Из загончика было три выхода - ворота и две превращенные в барьеры вращающиеся калитки.
Джад отпустил лошадь, которая стала спокойно щипать травку, и они с Эдамсом вышли в ворота и исчезли в сарае, присоединившись к Хамберу. Сарай представлял собой нечто вроде деревянного стойла с окном и изрядно разбитой дверью. Наверное, именно здесь Микки провел большую часть своего трехдневного отсутствия.
Некоторое время из сарая доносились удары и позвякивание, но я видел дверь только сбоку и не мог разглядеть, что происходит внутри.
Наконец все трое вышли. Эдамс обогнул сарай, исчез из виду и снова появился на склоне холма за полем. Он быстро взобрался на самый верх, остановился и огляделся кругом.
Хамбер и Уилсон вернулись через ворота на поле, таща какой-то аппарат, по виду напоминающий пылесос - цилиндрический корпус с прикрепленным к одному концу шлангом. Они поставили его в угол, и Уилсон взял в руки шланг. Кандерстег, мирно пасшийся рядом, поднял голову, посмотрел на них равнодушным и доверчивым взглядом и вернулся к своему занятию. Хамбер подошел к барьеру, проверил что-то и снова встал рядом с Уилсоном. Тот смотрел вверх, на Эдамса.
На вершине холма Эдамс небрежно махнул рукой. Внизу, в углу поля Хамбер поднес руку ко рту… Я находился слишком далеко, чтобы разглядеть, был ли у него в руке свисток, но слишком близко, чтобы рискнуть вытащить бинокль. И хотя, как я ни напрягался, расслышать мне тоже ничего не удалось, звук, без сомнения, раздался: Кандерстег поднял голову, навострил уши и взглянул на Хамбера.
Из шланга в руке Уилсона внезапно вырвалось пламя. Оно было направлено позади лошади, но все равно страшно напугало еe. Она встала на дыбы, прижав уши к голове. Хамбер сделал движение рукой, и барьер, видимо, удерживаемый пружиной, отскочил на место, освободив проход и давая возможность Кандерстегу выбежать на дорожку. Подгонять его не пришлось.
В панике он понесся вокруг поля, его заносило на поворотах и швыряло к внутренней деревянной ограде. Когда его копыта прогрохотали мимо меня, нас разделяло не более десяти футов. Уилсон открыл второй барьер, и они с Хамбером укрылись за воротами. Кандерстег сделал два полных круга, прежде чем его вытянутая шея расслабилась и приняла более нормальное положение относительно тела, а взбрыкивающие задние ноги перешли на более естественный галоп.
Хамбер и Уилсон стояли, наблюдая за ним, с холма спустился Эдамс и тоже подошел к воротам.
Они подождали, пока лошадь остановится сама, что произошло только после трех с половиной кругов. Затем Джад Уилсон снова перегородил дорожку одной из калиток и, держа в одной руке палку, а в другой охотничий хлыст, пошел вдоль дорожки, загоняя Кандерстега в угол. Тот был весь покрыт потом и двигался нервной рысцой, опасливо озираясь и стараясь ускользнуть от человека. Размахивая палкой и хлыстом, Джад Уилсон медленно продвигался вперед. Кандерстег прошел мимо меня, с шелестом раздвигая копытами короткую траву, но я уже не смотрел на него. Зарывшись лицом в корни живой изгороди, я изо всех сил старался не шевелиться. Секунды казались часами. Шуршание штанины о штанину, слабый звук человеческих шагов по траве, пощелкивание хлыста… Я ожидал, что вот-вот раздастся яростный крик тревоги, но Уилсон меня не заметил.
Мышцы, готовые вынести меня из канавы к спрятанному мотоциклу, постепенно расслабились. Я открыл глаза, увидел прямо перед носом гнилые листья и с трудом смочил рот слюной. Потом осторожно, дюйм за дюймом, поднял голову и взглянул на поле.
Лошадь достигла барьера, и Уилсон закреплял вторую калитку у нее за спиной, чтобы она снова оказалась в маленьком загончике. Там они и оставили ее на полчаса, а сами ушли в сарай, где я не мог их видеть. Оставалось ждать, когда они вернутся.
Утро было ясное и тихое, но немного холодноватое для лежания в канавах, особенно в мокрых. Однако любые согревающие упражнения, кроме шевеления пальцами ног, могли оказаться опаснее воспаления легких, поэтому я лежал не двигаясь и подбадривал себя мыслью, что одет я с головы до ног в черное, голова моя прикрыта шапкой черных волос, а кругом меня все покрыто черно-коричневыми гнилыми листьями. Как раз из-за этой защитной окраски я и предпочел канаву небольшой впадине на склоне холма, и теперь был рад этому, поскольку Эдамс, без сомнения, обнаружил бы со своего наблюдательного пункта темную фигуру на бледно-зеленом холме.
Я не заметил, как Джад Уилсон вышел из сарая, но услышал скрип ворот - и вот он уже в загончике поглаживает Кандерстега, как будто хочет успокоить его. Но разве можно любить лошадей и пугать их огнеметом? А Джад, судя по всему, намеревался повторить всю процедуру. Он отошел от лошади, поднял шланг огнемета и стал регулировать наконечник.
Через некоторое время из сарая появился Эдамс и направился вверх по холму, а затем к Джаду присоединился Хамбер.
Им пришлось довольно долго ждать сигнала Эдамса, потому что по пустынной дороге проехали три автомобиля. Наконец Эдамс лениво поднял и опустил руку. Рука Хамбера немедленно приблизилась ко рту.
Кандерстег уже знал, что это означает. Он поднялся на дыбы и в страхе попятился, пока его не остановило пламя за спиной. На этот раз огненная струя была сильнее, дольше и ближе, и Кандерстег рванулся прочь, охваченный еще большим ужасом. Он обежал вокруг всего поля, потом второй раз - как шарик в рулетке, где ставки слишком велики. Слава Богу, теперь он остановился далеко от меня, и Джад пошел к нему не по дорожке, а через середину поля. Я вздохнул с облегчением.
Хотя в самом начале я постарался улечься как можно удобнее, тело уже начинало ныть от неподвижности, икру правой ноги свело судорогой, но я все же не решался шевелиться, пока все трое находились в поле моего зрения и, стало быть, тоже могли меня увидеть.
Когда они вновь заперли Кандерстега в загончике и удалились в направлении сарая, я очень осторожно и тихо, насколько это позволяли сухие листья, пошевелил руками и ногами. Мне удалось избавиться от судороги, но теперь в ногу как будто вонзились тысячи иголок. Черт, подумал я, не может же это продолжаться бесконечно!
Они, впрочем, явно готовились к третьему заходу. Огнемет все еще лежал возле изгороди.
Солнце к тому времени уже стояло высоко в небе. Я взглянул на рукав кожаной куртки. Слишком блестит! Вокруг меня не было ничего, что отражало бы свет так же хорошо, как черная кожа. Насколько велика вероятность того, что Уилсон снова пройдет в нескольких футах от меня и не заметит за изгородью подозрительного поблескивания?
Эдамс и Хамбер вышли из сарая и прислонились к воротам, разглядывая Кандерстега, потом неторопливо закурили, продолжая беседовать. Им явно было некуда спешить - докурив и выбросив окурки, они еще минут десять стояли и разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Джад отпустил лошадь, которая стала спокойно щипать травку, и они с Эдамсом вышли в ворота и исчезли в сарае, присоединившись к Хамберу. Сарай представлял собой нечто вроде деревянного стойла с окном и изрядно разбитой дверью. Наверное, именно здесь Микки провел большую часть своего трехдневного отсутствия.
Некоторое время из сарая доносились удары и позвякивание, но я видел дверь только сбоку и не мог разглядеть, что происходит внутри.
Наконец все трое вышли. Эдамс обогнул сарай, исчез из виду и снова появился на склоне холма за полем. Он быстро взобрался на самый верх, остановился и огляделся кругом.
Хамбер и Уилсон вернулись через ворота на поле, таща какой-то аппарат, по виду напоминающий пылесос - цилиндрический корпус с прикрепленным к одному концу шлангом. Они поставили его в угол, и Уилсон взял в руки шланг. Кандерстег, мирно пасшийся рядом, поднял голову, посмотрел на них равнодушным и доверчивым взглядом и вернулся к своему занятию. Хамбер подошел к барьеру, проверил что-то и снова встал рядом с Уилсоном. Тот смотрел вверх, на Эдамса.
На вершине холма Эдамс небрежно махнул рукой. Внизу, в углу поля Хамбер поднес руку ко рту… Я находился слишком далеко, чтобы разглядеть, был ли у него в руке свисток, но слишком близко, чтобы рискнуть вытащить бинокль. И хотя, как я ни напрягался, расслышать мне тоже ничего не удалось, звук, без сомнения, раздался: Кандерстег поднял голову, навострил уши и взглянул на Хамбера.
Из шланга в руке Уилсона внезапно вырвалось пламя. Оно было направлено позади лошади, но все равно страшно напугало еe. Она встала на дыбы, прижав уши к голове. Хамбер сделал движение рукой, и барьер, видимо, удерживаемый пружиной, отскочил на место, освободив проход и давая возможность Кандерстегу выбежать на дорожку. Подгонять его не пришлось.
В панике он понесся вокруг поля, его заносило на поворотах и швыряло к внутренней деревянной ограде. Когда его копыта прогрохотали мимо меня, нас разделяло не более десяти футов. Уилсон открыл второй барьер, и они с Хамбером укрылись за воротами. Кандерстег сделал два полных круга, прежде чем его вытянутая шея расслабилась и приняла более нормальное положение относительно тела, а взбрыкивающие задние ноги перешли на более естественный галоп.
Хамбер и Уилсон стояли, наблюдая за ним, с холма спустился Эдамс и тоже подошел к воротам.
Они подождали, пока лошадь остановится сама, что произошло только после трех с половиной кругов. Затем Джад Уилсон снова перегородил дорожку одной из калиток и, держа в одной руке палку, а в другой охотничий хлыст, пошел вдоль дорожки, загоняя Кандерстега в угол. Тот был весь покрыт потом и двигался нервной рысцой, опасливо озираясь и стараясь ускользнуть от человека. Размахивая палкой и хлыстом, Джад Уилсон медленно продвигался вперед. Кандерстег прошел мимо меня, с шелестом раздвигая копытами короткую траву, но я уже не смотрел на него. Зарывшись лицом в корни живой изгороди, я изо всех сил старался не шевелиться. Секунды казались часами. Шуршание штанины о штанину, слабый звук человеческих шагов по траве, пощелкивание хлыста… Я ожидал, что вот-вот раздастся яростный крик тревоги, но Уилсон меня не заметил.
Мышцы, готовые вынести меня из канавы к спрятанному мотоциклу, постепенно расслабились. Я открыл глаза, увидел прямо перед носом гнилые листья и с трудом смочил рот слюной. Потом осторожно, дюйм за дюймом, поднял голову и взглянул на поле.
Лошадь достигла барьера, и Уилсон закреплял вторую калитку у нее за спиной, чтобы она снова оказалась в маленьком загончике. Там они и оставили ее на полчаса, а сами ушли в сарай, где я не мог их видеть. Оставалось ждать, когда они вернутся.
Утро было ясное и тихое, но немного холодноватое для лежания в канавах, особенно в мокрых. Однако любые согревающие упражнения, кроме шевеления пальцами ног, могли оказаться опаснее воспаления легких, поэтому я лежал не двигаясь и подбадривал себя мыслью, что одет я с головы до ног в черное, голова моя прикрыта шапкой черных волос, а кругом меня все покрыто черно-коричневыми гнилыми листьями. Как раз из-за этой защитной окраски я и предпочел канаву небольшой впадине на склоне холма, и теперь был рад этому, поскольку Эдамс, без сомнения, обнаружил бы со своего наблюдательного пункта темную фигуру на бледно-зеленом холме.
Я не заметил, как Джад Уилсон вышел из сарая, но услышал скрип ворот - и вот он уже в загончике поглаживает Кандерстега, как будто хочет успокоить его. Но разве можно любить лошадей и пугать их огнеметом? А Джад, судя по всему, намеревался повторить всю процедуру. Он отошел от лошади, поднял шланг огнемета и стал регулировать наконечник.
Через некоторое время из сарая появился Эдамс и направился вверх по холму, а затем к Джаду присоединился Хамбер.
Им пришлось довольно долго ждать сигнала Эдамса, потому что по пустынной дороге проехали три автомобиля. Наконец Эдамс лениво поднял и опустил руку. Рука Хамбера немедленно приблизилась ко рту.
Кандерстег уже знал, что это означает. Он поднялся на дыбы и в страхе попятился, пока его не остановило пламя за спиной. На этот раз огненная струя была сильнее, дольше и ближе, и Кандерстег рванулся прочь, охваченный еще большим ужасом. Он обежал вокруг всего поля, потом второй раз - как шарик в рулетке, где ставки слишком велики. Слава Богу, теперь он остановился далеко от меня, и Джад пошел к нему не по дорожке, а через середину поля. Я вздохнул с облегчением.
Хотя в самом начале я постарался улечься как можно удобнее, тело уже начинало ныть от неподвижности, икру правой ноги свело судорогой, но я все же не решался шевелиться, пока все трое находились в поле моего зрения и, стало быть, тоже могли меня увидеть.
Когда они вновь заперли Кандерстега в загончике и удалились в направлении сарая, я очень осторожно и тихо, насколько это позволяли сухие листья, пошевелил руками и ногами. Мне удалось избавиться от судороги, но теперь в ногу как будто вонзились тысячи иголок. Черт, подумал я, не может же это продолжаться бесконечно!
Они, впрочем, явно готовились к третьему заходу. Огнемет все еще лежал возле изгороди.
Солнце к тому времени уже стояло высоко в небе. Я взглянул на рукав кожаной куртки. Слишком блестит! Вокруг меня не было ничего, что отражало бы свет так же хорошо, как черная кожа. Насколько велика вероятность того, что Уилсон снова пройдет в нескольких футах от меня и не заметит за изгородью подозрительного поблескивания?
Эдамс и Хамбер вышли из сарая и прислонились к воротам, разглядывая Кандерстега, потом неторопливо закурили, продолжая беседовать. Им явно было некуда спешить - докурив и выбросив окурки, они еще минут десять стояли и разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69