— Понятия не имею, послание в бутылке, но что оно значит?
— В бумаге какие-то дырочки, — сообщила Габриэлла.
— Это от булавки.
— Нет, их гораздо больше. Смотри. — Она подняла бумажку. Красные печатные буквы бланка гласили: «АГЕНТСТВО ЯРДМАНА. ТРАНСПОРТИРОВКА ГРУЗОВ». Клочок был размером шесть дюймов на два. Я посмотрел его на свет.
Саймон наколол булавкой пять букв. «ЛЮДЕЙ». Меня обдало жаром.
— Что все это значит? — спросила Габриэлла.
— Посмотри, как он наколол буквы — получается: «АГЕНТСТВО ЯРДМАНА. ТРАНСПОРТИРОВКА ЛЮДЕЙ».
Моя интонация явно ее напугала. Она, похоже, что-то почувствовала.
— Но как все это понимать?
— У Саймона не было карандаша, — мрачно отозвался я, избегая объяснений. Только булавки в лацкане пиджака. Записка в бутылке, которую наконец выбросило волной на берег. — Надо подумать, — сказал я. — Надо все хорошенько вспомнить.
Мы уселись на пустые ящики, сваленные в углу двора. Я уставился на побеленную стену дома.
— Расскажи, в чем дело, — попросила Габриэлла. — У тебя такой вид...
— Билли... Билли устраивает дымовую завесу.
— Кто это такой?
— Конюх. Или, по крайней мере, прикидывается конюхом. Всякий раз, когда он летал, на борту был человек, который обратно не возвращался.
— Саймон? — недоверчиво протянула Габриэлла.
— Сейчас я не о Саймоне, хотя и с ним на борту был Билли. Люди, которые путешествовали под видом конюхов, назад не возвращались. Я не помню их лиц, потому что Билли делал все, чтобы у меня не было возможности с ними пообщаться.
— Что же он делал?
— Много чего. Оскорблял меня и... — Я замолчал, пытаясь припомнить этих попутчиков. — Первый раз, когда я летел с Билли, с нами был толстяк по имени Джон. По крайней мере, так мне его представили. От него не было никакого толку. Он понятия не имел, как обращаться с лошадьми. В тот день мы дважды летали во Францию. Похоже, Джон собирался остаться там уже после первого прилета. Я видел, как они горячо спорили с Билли, и тот, видно, заставил его слетать еще раз. Когда Джон согласился лететь обратно, Билли вылил пиво мне на ноги, чтобы я думал об этом, а не о Джоне. А во второй раз он и вовсе устроил со мной потасовку.
— Но кто был этот Джон?
— Понятия не имею, — покачал я головой.
— А остальные?
— Потом мы вместе летали в Нью-Йорк. С нами был конюх с какой-то норвежской лошадью-полукровкой. Он якобы не говорил по-английски. Официально он летел в Америку на две недели, но кто знает, сколько он там пробыл. В тот раз Билли уронил мне на руку железный брус, чтобы я думал об отбитых пальцах, а не о норвежцах.
— Ты в этом уверен? — нахмурилась Габриэлла.
— Ну да. Я и раньше думал, что Билли делает это не просто так, а с какой-то целью. Только я неправильно понял его цель. — Я помолчал и снова заговорил: — Как-то мы летели во Францию с человеком с большими пушистыми усами, а потом, недели через две, мы летели уже из Франции с человеком с такими же большими пушистыми усами. Усы были одни и те же, но вот люди, пожалуй, могли быть разными.
— А что тогда отмочил Билли?
— На пути туда вылил мне на голову сладкий кофе, и почти всю дорогу я отмывался в уборной. А на обратном пути он огрел меня цепью, и я большую часть пути просидел у бортинженера, чтобы избежать настоящей драки.
— Больше ничего не случилось? — спросила Габриэлла, грустно глядя на меня.
Я покачал головой:
— На прошлой неделе я летел в Нью-Йорк. Я заявил Ярдману, что, если Билли посмеет хоть пальцем меня тронуть, я тут же увольняюсь. Туда мы летели нормально. Но на обратном пути с нами летел человек, который явно не имел никакого отношения к лошадям. На нем была одежда для верховой езды, но он чувствовал себя в ней крайне неуютно. Я подумал, что он родственник кого-то из хозяев лошадей и просто решил бесплатно пересечь Атлантику. Но я мало с ним разговаривал, потому что почти всю дорогу в самолете проспал. Десять часов. Я редко так устаю, но я тогда решил, что это, возможно, потому, что за шесть дней я четвертый раз лечу через Атлантику.
— А может, тебе подсунули таблетку? — предположила Габриэлла.
— Не исключено. Вскоре после взлета Альф принес мне кофе. В одном из боксов был нервный жеребенок, и я пытался его успокоить. Не исключено...
— А кто такой Альф?
— Глухой конюх, который всегда летает с Билли.
— Так ты думаешь, тебе подложили в кофе снотворное?
— Все может быть. Я и потом все время хотел спать. Даже дома заснул в ванной.
— Все это очень серьезно, — сказала Габриэлла.
— И сегодня с нами чужой человек. Его тоже зовут Джон. Вроде бы я вижу его впервые, и все-таки... Я стал смотреть на него, пытаясь понять, где же мы могли встречаться. Но тут появился Билли и ударил меня по ноге. Я ответил ему тем же, но после этого перестал думать на эту тему.
— Ну а теперь что ты думаешь?
— Во-первых, у него странные для конюха руки. У конюхов руки грубые, обветренные — им приходится мыть лошадей в любую погоду и выполнять другую тяжелую работу. У него же руки гладкие, с хорошо подстриженными ногтями.
Габриэлла взяла меня за руку и провела пальчиками по тем местам, где стали образовываться мозоли после тоге, как я оставил канцелярскую работу.
— Значит, они вовсе не похожи на твои, да?
— Не похожи, но дело в другом. В выражении его лица. Я смотрел на него, как раз когда он вдруг проснулся. Я помню этот момент, несмотря на Билли. Меня поразило выражение его лица. Как бы тебе его описать... О! — воскликнул я, смеясь над собственной недогадливостью. — Ну конечно. Он учился в той же школе, что и я.
— Значит, вы знакомы? Вы знали друг друга по школе?
— Нет, он постарше. Он окончил ее лет на пять раньше меня. Но взгляд... Именно так смотрели ученики — не самые симпатичные, те, кто был свято убежден, что они подарок человечеству, а все остальные — на много ступеней ниже. Он из таких. И уж явно не конюх. Он держался так, словно его грубая одежда была оскорблением его достоинства.
— Но ты же не носишь одежду конюха, — возразила Габриэлла, — значит, и он мог одеться, как считал нужным. Это же необязательно.
— Не совсем так. Альф носит брюки для верховой езды, Билли — джинсы. Двое других конюхов, Тимми и Конкер, носят бриджи — в них удобно работать. Это своего рода форма. Никто не заподозрит неладное, если человек, прибывающий с партией лошадей, одет как конюх.
— Это верно.
— И с паспортами никакой мороки. Обрати внимание, как просто я к тебе сегодня вышел — через служебный выход. Если ты работаешь с авиакомпанией, то в аэропортах, особенно маленьких, к тебе не будет никаких придирок. В большинстве из них ты просто проходишь через грузовое отделение и на тебя никто не обращает никакого внимания. У американцев наибольшие строгости, но и они привыкли к нам.
— Но все-таки ваши паспорта проверяют, — возразила Габриэлла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61