Еще пива хочешь?
— Очень хочу, — усмехнулся Саймон и добавил: — Первый раз слышу, чтобы ты так много говорил.
— Это все из-за Билли. Не обращай внимания.
— Это будет не так-то просто сделать.
— Знаешь, какая странная вещь случилась? Я весь в синяках, но на лице у меня ни царапинки.
Саймон подумал, отпил пива и сказал:
— Если бы он тебя разукрасил, у него были бы неприятности.
— Скорее всего.
— Ты не расскажешь об этом Ярдману?
— Нет.
— А почему?
Я пожал плечами и сказал:
— Может, потому, что Ярдман ждал чего-нибудь такого. Он отнесся очень иронически к моей просьбе дать мне работу. Он, похоже, догадывался, что рано или поздно я столкнусь с Билли. А вчера он не сомневался, что Билли мне задаст. Он даже по-своему меня предупредил.
— Что ты станешь делать?
— Ничего.
— А если еще раз придется лететь вместе с Билли? Ведь такое вполне может случиться.
— Может. Но тут уж все зависит от него. Я ему сказал это открытым текстом. Я никому ничего не скажу, как не сказал вчера. Но спускать ему такое не собираюсь. Полезет — получит сдачи. И уж из-за него я с работы не уйду.
— А на вид ты такой тихий и кроткий. — Саймон криво улыбнулся, уставясь в опять опустевшую кружку. — Похоже, — добавил он меланхолично, почти печально, — что кое-кто в фирме Ярдмана сильно ошибся на твой счет, Генри.
Я пытался заставить его объяснить, что он имел в виду, но из этого ничего не вышло.
До четверга поездок не было, и в среду я отправился на скачки. Мне предложили выступить в скачке молодых лошадей, и на сей раз отказ мне стоил особых усилий.
— Не могу, — сказал я, сделав все, чтобы мой отказ не был сочтен за грубость. — Я имею право участвовать в пятидесяти профессиональных скачках за сезон, а мне еще предстоит выступать в Челтенхеме и Уитбреде. Если я буду выступать сейчас, придется отказаться от больших призов. Но все равно спасибо за приглашение.
Мой собеседник понимающе кивнул и поспешил на поиски кого-нибудь другого. С немалым неудовольствием я наблюдал через два часа, как его лошадь с большим отрывом выиграла скачку. Зато в виде утешения меня вскоре остановил грузный человек с проницательным лицом. Мы были знакомы весьма отдаленно, и я лишь знал, что это отец одного из неплохих жокеев-любителей. Отец и сын владели полудюжиной скаковых лошадей, которых они заявляли только в любительских скачках, добиваясь неприлично высоких результатов. Но в тот день мистер Текери, крупный фермер из Шропшира, выказывал признаки нерешительности и беспокойства.
— Послушайте, — начал он, с ходу беря быка за рога. — Я человек прямой. А потому спрашиваю: что бы вы сказали, если бы я предложил вам выступать на всех моих лошадях до конца сезона?
Я был очень удивлен и забормотал:
— Я, конечно, с удовольствием... Но что с Джулианом? Он не расшибся?
Мистер Текери покачал головой:
— Падать он не падал, но у него желтуха. И в сильной форме. Бедняга выбыл на несколько месяцев. У нас в этом году отличные лошади, и Джулиан не хочет, чтобы они из-за него простаивали без дела. Он и предложил вас.
— Очень любезно с его стороны, — отозвался я. — Я с удовольствием. Когда буду свободен.
— Вот и отлично. — Поколебавшись, он продолжил: — И еще один вопрос. Джулиан просил передать вам — как насчет десяти процентов от стоимости приза?
— Спасибо, — сказал я. — Десять процентов меня устраивают.
Текери улыбнулся. По его тяжелому лицу побежали морщинки, отчего он помолодел лет на десять.
— Честно говоря, это Джулиан настоял, — признался он. — Он сказал: Генри парень что надо, и я вижу, он прав. Джулиан сказал: Генри не пьет. Генри не треплет языком, делает свое дело хорошо и рассчитывает, что ему за это заплатят. Генри — профессионал в душе. Кстати, мне надо оплачивать ваши расходы?
— Нет, — сказал я. — Десяти процентов призовых сумм будет достаточно.
— Отлично. — Он протянул мне руку, и я ее пожал.
— Жаль, что Джулиан подхватил желтуху, — сказал я. Мистер Текери скривил губы:
— Джулиан сказал, что если вы выразите такое сожаление, согласившись на наше предложение, то проявите неискренность.
— Тонкая мысль, — отозвался я. — Тогда передайте ему вот что. Пусть поскорее встает с постели, садится в седло и получает рецидив.
* * *
На следующий день я вылетел в Нью-Йорк.
Вместе с Билли.
В наших отношениях был такой же мороз, какой стоял за окном авиалайнера. Ярдман, подумал я, не проявил рассудительности, отправив нас вдвоем в двухдневную командировку.
Холодный взгляд больших голубых глаз Билли портили синяки от моих ударов. Билли явно держался осторожнее, чем во время командировки во Францию. На сей раз он оставил примитивные подначки, но всякий раз, обращаясь ко мне, заканчивал фразу словами «лорд Грей», что звучало в его устах как оскорбление.
На сей раз он не бросился на меня с кулаками, но, когда я прикреплял трос, он уронил мне на руку железный брус. Я злобно посмотрел вверх, сжимая левой рукой ушибленные четыре пальца правой, и натолкнулся на его взгляд. Он смотрел на меня с вызовом и с насмешливым любопытством, интересуясь, как я на это отреагирую.
Если бы брус уронил кто-то другой, я решил бы, что это произошло случайно, но поскольку это сделал Билли, я не сомневался, что ни о какой случайности речи быть не может. Однако поездка только начиналась, да и груз был слишком ценным, чтобы рисковать им из-за личных амбиций, на что, похоже, Билли и рассчитывал.
Когда он увидел, что я не собираюсь предпринимать ответных шагов, по крайней мере сейчас, он довольно кивнул и с холодной улыбочкой стал прилаживать брус на место.
Погрузка закончилась, и самолет взлетел. На пальцах у меня чуть пониже ногтей проступили красные полосы, и боль давала о себе знать до самой Америки.
В этот раз мы везли сразу двенадцать лошадей, и, кроме нас с Билли, летели глухой конюх от Ярдмана и человек, сопровождавший одну определенную лошадь. Владельцы иногда посылали с трудными или особенно ценными лошадьми своих конюхов, и Тимми и Конкер объяснили мне, что таких помощников можно только приветствовать.
Эта лошадь путешествовала из Норвегии. Проведя ночь в Англии, она снова отправилась в путь. Конечным пунктом была Виргиния. Новый владелец оплатил дорогу норвежскому конюху, чтобы с его приобретением ничего не случилось. Покупка явно не стоила такой опеки, размышлял я, поглядывая на лошадь и проверяя ее соседку. Вялая кобылка со слабой шеей, с мохнатыми щетками, что заставляло заподозрить среди ее предков упряжных лошадей, да и угловатые коленки никак не указывали на резвость.
Норвежские лошади давно утратили славу лихих скакунов, хотя скачки как спорт изобрели именно викинги. Они расставляли всевозможные ценные предметы на разных расстояниях от места старта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Очень хочу, — усмехнулся Саймон и добавил: — Первый раз слышу, чтобы ты так много говорил.
— Это все из-за Билли. Не обращай внимания.
— Это будет не так-то просто сделать.
— Знаешь, какая странная вещь случилась? Я весь в синяках, но на лице у меня ни царапинки.
Саймон подумал, отпил пива и сказал:
— Если бы он тебя разукрасил, у него были бы неприятности.
— Скорее всего.
— Ты не расскажешь об этом Ярдману?
— Нет.
— А почему?
Я пожал плечами и сказал:
— Может, потому, что Ярдман ждал чего-нибудь такого. Он отнесся очень иронически к моей просьбе дать мне работу. Он, похоже, догадывался, что рано или поздно я столкнусь с Билли. А вчера он не сомневался, что Билли мне задаст. Он даже по-своему меня предупредил.
— Что ты станешь делать?
— Ничего.
— А если еще раз придется лететь вместе с Билли? Ведь такое вполне может случиться.
— Может. Но тут уж все зависит от него. Я ему сказал это открытым текстом. Я никому ничего не скажу, как не сказал вчера. Но спускать ему такое не собираюсь. Полезет — получит сдачи. И уж из-за него я с работы не уйду.
— А на вид ты такой тихий и кроткий. — Саймон криво улыбнулся, уставясь в опять опустевшую кружку. — Похоже, — добавил он меланхолично, почти печально, — что кое-кто в фирме Ярдмана сильно ошибся на твой счет, Генри.
Я пытался заставить его объяснить, что он имел в виду, но из этого ничего не вышло.
До четверга поездок не было, и в среду я отправился на скачки. Мне предложили выступить в скачке молодых лошадей, и на сей раз отказ мне стоил особых усилий.
— Не могу, — сказал я, сделав все, чтобы мой отказ не был сочтен за грубость. — Я имею право участвовать в пятидесяти профессиональных скачках за сезон, а мне еще предстоит выступать в Челтенхеме и Уитбреде. Если я буду выступать сейчас, придется отказаться от больших призов. Но все равно спасибо за приглашение.
Мой собеседник понимающе кивнул и поспешил на поиски кого-нибудь другого. С немалым неудовольствием я наблюдал через два часа, как его лошадь с большим отрывом выиграла скачку. Зато в виде утешения меня вскоре остановил грузный человек с проницательным лицом. Мы были знакомы весьма отдаленно, и я лишь знал, что это отец одного из неплохих жокеев-любителей. Отец и сын владели полудюжиной скаковых лошадей, которых они заявляли только в любительских скачках, добиваясь неприлично высоких результатов. Но в тот день мистер Текери, крупный фермер из Шропшира, выказывал признаки нерешительности и беспокойства.
— Послушайте, — начал он, с ходу беря быка за рога. — Я человек прямой. А потому спрашиваю: что бы вы сказали, если бы я предложил вам выступать на всех моих лошадях до конца сезона?
Я был очень удивлен и забормотал:
— Я, конечно, с удовольствием... Но что с Джулианом? Он не расшибся?
Мистер Текери покачал головой:
— Падать он не падал, но у него желтуха. И в сильной форме. Бедняга выбыл на несколько месяцев. У нас в этом году отличные лошади, и Джулиан не хочет, чтобы они из-за него простаивали без дела. Он и предложил вас.
— Очень любезно с его стороны, — отозвался я. — Я с удовольствием. Когда буду свободен.
— Вот и отлично. — Поколебавшись, он продолжил: — И еще один вопрос. Джулиан просил передать вам — как насчет десяти процентов от стоимости приза?
— Спасибо, — сказал я. — Десять процентов меня устраивают.
Текери улыбнулся. По его тяжелому лицу побежали морщинки, отчего он помолодел лет на десять.
— Честно говоря, это Джулиан настоял, — признался он. — Он сказал: Генри парень что надо, и я вижу, он прав. Джулиан сказал: Генри не пьет. Генри не треплет языком, делает свое дело хорошо и рассчитывает, что ему за это заплатят. Генри — профессионал в душе. Кстати, мне надо оплачивать ваши расходы?
— Нет, — сказал я. — Десяти процентов призовых сумм будет достаточно.
— Отлично. — Он протянул мне руку, и я ее пожал.
— Жаль, что Джулиан подхватил желтуху, — сказал я. Мистер Текери скривил губы:
— Джулиан сказал, что если вы выразите такое сожаление, согласившись на наше предложение, то проявите неискренность.
— Тонкая мысль, — отозвался я. — Тогда передайте ему вот что. Пусть поскорее встает с постели, садится в седло и получает рецидив.
* * *
На следующий день я вылетел в Нью-Йорк.
Вместе с Билли.
В наших отношениях был такой же мороз, какой стоял за окном авиалайнера. Ярдман, подумал я, не проявил рассудительности, отправив нас вдвоем в двухдневную командировку.
Холодный взгляд больших голубых глаз Билли портили синяки от моих ударов. Билли явно держался осторожнее, чем во время командировки во Францию. На сей раз он оставил примитивные подначки, но всякий раз, обращаясь ко мне, заканчивал фразу словами «лорд Грей», что звучало в его устах как оскорбление.
На сей раз он не бросился на меня с кулаками, но, когда я прикреплял трос, он уронил мне на руку железный брус. Я злобно посмотрел вверх, сжимая левой рукой ушибленные четыре пальца правой, и натолкнулся на его взгляд. Он смотрел на меня с вызовом и с насмешливым любопытством, интересуясь, как я на это отреагирую.
Если бы брус уронил кто-то другой, я решил бы, что это произошло случайно, но поскольку это сделал Билли, я не сомневался, что ни о какой случайности речи быть не может. Однако поездка только начиналась, да и груз был слишком ценным, чтобы рисковать им из-за личных амбиций, на что, похоже, Билли и рассчитывал.
Когда он увидел, что я не собираюсь предпринимать ответных шагов, по крайней мере сейчас, он довольно кивнул и с холодной улыбочкой стал прилаживать брус на место.
Погрузка закончилась, и самолет взлетел. На пальцах у меня чуть пониже ногтей проступили красные полосы, и боль давала о себе знать до самой Америки.
В этот раз мы везли сразу двенадцать лошадей, и, кроме нас с Билли, летели глухой конюх от Ярдмана и человек, сопровождавший одну определенную лошадь. Владельцы иногда посылали с трудными или особенно ценными лошадьми своих конюхов, и Тимми и Конкер объяснили мне, что таких помощников можно только приветствовать.
Эта лошадь путешествовала из Норвегии. Проведя ночь в Англии, она снова отправилась в путь. Конечным пунктом была Виргиния. Новый владелец оплатил дорогу норвежскому конюху, чтобы с его приобретением ничего не случилось. Покупка явно не стоила такой опеки, размышлял я, поглядывая на лошадь и проверяя ее соседку. Вялая кобылка со слабой шеей, с мохнатыми щетками, что заставляло заподозрить среди ее предков упряжных лошадей, да и угловатые коленки никак не указывали на резвость.
Норвежские лошади давно утратили славу лихих скакунов, хотя скачки как спорт изобрели именно викинги. Они расставляли всевозможные ценные предметы на разных расстояниях от места старта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61