— Это его лучшее выступление!
— Он любит лидировать.
— Выходит, что так. Раньше мы не пробовали пускать его вперед со старта.
Мистера Текери окружила стайка женщин. Они наперебой стали поздравлять его, а я, взяв седло, отправился в весовую. Надо было переодеться для следующей скачки. На сей раз владельцем моей лошади был старый Земляничный Лист. Он не преминул заметить, что мне не к лицу участвовать в скачках три недели спустя после смерти отца, но, к счастью, не заменил меня другим жокеем. Дело в том, что он предпочитал обходиться без услуг жокеев-профессионалов, если только имел возможность бесплатно шпынять сыновей своих знакомых. Багор был его лучшей лошадью, и удовольствие от победы на нем с лихвой окупило бы все упреки и оскорбления, которые я получил от Земляничного Листа за проигрыши на прочих его скакунах. К несчастью, в тот день на Багра нашлась управа в виде жеребца из Ирландии, обошедшего его на полкорпуса, и я получил обычный нагоняй. Старый Земляничный Лист не умел проигрывать.
В конце концов, челтенхемские скачки прошли успешно, размышлял я, переодеваясь. Первое, второе, четвертое место, одно падение и один раз без призового места. Причем четвертое место в Золотом кубке! Очень даже неплохой результат! Вряд ли мне скоро удастся его улучшить.
Летчики ждали меня на улице. Мы посмотрели вместе последнюю скачку, и я предложил довезти их на моей машине до вокзала, чтобы они не опоздали на лондонский поезд, который был последним.
Благодаря расчетам бортинженера они выиграли и пребывали в отличном настроении.
— Теперь я понял, почему ты так любишь скачки, — сказал Патрик. — Отличный вид спорта. Я еще приду.
— Отлично, — сказал я, притормозив у станции. — Значит, завтра увидимся.
— Первая остановка — Милан, — усмехнулся Патрик.
— А мы опять в Аравию, — грустно молвил Кайл, закрывая дверцу.
Они поблагодарили меня и двинулись к вокзалу. Перед моей машиной оказался пешеход, и, пока я ждал, когда он пройдет, до меня донеслись слова бортинженера:
— С-странное д-дело... Даже забываешь, что он лорд.
Я тревожно поглядел в их сторону. Патрик обернулся, увидел выражение моего лица, понял, что я услышал эту реплику, и рассмеялся. В ответ я иронически улыбнулся и уехал, размышляя о том, что я очень ценю таких людей, как он, в обществе которых можно забыть о своем происхождении.
Глава 10
Огонь не может гореть без воздуха. Оказавшись в замкнутом пространстве, он быстро гаснет. Случившееся напоминало огонь в запертой комнате. Ничего не случилось бы, если бы я не принялся разыскивать Саймона. Но я вышел на его след, и словно распахнулась дверь, отчего огонь вспыхнул с новой силой.
В пятницу, на следующий день после розыгрыша Золотого кубка, стояла отличная погода. Метеосводка, вывешенная на стене офиса фирмы Патрика, предвещала ясное небо над всей Европой и область высокого давления над Францией. В ближайшие двадцать четыре часа никаких изменений не предвиделось. Кто-то похлопал меня по плечу — и я увидел, что это Патрик. Он подошел и стал вчитываться в метеосводку из-за моей спины.
— Тихий, спокойный полет, — сказал он. — Не погода, а конфетка.
— Опять этот допотопный «ДС-4», — сказал я, выглядывая из окна на самолет, стоявший на площадке.
— Надежный старый автобус.
— И страшно неудобный.
— Ты скоро вступишь в авиационный профсоюз, — улыбнулся Патрик, — и начнешь отстаивать наши права.
— Пролетарии всех стран, соединяйтесь! — согласился я.
Он осмотрел меня снизу доверху и сказал:
— Ты мне напоминаешь Фанни Креддок.
— Это еще кто?
— Женщина на телевидении, она готовит разные блюда в вечернем платье.
— А! — Я окинул взглядом свой аккуратный черный костюм, черный галстук, белую рубашку. Рядом со мной стояла сумка, без которой я теперь не летал, в ней были черный свитер с высоким воротом, в котором я работал, и плечики для костюма. Аккуратность — въедливая привычка, с ней нельзя расстаться просто так, даже когда она не особенно уместна. — Но и ты не неряха, — отозвался я.
В синей с золотом форме Патрик выглядел весьма внушительно, и его обычно добродушное лицо излучало уверенность. Прекрасно действует на нервных пассажиров, размышлял я. Врожденное убеждение, что, если строго придерживаться правил, все будет в порядке. Роковое заблуждение.
— Восемь туда, восемь обратно? — спросил меня Патрик.
— Туда восемь, обратно четыре. Все матки.
— Вот-вот ожеребятся?
— Надеюсь, не в самое ближайшее время.
— Будем надеяться. — Он стал обсуждать план полета с кем-то из представителей фирмы. — Ты, наверное, надеешься, что мы в Милане заночуем, а? — снова обратился он ко мне.
— Ну да.
— Все в твоих руках.
— Как это?
— Погрузи лошадей, потом потеряй документы на первую. Помнишь, Кайл рассказывал, что, когда они стали заново выгружать и загружать лошадей, лететь уже было поздно.
— Гениальная идея, — рассмеялся я. — Так и поступим.
Отворилась дверь, на пороге возник Ярдман, а с ним ворвалась волна холодного воздуха, какой бывает только утром в половине седьмого.
— Все готово? — спросил он, излучая бодрую утреннюю деловитость.
— Лошадей пока нет, — мягко отозвался я. — Еще не приехали.
— Да? — Он затворил за собой дверь, пройдя в офис поставил свой портфель на пол и стал потирать худые руки. — Их должны были привезти в шесть. — Он нахмурился, поглядел на Патрика и спросил: — Вы с нами летите?
— Я.
— Что это будет за перелет?
— Погода отличная, — сказал Патрик. — Все должно пройти без осложнений.
— Отлично. — Ярдман удовлетворенно кивнул.
Он придвинул стул, сел, положил на колени и открыл портфель с сопроводительными документами, поскольку собирался сам проверить, все ли в них в порядке, а я лениво думал о Габриэлле, прислонясь к стене офиса.
Работа в нем шла обычным чередом, несмотря на раннее утро. Режим от девяти до пяти к этой фирме не имел никакого отношения. Как обычно, кто-то из летчиков отсыпался: один — на раскладушке за барьером, на который облокотился Патрик, второй — на составленных вместе низких буфетах, третий — просто под столом, за которым сидел Ярдман. Все они были завернуты в одеяло с головой и лежали так неподвижно, что поначалу даже не бросались в глаза. Их совершенно не тревожили приходы и уходы, телефонные звонки, стук пишущих машинок, и даже когда Ярдман нечаянно задел ногой спавшего под столом, тот не пошевелился.
За окном возник первый фургон. Он подкатил к стоявшему в ожидании груза самолету. Я отделился от стены, прогнал из головы Габриэллу и тронул Ярдмана за рукав.
— Они приехали, — объявил я.
Он оторвался от бумаг и взглянул в окно.
— Отлично, мой мальчик, вот список. С этими шестью полный порядок, их можно загружать. А вот с этими надо еще разобраться со страховкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Он любит лидировать.
— Выходит, что так. Раньше мы не пробовали пускать его вперед со старта.
Мистера Текери окружила стайка женщин. Они наперебой стали поздравлять его, а я, взяв седло, отправился в весовую. Надо было переодеться для следующей скачки. На сей раз владельцем моей лошади был старый Земляничный Лист. Он не преминул заметить, что мне не к лицу участвовать в скачках три недели спустя после смерти отца, но, к счастью, не заменил меня другим жокеем. Дело в том, что он предпочитал обходиться без услуг жокеев-профессионалов, если только имел возможность бесплатно шпынять сыновей своих знакомых. Багор был его лучшей лошадью, и удовольствие от победы на нем с лихвой окупило бы все упреки и оскорбления, которые я получил от Земляничного Листа за проигрыши на прочих его скакунах. К несчастью, в тот день на Багра нашлась управа в виде жеребца из Ирландии, обошедшего его на полкорпуса, и я получил обычный нагоняй. Старый Земляничный Лист не умел проигрывать.
В конце концов, челтенхемские скачки прошли успешно, размышлял я, переодеваясь. Первое, второе, четвертое место, одно падение и один раз без призового места. Причем четвертое место в Золотом кубке! Очень даже неплохой результат! Вряд ли мне скоро удастся его улучшить.
Летчики ждали меня на улице. Мы посмотрели вместе последнюю скачку, и я предложил довезти их на моей машине до вокзала, чтобы они не опоздали на лондонский поезд, который был последним.
Благодаря расчетам бортинженера они выиграли и пребывали в отличном настроении.
— Теперь я понял, почему ты так любишь скачки, — сказал Патрик. — Отличный вид спорта. Я еще приду.
— Отлично, — сказал я, притормозив у станции. — Значит, завтра увидимся.
— Первая остановка — Милан, — усмехнулся Патрик.
— А мы опять в Аравию, — грустно молвил Кайл, закрывая дверцу.
Они поблагодарили меня и двинулись к вокзалу. Перед моей машиной оказался пешеход, и, пока я ждал, когда он пройдет, до меня донеслись слова бортинженера:
— С-странное д-дело... Даже забываешь, что он лорд.
Я тревожно поглядел в их сторону. Патрик обернулся, увидел выражение моего лица, понял, что я услышал эту реплику, и рассмеялся. В ответ я иронически улыбнулся и уехал, размышляя о том, что я очень ценю таких людей, как он, в обществе которых можно забыть о своем происхождении.
Глава 10
Огонь не может гореть без воздуха. Оказавшись в замкнутом пространстве, он быстро гаснет. Случившееся напоминало огонь в запертой комнате. Ничего не случилось бы, если бы я не принялся разыскивать Саймона. Но я вышел на его след, и словно распахнулась дверь, отчего огонь вспыхнул с новой силой.
В пятницу, на следующий день после розыгрыша Золотого кубка, стояла отличная погода. Метеосводка, вывешенная на стене офиса фирмы Патрика, предвещала ясное небо над всей Европой и область высокого давления над Францией. В ближайшие двадцать четыре часа никаких изменений не предвиделось. Кто-то похлопал меня по плечу — и я увидел, что это Патрик. Он подошел и стал вчитываться в метеосводку из-за моей спины.
— Тихий, спокойный полет, — сказал он. — Не погода, а конфетка.
— Опять этот допотопный «ДС-4», — сказал я, выглядывая из окна на самолет, стоявший на площадке.
— Надежный старый автобус.
— И страшно неудобный.
— Ты скоро вступишь в авиационный профсоюз, — улыбнулся Патрик, — и начнешь отстаивать наши права.
— Пролетарии всех стран, соединяйтесь! — согласился я.
Он осмотрел меня снизу доверху и сказал:
— Ты мне напоминаешь Фанни Креддок.
— Это еще кто?
— Женщина на телевидении, она готовит разные блюда в вечернем платье.
— А! — Я окинул взглядом свой аккуратный черный костюм, черный галстук, белую рубашку. Рядом со мной стояла сумка, без которой я теперь не летал, в ней были черный свитер с высоким воротом, в котором я работал, и плечики для костюма. Аккуратность — въедливая привычка, с ней нельзя расстаться просто так, даже когда она не особенно уместна. — Но и ты не неряха, — отозвался я.
В синей с золотом форме Патрик выглядел весьма внушительно, и его обычно добродушное лицо излучало уверенность. Прекрасно действует на нервных пассажиров, размышлял я. Врожденное убеждение, что, если строго придерживаться правил, все будет в порядке. Роковое заблуждение.
— Восемь туда, восемь обратно? — спросил меня Патрик.
— Туда восемь, обратно четыре. Все матки.
— Вот-вот ожеребятся?
— Надеюсь, не в самое ближайшее время.
— Будем надеяться. — Он стал обсуждать план полета с кем-то из представителей фирмы. — Ты, наверное, надеешься, что мы в Милане заночуем, а? — снова обратился он ко мне.
— Ну да.
— Все в твоих руках.
— Как это?
— Погрузи лошадей, потом потеряй документы на первую. Помнишь, Кайл рассказывал, что, когда они стали заново выгружать и загружать лошадей, лететь уже было поздно.
— Гениальная идея, — рассмеялся я. — Так и поступим.
Отворилась дверь, на пороге возник Ярдман, а с ним ворвалась волна холодного воздуха, какой бывает только утром в половине седьмого.
— Все готово? — спросил он, излучая бодрую утреннюю деловитость.
— Лошадей пока нет, — мягко отозвался я. — Еще не приехали.
— Да? — Он затворил за собой дверь, пройдя в офис поставил свой портфель на пол и стал потирать худые руки. — Их должны были привезти в шесть. — Он нахмурился, поглядел на Патрика и спросил: — Вы с нами летите?
— Я.
— Что это будет за перелет?
— Погода отличная, — сказал Патрик. — Все должно пройти без осложнений.
— Отлично. — Ярдман удовлетворенно кивнул.
Он придвинул стул, сел, положил на колени и открыл портфель с сопроводительными документами, поскольку собирался сам проверить, все ли в них в порядке, а я лениво думал о Габриэлле, прислонясь к стене офиса.
Работа в нем шла обычным чередом, несмотря на раннее утро. Режим от девяти до пяти к этой фирме не имел никакого отношения. Как обычно, кто-то из летчиков отсыпался: один — на раскладушке за барьером, на который облокотился Патрик, второй — на составленных вместе низких буфетах, третий — просто под столом, за которым сидел Ярдман. Все они были завернуты в одеяло с головой и лежали так неподвижно, что поначалу даже не бросались в глаза. Их совершенно не тревожили приходы и уходы, телефонные звонки, стук пишущих машинок, и даже когда Ярдман нечаянно задел ногой спавшего под столом, тот не пошевелился.
За окном возник первый фургон. Он подкатил к стоявшему в ожидании груза самолету. Я отделился от стены, прогнал из головы Габриэллу и тронул Ярдмана за рукав.
— Они приехали, — объявил я.
Он оторвался от бумаг и взглянул в окно.
— Отлично, мой мальчик, вот список. С этими шестью полный порядок, их можно загружать. А вот с этими надо еще разобраться со страховкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61