Ни от соучастника во Франции, ни от кузена сообщений не оказалось. Лишь одно на синей бумаге, написанное черными, остроконечными буквами, носило личный характер. Письмо начиналось с обращения «Дорогой Саймон...», содержало благодарность за подарок ко дню рождения и было подписано: «Любящая тебя тетя Эдна». В углу был написан адрес: «Беркшир, Портерс-Грин, Ист-роуд, Гарден-Коттеджес, 3». Телефон указан не был.
* * *
Письменного стола в квартире не было. Саймон держал все свои бумаги и счета разложенными по папкам в верхнем ящике обшарпанного комода в спальне, но даже если там и были фамилия и адрес его кузена, я никак не мог их узнать. Рядом лежал свернутый в трубку и завернутый в коричневую бумагу номер «Хорс энд хаунд», готовый к отправке. Я взял упаковку и стал вертеть в руках. Адреса не было. Бумага была прочной, и, хотя я очень аккуратно работал перочинным ножом, когда разрезал упаковку, у нее был такой вид, словно ее жевал тигр. Я потряс журнал. Ничего не произошло. Лишь когда я стал просматривать его страницу за страницей, обнаружил деньги — пятифунтовые купюры, прикрепленные липкой лентой. Всего их было шестьдесят, причем старыми бумажками. Я снова свернул журнал в трубочку и спрятал его в ящик. Потом подобрал куски обертки и отнес их в мусорное ведро. Я представлял себе, как Саймон один-одинешенек сидит в гостиной, слушает проигрыватель и вечер за вечером вкладывает в журнал деньги, дабы обеспечить себе спокойную старость.
* * *
Портерс-Грин оказался большим поселком, раскинувшим свои щупальца в разные стороны. На окраинах вовсю шло строительство. Ист-роуд оказалась новой улицей, а Гарден-Коттеджес, номер 3 — одним из стандартных муниципальных домиков для престарелых. Домик номер 3 был еще сравнительно новым и чистеньким, но под окном на клумбе величиной с коврик для ванной ничего не росло. Дом был выкрашен в желтый цвет, занавески на окне были розовые, а на пороге стояла бутылка с молоком.
Я позвонил, занавески на окне зашевелились, и на меня глянули скорбные глаза на бледном лице. Старуха махнула рукой, как бы прогоняя меня, поэтому я еще раз позвонил.
Послышались шаги.
— Уходите, — сказала она, — мне ничего не нужно.
— Я не собираюсь ничего продавать, — поспешил успокоить ее я. — Я друг Саймона, вашего племянника Саймона Серла.
— Кто вы? Я вас не знаю.
— Я Генри Грей. Я работаю с Саймоном в фирме Ярдмана. Разрешите мне войти в дом. Отсюда очень трудно говорить, и ваши соседи начнут любопытствовать, что тут такое происходит.
Действительно, в окнах окружающих коттеджей уже показались головы, и это возымело эффект. Хозяйка отперла мне дверь и жестом пригласила войти.
Ее маленький домик был забит мебелью, которую она, похоже, перевезла сюда из прежнего, более просторного жилища, и все свободное пространство было забито бессмысленными безделушками массового производства. Ближе всего ко мне находилась черная шкатулка из ракушек с надписью: «Сувенир из Брайтона». Рядом с ней фарфоровый ослик нес корзиночки иммортелей. Стены были увешаны фотографиями, между которыми были деревянные таблички с выжженными пословицами. Первой мне бросилась в глаза: «Мотовство хуже, чем воровство», а потом я прочитал: «Береги пенсы, и фунты сберегут тебя».
Полная тетка Саймона вовсю скрипела корсетом и сипела носом. От нее пахло ментоловыми пастилками от кашля.
— Его здесь нет, — пояснила она. — Он вообще-то живет в Лондоне.
Помявшись, я стал рассказывать ей, как Саймон улетел в командировку и не вернулся.
— Я решил узнать, а вдруг он вам написал. Послал открытку или что-то в этом роде, — пояснил я.
— Напишет. Обязательно напишет, — тетка несколько раз кивнула. — Он всегда так поступает и непременно привозит мне какой-нибудь сувенир. Он очень заботливый племянник.
— Но пока вы от него ничего не получали?
— Не получала. Но скоро получу.
— Если получите, то дайте мне, пожалуйста, знать. А то он не поставил нас в известность, и мистер Ярдман собирается дать объявление о вакансии.
— О господи! — обеспокоенно воскликнула она. — Но с ним ничего не случилось?
— Думаю, что нет, но вы мне все-таки дайте знать.
— Конечно-конечно. Господи, что он задумал?
Я и сам хотел знать, что он задумал, и спросил, не знает ли она фамилию и адрес его кузена.
Она тотчас же удовлетворила мое любопытство:
— Это сын моей бедной покойной сестры. Но он человек с характером. У нас с ним сложные отношения, не то что с Саймоном. Саймон проводил у меня много времени в детстве, когда у меня был магазин в поселке. Он никогда не забывает про мой день рождения и всегда что-нибудь дарит. — Она гордо обвела взглядом свои владения. — У меня ведь только пенсия по старости, ну и кое-какие сбережения, и лишь Саймон меня не забывает. У меня есть еще две дочери, но одна вышла замуж и уехала в Канаду, а у другой и своих хлопот хватает. Последние три года Саймон дарил мне на день рождения по сто фунтов. Ну, что вы на это скажете?
«Просто великолепно. Триста фунтов денег налогоплательщиков. Метод Робин Гуда».
— Значит, вы мне дадите знать? — повторил я, поворачиваясь, чтобы уйти.
Она, скрипя корсетом, обогнала меня и открыла дверь на улицу. В прихожей висели другие таблички с потускневшими нравоучениями. «Подберешь булавку с пола — будешь ты богатым скоро, если ж на полу оставишь — жалким нищим, значит, станешь».
Вот откуда, выходит, у Саймона страсть к подбиранию булавок, подумал я. Это ему запомнилось с детства. Умирать в нищете он явно не хотел.
Кузен-соучастник имел ферму в Эссексе, недалеко от Кембриджского аэропорта, но до Гатвика далековато. Мне, впрочем, сразу стало ясно, что на его помощь рассчитывать не приходится.
— Ну да, — ворчал он, — ты, значит, тот самый сукин сын, что расстроил нам все дело? Вот что я тебе скажу: больше не суй свой нос, куда не просят, и держись от нас подальше. А где теперь Саймон, не твоего ума дело.
— Если, на ваш взгляд, мне следует обратиться в полицию, — кротко заметил я, — то мне, конечно, ничего другого не остается...
Его и без того красное лицо сделалось и совсем багровым. Крупный багроволицый человек в хаки и резиновых сапогах заполнял собой все пространство небольшого дворика. В нем боролись желание послать меня куда подальше и боязнь последствий, если я туда отправлюсь. В конце концов победило благоразумие.
— Ну ладно. Я не знаю, где он. Я не вру. Он не сказал мне, что едет, и я не знаю, когда он вернется.
Я уныло отправился домой в Бедфордшир. Величие старого дома постепенно надвигалось на меня, пока я медленно подъезжал к особняку по длинной аллее. История в камне. Родовое гнездо Креганов. Граф на графе. Жили тут с тех времен, когда один пират привез испанское золото королеве Бесс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
* * *
Письменного стола в квартире не было. Саймон держал все свои бумаги и счета разложенными по папкам в верхнем ящике обшарпанного комода в спальне, но даже если там и были фамилия и адрес его кузена, я никак не мог их узнать. Рядом лежал свернутый в трубку и завернутый в коричневую бумагу номер «Хорс энд хаунд», готовый к отправке. Я взял упаковку и стал вертеть в руках. Адреса не было. Бумага была прочной, и, хотя я очень аккуратно работал перочинным ножом, когда разрезал упаковку, у нее был такой вид, словно ее жевал тигр. Я потряс журнал. Ничего не произошло. Лишь когда я стал просматривать его страницу за страницей, обнаружил деньги — пятифунтовые купюры, прикрепленные липкой лентой. Всего их было шестьдесят, причем старыми бумажками. Я снова свернул журнал в трубочку и спрятал его в ящик. Потом подобрал куски обертки и отнес их в мусорное ведро. Я представлял себе, как Саймон один-одинешенек сидит в гостиной, слушает проигрыватель и вечер за вечером вкладывает в журнал деньги, дабы обеспечить себе спокойную старость.
* * *
Портерс-Грин оказался большим поселком, раскинувшим свои щупальца в разные стороны. На окраинах вовсю шло строительство. Ист-роуд оказалась новой улицей, а Гарден-Коттеджес, номер 3 — одним из стандартных муниципальных домиков для престарелых. Домик номер 3 был еще сравнительно новым и чистеньким, но под окном на клумбе величиной с коврик для ванной ничего не росло. Дом был выкрашен в желтый цвет, занавески на окне были розовые, а на пороге стояла бутылка с молоком.
Я позвонил, занавески на окне зашевелились, и на меня глянули скорбные глаза на бледном лице. Старуха махнула рукой, как бы прогоняя меня, поэтому я еще раз позвонил.
Послышались шаги.
— Уходите, — сказала она, — мне ничего не нужно.
— Я не собираюсь ничего продавать, — поспешил успокоить ее я. — Я друг Саймона, вашего племянника Саймона Серла.
— Кто вы? Я вас не знаю.
— Я Генри Грей. Я работаю с Саймоном в фирме Ярдмана. Разрешите мне войти в дом. Отсюда очень трудно говорить, и ваши соседи начнут любопытствовать, что тут такое происходит.
Действительно, в окнах окружающих коттеджей уже показались головы, и это возымело эффект. Хозяйка отперла мне дверь и жестом пригласила войти.
Ее маленький домик был забит мебелью, которую она, похоже, перевезла сюда из прежнего, более просторного жилища, и все свободное пространство было забито бессмысленными безделушками массового производства. Ближе всего ко мне находилась черная шкатулка из ракушек с надписью: «Сувенир из Брайтона». Рядом с ней фарфоровый ослик нес корзиночки иммортелей. Стены были увешаны фотографиями, между которыми были деревянные таблички с выжженными пословицами. Первой мне бросилась в глаза: «Мотовство хуже, чем воровство», а потом я прочитал: «Береги пенсы, и фунты сберегут тебя».
Полная тетка Саймона вовсю скрипела корсетом и сипела носом. От нее пахло ментоловыми пастилками от кашля.
— Его здесь нет, — пояснила она. — Он вообще-то живет в Лондоне.
Помявшись, я стал рассказывать ей, как Саймон улетел в командировку и не вернулся.
— Я решил узнать, а вдруг он вам написал. Послал открытку или что-то в этом роде, — пояснил я.
— Напишет. Обязательно напишет, — тетка несколько раз кивнула. — Он всегда так поступает и непременно привозит мне какой-нибудь сувенир. Он очень заботливый племянник.
— Но пока вы от него ничего не получали?
— Не получала. Но скоро получу.
— Если получите, то дайте мне, пожалуйста, знать. А то он не поставил нас в известность, и мистер Ярдман собирается дать объявление о вакансии.
— О господи! — обеспокоенно воскликнула она. — Но с ним ничего не случилось?
— Думаю, что нет, но вы мне все-таки дайте знать.
— Конечно-конечно. Господи, что он задумал?
Я и сам хотел знать, что он задумал, и спросил, не знает ли она фамилию и адрес его кузена.
Она тотчас же удовлетворила мое любопытство:
— Это сын моей бедной покойной сестры. Но он человек с характером. У нас с ним сложные отношения, не то что с Саймоном. Саймон проводил у меня много времени в детстве, когда у меня был магазин в поселке. Он никогда не забывает про мой день рождения и всегда что-нибудь дарит. — Она гордо обвела взглядом свои владения. — У меня ведь только пенсия по старости, ну и кое-какие сбережения, и лишь Саймон меня не забывает. У меня есть еще две дочери, но одна вышла замуж и уехала в Канаду, а у другой и своих хлопот хватает. Последние три года Саймон дарил мне на день рождения по сто фунтов. Ну, что вы на это скажете?
«Просто великолепно. Триста фунтов денег налогоплательщиков. Метод Робин Гуда».
— Значит, вы мне дадите знать? — повторил я, поворачиваясь, чтобы уйти.
Она, скрипя корсетом, обогнала меня и открыла дверь на улицу. В прихожей висели другие таблички с потускневшими нравоучениями. «Подберешь булавку с пола — будешь ты богатым скоро, если ж на полу оставишь — жалким нищим, значит, станешь».
Вот откуда, выходит, у Саймона страсть к подбиранию булавок, подумал я. Это ему запомнилось с детства. Умирать в нищете он явно не хотел.
Кузен-соучастник имел ферму в Эссексе, недалеко от Кембриджского аэропорта, но до Гатвика далековато. Мне, впрочем, сразу стало ясно, что на его помощь рассчитывать не приходится.
— Ну да, — ворчал он, — ты, значит, тот самый сукин сын, что расстроил нам все дело? Вот что я тебе скажу: больше не суй свой нос, куда не просят, и держись от нас подальше. А где теперь Саймон, не твоего ума дело.
— Если, на ваш взгляд, мне следует обратиться в полицию, — кротко заметил я, — то мне, конечно, ничего другого не остается...
Его и без того красное лицо сделалось и совсем багровым. Крупный багроволицый человек в хаки и резиновых сапогах заполнял собой все пространство небольшого дворика. В нем боролись желание послать меня куда подальше и боязнь последствий, если я туда отправлюсь. В конце концов победило благоразумие.
— Ну ладно. Я не знаю, где он. Я не вру. Он не сказал мне, что едет, и я не знаю, когда он вернется.
Я уныло отправился домой в Бедфордшир. Величие старого дома постепенно надвигалось на меня, пока я медленно подъезжал к особняку по длинной аллее. История в камне. Родовое гнездо Креганов. Граф на графе. Жили тут с тех времен, когда один пират привез испанское золото королеве Бесс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61