Так просто.
— И, между прочим, я сам делаю большую часть моих пилюль и капсул.
Некоторые — тот же окопник — имеются в продаже, но я предпочитаю покупать сухие травы в чистом виде и готовить по моим собственным рецептам. — Он выдернул из-под рабочего стола один из нижних ящиков и поднял тяжелую деревянную коробку. — Вот, — сказал он, ставя ее на поверхность стола и открывая крышку, — здесь мои приспособления.
Я опустил взгляд и увидел целую батарею латунных прессформ, каждая из которых представляла собой маленький кубик с углублением в центре размером с таблетку. Углубления варьировались от крошечных до здоровенных и от круглых до продолговатых.
— Это древность, — сказал он, коснувшись предмета гордости. — Ранне-викторианская. Относится к тем временам, когда все таблетки делали вручную, и еще годится в дело. Кладете необходимое средство, истолченное в порошок, в углубление нужного вам размера и прижимаете точно подогнанным штампом. — Он выбрал из лежащих тут же на подставке коротких брусочков подходящий штампик, вставил его конец в одно из углублений, подвигал вверх и вниз; потом вынул всю формочку из коробки и перевернул ее вверх дном. Але-оп! — весело воскликнул он, ловя воображаемое содержимое. — Пилюля!
— Здорово, — с искренним удовольствием сказал я.
Он кивнул.
— Капсулы и быстрее и современнее. — Он выдернул другой ящик и наскоро показал мне пустые верхушки и донышки мириада желатиновых капсул, тоже различных размеров, хотя несколько побольше тех, что может легко проглотить человек. — Ветеринарная доза, — пояснил он.
Он закрыл свою драгоценную таблеткоделательную коробку и вернул ее в ящик, потом распрямился и окинул заботливым оком помещение, проверяя, все ли в порядке. Удовлетворенно кивнул, отворил дверь во внешний мир, выключил лампы дневного света и запер за нами замок.
На асфальтовую площадку как раз подкатил автомобиль, остановился, и через минуту из него выбрались две знакомые фигуры: Дисдэйл Смит и его обворожительная Беттина.
— Привет, привет, — заговорил Дисдэйл, подходя крупным шагом с рукой наготове. — Кальдер говорил, что вы приедете. Рад вас видеть. Кальдер небось показывал вам свои сокровища? Путешествие с гидом, так, Кальдер? Я пожал его руку. — Кальдер гордится своими здешними достижениями, правда, Кальдер?
— И на то есть причины, — любезно сказал я, а Кальдер послал мне быстрый взгляд и добродушную усмешку.
Чуть погодя к нам подплыла Беттина, восхитительно прелестная в ботиках на высоких каблуках и каракулевой шубке, шею окутывал белый шелковый шарф, прямые темные волосы глянцевито ниспадали на плечи. В тихом морозном воздухе сладко разлилось благоухание ее духов, и она интимным жестом положила свою декоративную ручку на мою руку.
— Тим-спаситель, — проворковала она. — Герой Кальдера.
Избыток очарования по непонятной причине вызвал в моей памяти резко противоположный образ Джинни, и я мимолетно подумал, что обещание бывает более манящим, чем исполнение, и ребенок интереснее женщины.
Вскоре Кальдер собрал нас в гостиной своей хижины-переростка и занялся распределением напитков. Дисдэйл сообщил мне, что Сэнд-Кастл почти буквально спас его бизнес и метафорически — его жизнь, и мы дружно подняли тост за чудесного коня. Прибыли еще четыре гостя — супружеская пара с двумя двадцатилетними дочерьми, — и событие превратилось в обыкновенное приятное застолье, нетребовательное, незапоминающееся, когда слуга обносит стол хорошей едой и предлагаются сигары и кофе.
Кальдер в какой-то момент сказал, что на Новый год отправляется в Америку с коротким лекционным турне.
— К сожалению, — заметил он, — я буду читать лекции в оздоровительных клубах, а не знатокам лошадей. Американские тренеры скачек меня не признают. Или пока не признают. Но, впрочем, в Ньюмаркете прошло несколько лет, пока они решили, что я могу внести свою лепту.
Все посмеялись над скептицизмом Америки и Ньюмаркета. Кальдер сказал:
— Январь здесь обычно месяц тихий. Если я уеду, мы, разумеется, не примем ни одного нового пациента и мой старший помощник просто будет поддерживать заведенный режим, пока я не вернусь. Этот режим достаточно хорошо работает. — Он улыбнулся. — Если повезет, я немного покатаюсь на лыжах, и уж если быть честным, предвкушаю лыжи с гораздо большим удовольствием, чем болтовню.
Вскоре после трех все разъехались, и в быстро гаснущих сумерках я повел машину обратно в Лондон, размышляя, не хранят ли травы древности секреты, которые мы почти предумышленно забыли.
— Кофеин, — говорил Кальдер уже под конец, — это «встань-и-иди», чрезвычайно действенный стимулятор. Содержится, разумеется, в кофейных зернах, а еще в чае, какао, в напитке кола. Полезен при астме. Изумительно мощный тоник. Жизненно необходим после шока. Сейчас в Америке, скажу я вам, суют кофеин куда ни попало и занимаются извлечением его из всего, в чем он от природы содержится. С тем же успехом можно добывать из хлеба алкоголь.
— Но Кальдер, дорогой, — сказала Беттина, — в хлебе нет алкоголя!
Он добродушно повернулся к ней: она сидела справа от него.
— Хлеб, изготовленный на дрожжах, несомненно содержал алкоголь до того, как был испечен. Если вы смешиваете дрожжи с водой и сахаром, вы получаете алкоголь и двуокись углерода, а это и есть тот газ, что заставляет тесто подниматься. Пузырьки воздуха в выпечке пахнут вином... простая химия, моя дорогая, никакой магии. Хлеб — основа жизни, а алкоголь — ее радость.
Под шутки и звон бокалов я мог слушать Кальдера часами.
Рождественская вечеринка в доме Гордона Майклза была в какой-то мере отголоском прошлого, поскольку на ней большую часть времени присутствовала аптечная подруга Джудит, Пен Уорнер. Я смог узнать ее достаточно хорошо, и понравилась она мне очень сильно, что и входило, а может быть, и не входило в намерения Джудит. Так или иначе, наша дружба зародилась все в тот же сказочный аскотский день.
— Вы помните Блуждающего Огня? — спросила Пен. — На свой выигрыш я купила картину.
— А я свой бессовестно просадил.
— Серьезно? — Она оглядела меня с головы до ног и покачала головой.
— На вас не похоже.
— А что на меня похоже? — с любопытством спросил я, а она ответила, забавляясь:
— Разумная леность и скучная добродетель.
— Ничего подобного, — возмутился я.
— Ха-ха.
Она мне показалась не такой полной, как в Аскоте, но, возможно, ее фигуру просто изменила другая одежда. А в глазах ее была все та же печаль, и врожденное достоинство, и неожиданная искорка юмора. Очевидно было, что она провела двенадцать часов — а это был канун Рождества, — отмеряя пилюли людям, чьи недуги проявили невежество в выборе времени, и намеревалась вернуться туда в шесть утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— И, между прочим, я сам делаю большую часть моих пилюль и капсул.
Некоторые — тот же окопник — имеются в продаже, но я предпочитаю покупать сухие травы в чистом виде и готовить по моим собственным рецептам. — Он выдернул из-под рабочего стола один из нижних ящиков и поднял тяжелую деревянную коробку. — Вот, — сказал он, ставя ее на поверхность стола и открывая крышку, — здесь мои приспособления.
Я опустил взгляд и увидел целую батарею латунных прессформ, каждая из которых представляла собой маленький кубик с углублением в центре размером с таблетку. Углубления варьировались от крошечных до здоровенных и от круглых до продолговатых.
— Это древность, — сказал он, коснувшись предмета гордости. — Ранне-викторианская. Относится к тем временам, когда все таблетки делали вручную, и еще годится в дело. Кладете необходимое средство, истолченное в порошок, в углубление нужного вам размера и прижимаете точно подогнанным штампом. — Он выбрал из лежащих тут же на подставке коротких брусочков подходящий штампик, вставил его конец в одно из углублений, подвигал вверх и вниз; потом вынул всю формочку из коробки и перевернул ее вверх дном. Але-оп! — весело воскликнул он, ловя воображаемое содержимое. — Пилюля!
— Здорово, — с искренним удовольствием сказал я.
Он кивнул.
— Капсулы и быстрее и современнее. — Он выдернул другой ящик и наскоро показал мне пустые верхушки и донышки мириада желатиновых капсул, тоже различных размеров, хотя несколько побольше тех, что может легко проглотить человек. — Ветеринарная доза, — пояснил он.
Он закрыл свою драгоценную таблеткоделательную коробку и вернул ее в ящик, потом распрямился и окинул заботливым оком помещение, проверяя, все ли в порядке. Удовлетворенно кивнул, отворил дверь во внешний мир, выключил лампы дневного света и запер за нами замок.
На асфальтовую площадку как раз подкатил автомобиль, остановился, и через минуту из него выбрались две знакомые фигуры: Дисдэйл Смит и его обворожительная Беттина.
— Привет, привет, — заговорил Дисдэйл, подходя крупным шагом с рукой наготове. — Кальдер говорил, что вы приедете. Рад вас видеть. Кальдер небось показывал вам свои сокровища? Путешествие с гидом, так, Кальдер? Я пожал его руку. — Кальдер гордится своими здешними достижениями, правда, Кальдер?
— И на то есть причины, — любезно сказал я, а Кальдер послал мне быстрый взгляд и добродушную усмешку.
Чуть погодя к нам подплыла Беттина, восхитительно прелестная в ботиках на высоких каблуках и каракулевой шубке, шею окутывал белый шелковый шарф, прямые темные волосы глянцевито ниспадали на плечи. В тихом морозном воздухе сладко разлилось благоухание ее духов, и она интимным жестом положила свою декоративную ручку на мою руку.
— Тим-спаситель, — проворковала она. — Герой Кальдера.
Избыток очарования по непонятной причине вызвал в моей памяти резко противоположный образ Джинни, и я мимолетно подумал, что обещание бывает более манящим, чем исполнение, и ребенок интереснее женщины.
Вскоре Кальдер собрал нас в гостиной своей хижины-переростка и занялся распределением напитков. Дисдэйл сообщил мне, что Сэнд-Кастл почти буквально спас его бизнес и метафорически — его жизнь, и мы дружно подняли тост за чудесного коня. Прибыли еще четыре гостя — супружеская пара с двумя двадцатилетними дочерьми, — и событие превратилось в обыкновенное приятное застолье, нетребовательное, незапоминающееся, когда слуга обносит стол хорошей едой и предлагаются сигары и кофе.
Кальдер в какой-то момент сказал, что на Новый год отправляется в Америку с коротким лекционным турне.
— К сожалению, — заметил он, — я буду читать лекции в оздоровительных клубах, а не знатокам лошадей. Американские тренеры скачек меня не признают. Или пока не признают. Но, впрочем, в Ньюмаркете прошло несколько лет, пока они решили, что я могу внести свою лепту.
Все посмеялись над скептицизмом Америки и Ньюмаркета. Кальдер сказал:
— Январь здесь обычно месяц тихий. Если я уеду, мы, разумеется, не примем ни одного нового пациента и мой старший помощник просто будет поддерживать заведенный режим, пока я не вернусь. Этот режим достаточно хорошо работает. — Он улыбнулся. — Если повезет, я немного покатаюсь на лыжах, и уж если быть честным, предвкушаю лыжи с гораздо большим удовольствием, чем болтовню.
Вскоре после трех все разъехались, и в быстро гаснущих сумерках я повел машину обратно в Лондон, размышляя, не хранят ли травы древности секреты, которые мы почти предумышленно забыли.
— Кофеин, — говорил Кальдер уже под конец, — это «встань-и-иди», чрезвычайно действенный стимулятор. Содержится, разумеется, в кофейных зернах, а еще в чае, какао, в напитке кола. Полезен при астме. Изумительно мощный тоник. Жизненно необходим после шока. Сейчас в Америке, скажу я вам, суют кофеин куда ни попало и занимаются извлечением его из всего, в чем он от природы содержится. С тем же успехом можно добывать из хлеба алкоголь.
— Но Кальдер, дорогой, — сказала Беттина, — в хлебе нет алкоголя!
Он добродушно повернулся к ней: она сидела справа от него.
— Хлеб, изготовленный на дрожжах, несомненно содержал алкоголь до того, как был испечен. Если вы смешиваете дрожжи с водой и сахаром, вы получаете алкоголь и двуокись углерода, а это и есть тот газ, что заставляет тесто подниматься. Пузырьки воздуха в выпечке пахнут вином... простая химия, моя дорогая, никакой магии. Хлеб — основа жизни, а алкоголь — ее радость.
Под шутки и звон бокалов я мог слушать Кальдера часами.
Рождественская вечеринка в доме Гордона Майклза была в какой-то мере отголоском прошлого, поскольку на ней большую часть времени присутствовала аптечная подруга Джудит, Пен Уорнер. Я смог узнать ее достаточно хорошо, и понравилась она мне очень сильно, что и входило, а может быть, и не входило в намерения Джудит. Так или иначе, наша дружба зародилась все в тот же сказочный аскотский день.
— Вы помните Блуждающего Огня? — спросила Пен. — На свой выигрыш я купила картину.
— А я свой бессовестно просадил.
— Серьезно? — Она оглядела меня с головы до ног и покачала головой.
— На вас не похоже.
— А что на меня похоже? — с любопытством спросил я, а она ответила, забавляясь:
— Разумная леность и скучная добродетель.
— Ничего подобного, — возмутился я.
— Ха-ха.
Она мне показалась не такой полной, как в Аскоте, но, возможно, ее фигуру просто изменила другая одежда. А в глазах ее была все та же печаль, и врожденное достоинство, и неожиданная искорка юмора. Очевидно было, что она провела двенадцать часов — а это был канун Рождества, — отмеряя пилюли людям, чьи недуги проявили невежество в выборе времени, и намеревалась вернуться туда в шесть утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82