Вы… вы производите впечатление очень умного человека. Почему вы работаете в конюшне?
- Я работаю в конюшне, потому что это единственное, что я хорошо умею.
Это была хоть и несколько лукавая, но правда.
- Вы намерены этим заниматься до конца жизни?
- Скорее всего.
- И удовольствуетесь такой работой?
- Придется.
- Я не ожидала, что наша сегодняшняя встреча будет такой. Честно говоря, я очень боялась. Но благодаря вам мне было легко.
- Значит, все в порядке, - весело отозвался я.
Она улыбнулась. Я подошел к двери и открыл ее, но она сказала:
- Я. лучше провожу вас. По-моему, архитектор, построивший это здание, был помешан на лабиринтах. Иногда посетители бродят по верхним этажам сутками и в конце концов умирают от жажды.
Я засмеялся. Она проводила меня по бесконечным запутанным коридорам и вниз по лестнице до самого выхода, непринужденно, как с равным, болтая о своей жизни в колледже. Она сообщила мне, что Дарем - старейший университет в Англии после Оксфорда и Кембриджа и единственный, где есть курс геофизики. Она и вправду была замечательная девушка.
На ступеньках она попрощалась со мной за руку.
- До свиданья, - сказала она, - мне очень жаль, что Пэтти так по-свински поступила.
- А мне ничуть не жаль - благодаря ей вы пригласили меня сюда.
- Да, но чего вам стоило это удовольствие! - рассмеялась она.
- Чего бы ни стоило.
Я заметил, что в ее серых глазах были темные крапинки. Она стояла на ступеньках и смотрела, как я садился на мотоцикл и застегивал шлем, потом помахала мне рукой и исчезла за дверью, с суровой окончательностью захлопнувшейся за ней.
Глава 14
На обратном пути я остановился в Поссете проверить, нет ли ответа от Октобера, - мне было интересно, что он думает о той теории, которую я подробно изложил в своем предыдущем послании. Но писем не было. И хотя я и так уже опаздывал к началу вечерней работы, все же я задержался и написал ему снова. Томми Стейплтон не шел у меня из головы - ведь он погиб и унес с собой все, что ему удалось узнать, а мне не хотелось повторять его ошибку. Да и умирать мне не хотелось, если уж на то пошло. Я торопливо писал:
«Думаю, что самое главное в их схеме - беззвучный свисток, каким подзывают собак. Такой свисток лежит у Хамбера в машине, в баре. Помните случай с Олд Интонианом? В Картмеле в дни скачек проводятся собачьи бега».
Отправив письмо, я купил здоровую плитку шоколада, комикс для Джерри и вернулся в конюшню, стараясь незаметно прошмыгнуть на свое место. Но Касс все-таки засек меня и раздраженно пробурчал, что доложит обо всем Хамберу и едва ли мне удастся отдохнуть в следующую субботу. Я подавил вздох и принялся за свои вечерние обязанности, чувствуя, как холодная, убогая, тусклая атмосфера снова охватывает меня и просачивается до самых костей.
Но кое-что изменилось. Свисток, подобно неразорвавшейся бомбе, лежал в моем поясе. Если его найдут там, это будет моим смертным приговором - по крайней мере, я в этом не сомневался. Я был уверен в своей догадке, но она требовала окончательной проверки.
Вероятно, Томми Стейплтон заподозрил истину и отправился прямо к Хамберу, чтобы прижать его к стенке. Ему и в голову не пришло, что эти люди способны на убийство. Но я-то, зная о его смерти, в этом ничуть не сомневался. Семь недель я торчал у них под самым носом, и мне удавалось сохранять осторожность. Теперь было очень важно продержаться до конца, и поэтому все воскресенье я ломал себе голову, как бы мне провести задуманный эксперимент и не попасться.
В воскресенье вечером, часов в пять, во двор вкатился сверкающий серый «ягуар» Эдамса. Как обычно, при виде его владельца сердце у меня упало. Он присоединился к Хамберу, делавшему вечерний обход конюшни, и надолго задержался у стойла Микки, но входить не стал. После того как Хамбер помогал мне в первый раз напоить Микки снотворным, он много раз входил к нему в стойло, Эдамс же - никогда.
Эдамс спросил:
- Что скажешь, Хедли?
- Изменений никаких, - пожал плечами Хамбер.
- Придется его списать?
- Пожалуй. - Голос Хамбера звучал расстроенно.
- Чертовски некстати! - яростно вскричал Эдамс и бросил взгляд на меня. - Все глушишь страх транквилизаторами?
- Да, сэр.
Он громко расхохотался - видимо, это казалось ему смешным. Потом лицо его скривилось, и он раздосадованно бросил Хамберу:
- Бесполезно возиться с этой клячей. Пора приканчивать.
- Хорошо, завтра я этим займусь, - сказал Хамбер, отвернувшись.
Они двинулись к следующему стойлу, а я посмотрел на Микки. Хоть я и делал для него все, что мог, с самого начала было ясно, что он безнадежен. После двух недель почти полного помешательства, бесконечных снотворных и отказа от еды состояние Микки было настолько плачевным, что любой человек, менее толстокожий, чем Хамбер, давно бы уже усыпил его.
Я в последний раз устроил его на ночь, привычно уворачиваясь от его зубов. Не могу сказать, что мне было жаль расставаться с ним - две недели работы с бешеной лошадью кого угодно доконают, - но раз завтра его уже здесь не будет, придется провести эксперимент не откладывая. Но я как-то не был готов к тому, что все придется делать так быстро. Убирая щетки и шагая через двор к кухне, я пытался найти хороший предлог, чтобы отложить задуманное.
Готовность, с которой куча подходящих предлогов тут же возникла в моей голове, заставила меня отчетливо осознать, что в первый раз со времен раннего детства я действительно боюсь.
Можно предложить Октоберу проверить все на Сикс-Плае, говорил я себе, или на любой другой лошади. Совершенно незачем заниматься этим самому. Да просто гораздо разумнее предоставить это Октоберу - ведь он ничем не рискует, а меня может накрыть Хамбер, и тогда мне крышка. А стало быть, нечего лезть на рожон.
Именно в эту минуту я понял, что боюсь, и это мне не понравилось. Весь вечер я уговаривал себя решиться и провести эксперимент именно на Микки и именно завтра утром. Переложить это на Октобера было бы, без сомнения, благоразумнее, но как мне со своим страхом жить дальше? Разве не для того я уехал из дому, чтобы наконец выяснить, на что я способен?
Когда утром я подошел с ведром к двери конторы за последней дозой фенобарбитона для Микки, оказалось, что лекарства осталось совсем чуть-чуть. Касс перевернул склянку над ведром и потряс ее, чтобы высыпать все до последней крупинки.
- Не повезло ему, бедняге, - заметил он, закрывая пробкой пустой пузырек. - Жаль, что больше нет - можно было бы напоследок дать ему двойную дозу. Ну, не стой столбом! - резко добавил он. - И нечего бродить тут с похоронной рожей. Можно подумать, что это тебя сегодня пристрелят.
От души надеюсь, что нет.
Подойдя к крану, я плеснул в ведро немного воды, размешал мгновенно растворившийся порошок и вылил все в сток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
- Я работаю в конюшне, потому что это единственное, что я хорошо умею.
Это была хоть и несколько лукавая, но правда.
- Вы намерены этим заниматься до конца жизни?
- Скорее всего.
- И удовольствуетесь такой работой?
- Придется.
- Я не ожидала, что наша сегодняшняя встреча будет такой. Честно говоря, я очень боялась. Но благодаря вам мне было легко.
- Значит, все в порядке, - весело отозвался я.
Она улыбнулась. Я подошел к двери и открыл ее, но она сказала:
- Я. лучше провожу вас. По-моему, архитектор, построивший это здание, был помешан на лабиринтах. Иногда посетители бродят по верхним этажам сутками и в конце концов умирают от жажды.
Я засмеялся. Она проводила меня по бесконечным запутанным коридорам и вниз по лестнице до самого выхода, непринужденно, как с равным, болтая о своей жизни в колледже. Она сообщила мне, что Дарем - старейший университет в Англии после Оксфорда и Кембриджа и единственный, где есть курс геофизики. Она и вправду была замечательная девушка.
На ступеньках она попрощалась со мной за руку.
- До свиданья, - сказала она, - мне очень жаль, что Пэтти так по-свински поступила.
- А мне ничуть не жаль - благодаря ей вы пригласили меня сюда.
- Да, но чего вам стоило это удовольствие! - рассмеялась она.
- Чего бы ни стоило.
Я заметил, что в ее серых глазах были темные крапинки. Она стояла на ступеньках и смотрела, как я садился на мотоцикл и застегивал шлем, потом помахала мне рукой и исчезла за дверью, с суровой окончательностью захлопнувшейся за ней.
Глава 14
На обратном пути я остановился в Поссете проверить, нет ли ответа от Октобера, - мне было интересно, что он думает о той теории, которую я подробно изложил в своем предыдущем послании. Но писем не было. И хотя я и так уже опаздывал к началу вечерней работы, все же я задержался и написал ему снова. Томми Стейплтон не шел у меня из головы - ведь он погиб и унес с собой все, что ему удалось узнать, а мне не хотелось повторять его ошибку. Да и умирать мне не хотелось, если уж на то пошло. Я торопливо писал:
«Думаю, что самое главное в их схеме - беззвучный свисток, каким подзывают собак. Такой свисток лежит у Хамбера в машине, в баре. Помните случай с Олд Интонианом? В Картмеле в дни скачек проводятся собачьи бега».
Отправив письмо, я купил здоровую плитку шоколада, комикс для Джерри и вернулся в конюшню, стараясь незаметно прошмыгнуть на свое место. Но Касс все-таки засек меня и раздраженно пробурчал, что доложит обо всем Хамберу и едва ли мне удастся отдохнуть в следующую субботу. Я подавил вздох и принялся за свои вечерние обязанности, чувствуя, как холодная, убогая, тусклая атмосфера снова охватывает меня и просачивается до самых костей.
Но кое-что изменилось. Свисток, подобно неразорвавшейся бомбе, лежал в моем поясе. Если его найдут там, это будет моим смертным приговором - по крайней мере, я в этом не сомневался. Я был уверен в своей догадке, но она требовала окончательной проверки.
Вероятно, Томми Стейплтон заподозрил истину и отправился прямо к Хамберу, чтобы прижать его к стенке. Ему и в голову не пришло, что эти люди способны на убийство. Но я-то, зная о его смерти, в этом ничуть не сомневался. Семь недель я торчал у них под самым носом, и мне удавалось сохранять осторожность. Теперь было очень важно продержаться до конца, и поэтому все воскресенье я ломал себе голову, как бы мне провести задуманный эксперимент и не попасться.
В воскресенье вечером, часов в пять, во двор вкатился сверкающий серый «ягуар» Эдамса. Как обычно, при виде его владельца сердце у меня упало. Он присоединился к Хамберу, делавшему вечерний обход конюшни, и надолго задержался у стойла Микки, но входить не стал. После того как Хамбер помогал мне в первый раз напоить Микки снотворным, он много раз входил к нему в стойло, Эдамс же - никогда.
Эдамс спросил:
- Что скажешь, Хедли?
- Изменений никаких, - пожал плечами Хамбер.
- Придется его списать?
- Пожалуй. - Голос Хамбера звучал расстроенно.
- Чертовски некстати! - яростно вскричал Эдамс и бросил взгляд на меня. - Все глушишь страх транквилизаторами?
- Да, сэр.
Он громко расхохотался - видимо, это казалось ему смешным. Потом лицо его скривилось, и он раздосадованно бросил Хамберу:
- Бесполезно возиться с этой клячей. Пора приканчивать.
- Хорошо, завтра я этим займусь, - сказал Хамбер, отвернувшись.
Они двинулись к следующему стойлу, а я посмотрел на Микки. Хоть я и делал для него все, что мог, с самого начала было ясно, что он безнадежен. После двух недель почти полного помешательства, бесконечных снотворных и отказа от еды состояние Микки было настолько плачевным, что любой человек, менее толстокожий, чем Хамбер, давно бы уже усыпил его.
Я в последний раз устроил его на ночь, привычно уворачиваясь от его зубов. Не могу сказать, что мне было жаль расставаться с ним - две недели работы с бешеной лошадью кого угодно доконают, - но раз завтра его уже здесь не будет, придется провести эксперимент не откладывая. Но я как-то не был готов к тому, что все придется делать так быстро. Убирая щетки и шагая через двор к кухне, я пытался найти хороший предлог, чтобы отложить задуманное.
Готовность, с которой куча подходящих предлогов тут же возникла в моей голове, заставила меня отчетливо осознать, что в первый раз со времен раннего детства я действительно боюсь.
Можно предложить Октоберу проверить все на Сикс-Плае, говорил я себе, или на любой другой лошади. Совершенно незачем заниматься этим самому. Да просто гораздо разумнее предоставить это Октоберу - ведь он ничем не рискует, а меня может накрыть Хамбер, и тогда мне крышка. А стало быть, нечего лезть на рожон.
Именно в эту минуту я понял, что боюсь, и это мне не понравилось. Весь вечер я уговаривал себя решиться и провести эксперимент именно на Микки и именно завтра утром. Переложить это на Октобера было бы, без сомнения, благоразумнее, но как мне со своим страхом жить дальше? Разве не для того я уехал из дому, чтобы наконец выяснить, на что я способен?
Когда утром я подошел с ведром к двери конторы за последней дозой фенобарбитона для Микки, оказалось, что лекарства осталось совсем чуть-чуть. Касс перевернул склянку над ведром и потряс ее, чтобы высыпать все до последней крупинки.
- Не повезло ему, бедняге, - заметил он, закрывая пробкой пустой пузырек. - Жаль, что больше нет - можно было бы напоследок дать ему двойную дозу. Ну, не стой столбом! - резко добавил он. - И нечего бродить тут с похоронной рожей. Можно подумать, что это тебя сегодня пристрелят.
От души надеюсь, что нет.
Подойдя к крану, я плеснул в ведро немного воды, размешал мгновенно растворившийся порошок и вылил все в сток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69