Лидия Петровна, подслушивающая наши переговоры, тут же возникла в комнате. Она вперила в меня «проницательный взор», словно пытаясь проникнуть в тайные, коварные замыслы.
– Извольте выполнять! – рявкнул я, теряя терпение. Эта нереализованная лесбиянка начала действовать мне на нервы. – Не то велю выдрать вас на конюшне, – добавил я, видя, что она не собирается двигаться с места.
Лидия Петровна побледнела и отшатнулась, как от удара. Если бы ее взгляд мог испепелить, я бы тут же сгорел дотла.
– Ну… твою мать! – закричал я и замахнулся рукой на эту предтечу феминизма.
Лидия Петровна отпрянула и выскочила из комнаты.
– Зачем вы так… – укоризненно сказала Елизавета Генриховна. – Она по-своему заботится обо мне…
– Оставьте, – довольно резко ответил я, – она заботиться не о вас, а о себе. Ваша камеристка просто в вас влюблена.
– Конечно, – согласилась миледи, – она меня, как говорили у нас в институте, «обожает», мы так давно живем вместе, что это не удивительно.
– По-моему, ваша Лидия Петровна типичная лесбиянка.
– Нет, она русская, из псковских крестьян. У моего батюшки там имение…
Я с интересом посмотрел на эту «крепостницу», но ничего объяснять не стал.
– Мне хотелось бы поговорить с вами о нашем давешнем рандеву.
– Я знаю, что вы меня осуждаете, – произнесла красавица, отводя взор. – Умоляю, забудьте то, что я вам вчера наговорила.
– Говорили вы не такие уж глупые вещи, только не совсем так, как их стоило бы говорить. В тех местах, откуда я прибыл, искусственный отец не такая большая редкость. Это вы извините меня, я сам вспылил и наговорил вам гадостей. Вы слишком хороши, чтобы отнестись к вам не как к прекрасной женщине, а как к случайной связи.
Комплимент миледи польстил, и у нее слегка порозовели щеки.
– Но ведь вы любите свою жену!
– Люблю, – сознался я, – и очень о ней беспокоюсь. И вместе с тем… И вы ведь тоже любите своего мужа?
– Да, – быстро сказала она, – всё это я хотела сделать во имя нашей любви.
Господи, как сложно оставаться верным, добродетельным супругом, глядя на хорошенькое женское личико!
Как-то сама собой ручка, которую я так и не отпустил с начала нашего разговора, оказалась у моих губ, потом моя ладонь нечаянно скользнула под широкий рукав ночного капота и стала поглаживать нежную кожу тонкой руки.
– Барыня, можно я уйду в людскую к сенным девушкам? – прервал нас голос горничной.
Елизавета Генриховна вздрогнула и убрала свою руку из моих ищущих пальцев.
– Конечно, Аглая, иди.
Горничная, радостно блеснув глазами, убежала к подружкам.
– Мы, кажется, теряем голову, – виновато сказала миледи.
– Приходите ночью ко мне, – торопливо прошептал я, услышав шаги камеристки. – Мои комнаты угловые, соседей не слышно, мы сможем поговорить…
– Я право не знаю… – начала говорить Елизавета Генриховна и замолчала. В комнату влетела Лидия Петровна.
– Вы принесли то, что я просил? – спросил я, глядя на полупустой стакан с молоком в ее руке.
– Вот молоко, – с ненавистью прошипела она и со стуком поставила стакан на стол.
Я подошел и взял его в руку. Молоко было холодным.
– Мне неудобно вмешиваться, миледи, но на вашем месте я не стал бы терпеть такого к себе отношения, – проговорил я, равнодушно глядя в окно.
– Право, Лидия Петровна, доктор имеет резон…
– Так-то вы, Елизавета Генриховна, платите за мою вам преданность! Мало я для вас сделала! Мало ночей не спала, оберегая ваш покой! Мало вас покрывала! Да захоти я, такого бы насказала про вас!..
Дело приобретало неконтролируемый оборот. Камеристка совсем сбрендила и пошла на прямой шантаж. Мне было, честно говоря, совсем не интересно, что такого может насочинять злобная эта баба. Я читал, что отношения слуг с господами часто бывали сложными, но здесь налицо была чистая дискриминация наоборот.
Миледи с ужасом смотрела на распоясавшуюся наперсницу, и было видно, что она просто боится ее.
– Не пойти ли нам прогуляться для моциона, – невинным тоном предложил я, – погода, по-моему, просто чудесная.
Обе женщины оторопело уставились на меня.
– Вы, госпожа Вудхарс, переоденьтесь для выхода, а вы, любезнейшая, пришлите сюда горничную, пусть поможет барыне.
Лидия Петровна взяла себя в руки и воспользовалась предлогом, чтобы прервать опасный для них обеих разговор, пойдя даже на то, чтобы оставить меня наедине с хозяйкой.
– Извините ее и меня, Алексей Григорьевич, но Лидия Петровна последнее время стала такой нервной…
– Почему вы терпите ее? – спросил я напрямую. – Она что, знает о вас что-нибудь такое, что вам может повредить?
Елизавета Генриховна покраснела и смутилась.
– Ничего особенного, только то, что знаете и вы, о правах наследования моего мужа. Возможно, это оттого, что она уже давно при мне и считает себя вправе…
Как и большинство своих фраз, эту миледи не договорила. У нее эти недоговоренности получались многозначительными и очень симпатичными. Впрочем, с такими глазами и фигурой она могла позволить себе много недостатков, которые делали ее еще милее.
– А почему вы не отошлете Лидию Петровну назад в отцовское имение. Я понимаю, это не мое дело, но стоит ли терпеть несносный характер вздорной бабы.
– Я уже пыталась, но она отказывается уезжать. Не жаловаться же мне губернатору на собственную крепостную.
– А вы ей дайте вольную, – посоветовал я.
– Как вольную?
– Да так. Она станет свободной и пусть делает, что хочет. Если будет докучать вам, пожалуйтесь на нее в полицию, губернатору, в конце концов.
– Я подумаю, – сказала Елизавета Генриховна. – Вообще-то раньше мы с ней ладили. Она стала такой нервной и несносной после вашего приезда. Я даже подумала, не связывает ли что-нибудь вас?
– Мне кажется, я здесь увидел ее впервые в жизни. Хотя чем-то мне ее лицо кажется знакомым.
Про себя же я подумал, что в этом времени я встречал не так уж много людей, чтобы не запомнить такую колоритную личность. И не лицо Лидии Петровны мне показалось знакомым, а странное, ничем не мотивированное высокомерие и ледяное, замораживающее величие.
– Вы знаете, Алексей Григорьевич, может быть, вы и правы, я думаю, действительно стоит отпустить Лиду на волю.
Идея ей, кажется, понравилась. Я вышел в общую гостиную и ждал, пока миледи не будет готова к прогулке. Она вышла в новом нарядном платье из голубого ситца. Я в первый раз увидел ее не в черном, и был совершенно очарован. Голубой цвет оттенял ее глаза и делал их еще более выразительными. Глубокое декольте подстегивало воображение. Я пытался быть джентльменом и не запузыривать скользящих взглядов за пазуху спутнице, хотя там и было на что посмотреть.
Мы вышли из гостевого флигеля и углубились в парк, окружающий резиденцию.
Я был здесь впервые и с интересом рассматривал искусственные гроты, беседки, павильончики разных стилей и эпох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79