, у него сказались последствия контузии.
Спрашивать его о чем-то было бесполезно. Он перестал реагировать на окружающее, сжимал ладонями виски, стонал от боли и опустился на корточки возле толстенной березы. Так и сидел, прислоняясь лбом к коре дерева.
Удивительно, но все это время у меня не возникали вопросы, откуда взялись эти люди. Может быть потому, что я подсознательно пытался понять, откуда взялся я сам. Француз, между тем, начал раскачиваться и стукаться лбом о дерево. Наверное, таким способом, хотел отогнать или заглушить боль. Я подумал, что должен будут сделать, если он вдруг потеряет сознание. Ситуация получится патовая, на меня одного, три трупа полных и четвертый на половину.
Не знаю, как получилось, но в какой-то момент я сам, не понимая, что и для чего делаю, протянул к французу руки и снял с него кивер. Его коротко стриженая голова оказалась совсем мокрой. Не обращая на это внимания, я принялся водить над ней ладонями. Вскоре сержант перестал раскачиваться, застыл на месте. Продолжалось все недолго, не больше трех-пяти минут. Вдруг он провел рукой по мокрому лицу, и повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. В его взгляде были удивление и страх. Я как мог приветливо улыбнулся и вернул ему форменную шапку.
– Прошла! – воскликнул он, принимая головной убор. – Как ты смог?!
На это я мог только развести руками.
– Ты француз? – спросил сержант, продолжая руками обследовать свою выздоровевшую голову.
Я опять развел руками.
– Нет, на француза ты не похож, – рассмотрев мое лицо, решил он. – Португалец?
Чтобы он избежал перечисления всех европейских народов, я показал знаком, что все равно ничего не знаю, и напомнил об ударе по затылку. Однако он от попытки меня идентифицировать не отказался и решил хотя бы для себя:
– Скорее всего, ты поляк, из корпуса князя Понятовского. Офицер?
Я, как и прежде показал, что не знаю. И здесь он оказался верен себе, все решил сам.
– Думаю, ты никак не ниже капитана.
Мне осталось только согласно кивнуть.
– А лечить можешь только голову или и другие раны? Что, тоже не помнишь? Ну, ничего, потом проверим.
Я показал на убитых и знаком спросил, что с ними делать. Сержант сразу перестал улыбаться и посмотрел на тела с плохо скрытым презрением.
– Они хотели тебя ограбить, а меня убить, – объяснил он. – Меня, старшего по званию! И это солдаты Великой армии!
Эта мысль так его расстроила, что он опять дотронулся рукой до лба. Потом взял себя в руки и решил:
– Заберем их ружья, чтобы не достались русским, – добавил он.
В это момент я подумал, что, кажется, я и есть тот русский, которым они не должны достаться и невольно улыбнулся. Сержант улыбку не заметил, он в это время обшаривал карманы убитых. Быстро отыскал кожаные мешочки с деньгами.
– Им они все равно больше не понадобятся, – смущенно усмехнувшись, объяснил он, опуская их к себе в карман, – а мы с тобой разделим поровну.
Встретив мой недоумевающий взгляд, француз решил, что я ему не очень верю, и решил поделить деньги здесь же на месте. Меня же в тот момент деньги интересовали совсем по другой причине. Я подумал, что по монетам смогу хотя бы понять, где нахожусь. Сержант высыпал содержимое кошельков в кивер. Горка из монет получилась внушительной. В основном там оказались серебряные монеты, но было много и золотых. Он быстро сосчитал деньги и действительно поровну их разделил. Я взял мешочек со своей долей и выудил из него золотую монету. Она оказалась довольно тяжелой, явно больше десяти граммов. На ней был портрет длинноносого человека, и надпись латинскими буквами «Наполеон император», а на реверсе «Республика Франция» и дата 1806 год.
Я попытался вспомнить, кто такой Наполеон и какое отношение я могу иметь к Французской республике 1806 года. Что-то в этих словах было мне знакомо, но пока они в общее понятие не складывались и я на время оставил попытки.
– Император! – с благоговением в голосе, сказал сержант, увидев, что я надолго задержал взгляд на портрете Наполеона. – Генерал Бонапарт! Я с ним воюю с самого Аустерлица. Сколько раз видел его так же близко как тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78